Tyrmä - Александр Михайлович Бруссуев Страница 4

Копать!

Запах разлагающихся тел выгнал жителей Холмогор и близлежащего Пертоминска из домов. А в концлагере все копали и копали могилы.

Тойво постарался принюхаться. Пахло камнем — и больше ничем. Также в свое время тянуло от подземного хода в Андрусово. Такой, наверно, запах должен быть и у бесконечности, потому что камень — это застывшее время.

Нет, Холмогоры, пусть там и концлагерь, отпадает. Да и Соловей-разбойник в другом месте промышлял. Ну, а место для ограничения свободы можно устроить где угодно. Что доходный, что казенный дом можно сделать также из чего угодно.

Даже из монастыря. Казенные кельи — те же каменные мешки за дубовыми дверями.

— Братцы, — с трудом проговорил Антикайнен. — Это Соловки?

— Соловки! — громко и даже весело ответили его соседи. — Добро пожаловать!

2. Сокамерники

Мика Макеев всегда относился к жизни просто. Вероятно, прожив большую часть своей жизни в деревне Кавайно Олонецкого района, по другому было нельзя. Их семья жила неплохо, также, как и другие соседские семьи. Запасы на зиму, насущная еда, работа, которая помогала выглядеть достойно перед лицом земляков — все это был сегодняшний день. Завтрашний день будет завтра, вот завтра о нем и подумаем.

Так было заведено, и это создавало определенную гармонию и радость в жизни. Чего там за будущее переживать, коль оно сто раз может измениться? Думаешь об одном, а получается совсем другое. Или вообще ничего не получается.

Мика помогал матери и сестрам по хозяйству. Потом, подросши, начал помогать отцу в его ремесле. И настал момент, когда старший Макеев — Федор, сказал:

— Ну, ты уже сам можешь работу работать. Хорошо у тебя получается.

Это означало, что профессия бондаря-плотника у сына теперь в руках. Если голова против рук не пойдет, то копеечка в карман обязательно перепадет. И не одна, и даже не рубль, а гораздо больше. Мастеровые люди — это ценное качество общества, где таковые, как правило, и проживают.

Пришло время Мике задуматься о своей собственной семье. Время это пришло аккуратно в 18 лет.

Мировая война затухала, новая Россия зарождалась, Ленин сидел в столице и руководил своими коллегами. Ну, а те, в свою очередь, руководили народом. Стоял на дворе 1920 год. Еда была главным богатством.

— Пойду я, тятя, в Олонец работу искать, — сказал тогда Мика. — А то без работы жениться нельзя.

— Правильно, — согласился Федор. — Без работы за тебя никто и не пойдет. Ступай, сынок, да нас с маманей не забывай. Сестер и братьев — тоже.

Время было неспокойное, «племенные войны» следовали одна за другой. Трудно было жить в Олонце, приходилось по окрестным деревням заработок искать.

Мика работал, не покладая рук. Однако к женитьбе от этого ближе не стал. Во-первых, было не на ком — потому что свободное время, для того, чтобы осмотреться, отсутствовало напрочь. Во-вторых, все деньги так и тратились на еду, орудия труда и частые переезды.

Нет, случались, конечно, легкомысленные знакомства с легкомысленными дамами. Но у тех помимо легкомысленности было еще одно качество, которое с женитьбой как-то не стыковалось. Это качество называлось «возраст». И ни Мика, ни дамы даже не помышляли о каких-то обязательствах.

— Шел бы ты, паря, на железную дорогу работать, — сказал ему как-то один коллега по ремеслу. — Им там теперь всюду сторожки надо ставить, вокзалы, пакгаузы. Нормированный рабочий день, питание и все такое.

— Ай, пойду! — сказал Мика, и ушел к Лодейному Полю, несмотря на еще одну разгоревшуюся «племенную войну».

Было ему уже девятнадцать лет, мир вокруг перестал блистать в розовых цветах.

Действительно, на работу он устроился и даже успел привыкнуть к дымящим поездам, с воем проносящимся мимо. Это когда идешь вдоль железнодорожных путей, удовлетворенный сам собой.

Но ходить долго не получилось.

С одного поезда, почему-то стоящего на путях без движения, выскочили четверо солдат, вооруженные винтовками, и споро побежали к Мике.

— Эй, — кричали они хором. — Погоди!

И он, дурья башка, остановился, хотя ни черта не разбирал по-русски.

Когда бондарь-плотник, востребованный на железнодорожном переезде возле станции Лодейное Поле, решил, что лучше удрать, удрать уже не получалось. Прикладом в грудь его сбили с ног, отчего воздух для дыхания тотчас кончился, но незамедлительно несколько мощных ударов ногами в живот волшебным образом утерянную, было, способность восстановили вновь. Мика вздохнул и попытался как-нибудь извернуться, но когда винтовкой бьют по голове, изворачиваться становится никак — наступает тьма.

Потом, конечно, тьма отступила, вытесненная пульсирующей болью в голове и непульсирующей — в остальном теле. Он пошевелился и сделал очень смелое предположение: раз руки-ноги шевелятся — значит, кости не сломаны, а мягкие ткани поболят-поболят, да и перестанут. Вот только голову надо вылечить иначе ей очень трудно придется есть. В смысле — кушать. Голова — очень важный орган человеческого организма, чтобы обедать, завтракать и даже ужинать. Такая, блин, организация жизнеобеспечения.

Вдруг, Мика осознал, что вокруг него, а, точнее, под ним методично и размеренно раздаются звуки «ту-дых, ту-дых». «Поезд едет, рельсы гнутся, под мостом попы дерутся».

Он никогда не ездил по железной дороге. Даже на ремонтной дрезине ни разу не гонял. Но тут, сопоставив все факты — его нечаянную близость от какого-то поезда, звуки и легкое покачивание из стороны в сторону — в больную голову прокралась мысль: «Я нахожусь не там, где должен быть».

— Эй, — сказал он.

— А! — ответили ему тотчас же. — Михаил фон Зюдофф очнуться изволили.

Говорили по-русски, поэтому ни черта не понятно. Разве только имя.

— Меня зовут Макеев Михаил Федорович. Я работаю плотником на железной дороге.

Он бы с радостью показал свои документы, да ничего с собой, по обыкновению, на работу не взял. Разве что талоны на питание в деповской столовой. Ну, да там фамилии не пишутся.

Ну, а солдатам из арестантского караула, сопровождавшего первых «ласточек» в новую тюрьму для особых и опасных контрреволюционеров, было в принципе все равно. Важно было только одно: чтобы количество голов, загруженных в вагон, равнялось количеству голов позднее из него выгруженных. Таков закон чисел — почти арифметика.

Кто недоглядел, как этот офицерик фон Зюдофф удрал из-под надзора — было по большому счету уже не важно. Подвернулся на стоянке на переезде молодой карел — вот тебе и восстановление равновесия. А по фамилии все равно никто не проверяет — проверяют по головам. Арифметика!

Поэтому когда спустя трое суток Мику втолкнули в мрачную келью пустынного Соловецкого монастыря, он