Уильям Гибсон - Периферийные устройства Страница 40

Ему представилось, как Анни Курреж сажают в какую-то правительственную авиамашину и мчат к мобилю над океаном. Все ее планы стремительно поменялись по воле Лоубир. Лоубир не просто офицер Лонпола. Люди таких лет не бывают «просто» кем-то. Недертон глянул на отблески огня в сдувшемся вымышленном аэростате и впервые заметил, что они имеют очертания человеческих фигур. Пленные электрические души? Кто придумывает такое жуткое оформление?

Он допил виски. Пора звонить Даэдре. Но прежде он закажет еще порцию.

55. Очень сложно

С закрытыми глазами она не узнала стук дождя по гермопене – ровное повторяющееся чмоканье. Открыв глаза, увидела полимер с утопленными в нем светодиодами.

– Ты уже с нами? – спросил замшерифа Томми Константайн.

Флинн повернула голову так быстро, что чуть не уронила белую корону, еле успела поймать ее двумя руками.

Он сидел подле кровати, лицом к Флинн, на старом металлическом табурете. Черная форменная куртка блестела каплями дождя. Серую фетровую шляпу Томми держал на коленях, благо штаны были с непромокаемой пропиткой.

– Томми, – сказала Флинн.

– Я самый.

– Давно ты здесь?

– На твоем участке – с час. Здесь – минуты две. Эдвард ушел в дом за сэндвичем. Не хотел идти, но он не ел с двенадцати, и я сказал, что в голодухе чести нет.

– Зачем ты приехал?

– Как-то в ваших краях часто стали убивать.

– Кого убили?

– Теперь уже прямо на вашем участке. Там, в лесу. – Томми показал рукой.

– Кого?

– Двоих. Оба молодые ребята. Твой брат считает, что вроде него или, по крайней мере, вроде его компании. Которая каждую ночь, сутки за сутками, а сейчас вот под проливным дождем проводит дроновские соревнования с командой из соседнего округа, во что верится все труднее и труднее. Бертон думает, убитые служили в армии операторами. Они запросто прошли по территории, за которой наблюдали дроны, и проникли бы в дом, если бы рядом не дежурил кто-то – я так полагаю, Карлос и Райс – с винтовками, по старинке.

Флинн, держа корону на коленях, свесила необутые ноги на полимерный пол. Вот совпадение: они с Томми сидят друг напротив друга и каждый держит идиотский головной убор. И еще она пожалела, что не намазала губы блеском.

– Что произошло?

– Они мне не говорят.

– Кто «они»?

– Бертон и остальные. Я думаю, примерно так: Карлос и Райс в инфракрасных очках заметили тех двух ребят в таких же очках и застрелили обоих.

– Черт, – сказала Флинн.

– Вот и я так подумал, когда мне позвонили.

– Бертон?

– Шериф Джекман. Которому, как я догадываюсь, позвонил твой брат. И который для начала разговора напомнил о новых правилах игры.

– Что за правила?

– Что я здесь в неофициальном качестве.

– То есть?

– Я здесь, чтобы помочь Бертону. И тебе, наверное, хотя тебя Джекман не упомянул.

Она взглянула на Томми, не зная, что ответить.

– Почему, если не секрет, ты спала тут, если спала, под каким-то сахарным пирожным? И что – именно это я в последнее время хочу у всех спросить – за ерунда тут творится?

– Тут? – Собственный голос показался Флинн ужасно глупым.

– Тут, в городе, с Джекманом, с Корбеллом Пиккетом, в Клэнтоне, в Законодательном собрании…

– Томми… – начала она и осеклась.

– Да?

– Все очень сложно.

– Вы с Бертоном лепите какие-то наркотики?

– А ты, сколько мы знакомы, работаешь на Корбелла Пиккета?

Томми наклонил шляпу, сливая с обтянутых полиэтиленом полей дождевую воду.

– Ни разу не видел его в глаза. Ничего не делал для него до сегодняшнего дня. Джекман переизбирается благодаря ему и довольно ясно дает понять, что Корбелла касается, а что нет. И я стараюсь, насколько могу в таких условиях, поддерживать в округе порядок. Поскольку кто-то должен этим заниматься. А если мы в один прекрасный день обнаружим, что Корбелл и вся наркоэкономика отправились в лучший мир, то через несколько недель людям здесь станет нечего есть. Так что тут тоже все сложно и печально, на мой взгляд, но так обстоят дела. Как насчет вас?

– Мы не лепилы.

– Главный приток денег в округ изменился, Флинн, изменился в одночасье. Твой брат платит Корбеллу, чтобы тот давил на шерифа и Законодательное собрание. Довольно долго источник больших доходов тут был только один. Так что извини, если я сделал поспешные выводы.

– Я не стала бы лгать тебе, Томми.

Он глянул на нее, склонил голову набок:

– О’кей.

– Бертона наняла охранная фирма в Колумбии. Тамошние люди говорят, что работают на игровую компанию. Ему поручили управлять квадрокоптером, насколько он понял, в игре.

Томми теперь смотрел иначе, но не так, будто считал ее сумасшедшей. Пока, по крайней мере.

– Я его подменяла, когда он был в Дэвисвилле. Так что теперь мы оба работаем на этих чуваков. У них есть деньги.

– И видать, много, если Корбелл Пиккет танцует перед ними на задних лапках.

– Да, знаю. Очень мутная история, Томми. Лучше, если позволишь, я не буду тебе все сразу объяснять.

– Те четверо в машине?

– Кто-то влип. В охранной фирме. Я случайно видела кое-что, и я – единственная свидетельница.

– Можно спросить что?

– Убийство. Тот, кто послал тех ребят, хотел убрать Бертона, потому что думал, я – это он. И наверное, всю нашу семью, на случай если он кому-нибудь рассказал.

– Поэтому теперь у вас над домом дроны и ребята дежурят в лесу.

– Да.

– А сегодняшние двое?

– Наверное, примерно та же история.

– Откуда приходят деньги?

– От колумбийской фирмы. Им надо, чтобы я опознала убийцу или, по крайней мере, сообщника. А я его видела и знаю, что он виноват.

– В игре, ты сказала?

– Слишком сложно объяснить. Ты мне веришь?

– Наверное. Деньги такие, что за ними стоит что-то недоморощенное. – Томми тихонько побарабанил пальцами по полиэтиленовому чехлу на шляпе. – Так под чем ты спала? – Он поднял бровь. – Косметический прибор?

– Пользовательский интерфейс. Бесконтактный. – Флинн подняла корону, чтобы Томми было виднее, потом аккуратно, вместе с проводами, положила на постель.

– Летаешь? – спросил Томми.

– Хожу. Это как другое тело. Я не спала. Телеприсутствовала в другом месте. Когда это делаешь, то отделяешься от своего тела, так что не можешь ему повредить.

– С тобой все хорошо, Флинн?

– В каком смысле?

– Ты очень уж спокойно рассказываешь.

– Похоже на бред?

– Есть отчасти.

– Все еще бредовее на самом деле. Но если я начну сходить с ума по поводу того, какой это бред, то будет вообще писец. – Она пожала плечами.

– «Легкий Лед».

– Кто тебе рассказал?

– Бертон. Вообще тебе подходит, – улыбнулся Томми.

– То были просто игры.

– А теперь нет?

– Деньги реальные, Томми. Пока.

– И твой двоюродный брат выиграл в лотерею.

Флинн решила не отвечать.

– Встречалась как-нибудь с Корбеллом Пиккетом? – спросил Томми.

– Не видела его с тех пор, как он разъезжал с мэром на рождественских парадах.

– Я тоже лично не видел. – Томми поднял руку и глянул на часы, наверное, еще дедушкины, старинные, показывающие только время. – Но мы оба сейчас увидим. В доме.

– Кто сказал?

– Бертон. Хотя, как я понимаю, инициатива исходит от мистера Корбелла Пиккета.

И он старательно, обеими руками, надел шляпу.

56. Свет в ее голосовой почте

Все происходило без сознательных усилий, в идеальном для него режиме. Язык, развязанный превосходным виски, сам собой нашел ламинат на нёбе. Появилась незнакомая эмблема – туго свернутая спираль, какая-то этническая черная вышивка. Видимо, с намеком на круговое течение. Значит, мусорщики стали частью того нарратива, в который со временем превратится нынешняя кожа Даэдры.

На третьем гудке эмблема поглотила все. Недертон был в огромном терминале, сером и гранитном, под исчезающе высоким потолком.

– Будьте добры представиться, – произнес голос невидимой молодой англичанки.

– Уилф Недертон. Могу я поговорить с Даэдрой?

Он глянул на свой столик, на бар, на пустой стакан. Алюминиевый пол вокруг столика был теперь с ювелирной точностью вмонтирован в гранитный пол Даэдры: демаркатором служил вуалирующий механизм клуба. Теперь Недертон не видел ни бара, ни митикоид, а значит, не мог заказать еще порцию.

По длине уходящего вдаль зала, словно упражнение на линейную перспективу, стояли прямоугольные пилоны, а на них, на уровне глаз, – знакомые миниатюры ее хирургически содранных кож между двумя стеклами. Типичное бахвальство: на сегодня она вырастила всего шестнадцать экспонатов, и, значит, здесь стояли по большей части дубликаты. Бледный, будто зимний, свет пробивался через невидимые окна. Слышался звук, такой же неопределенный, как освещение, и настолько же неприятный. Намек ясен. Приемная для нежеланных гостей.

– Отлично, – сказал он и услышал, как слово эхом отразилось от гранитных стен.