Ант Скаландис - Катализ Страница 44

— А рычаги управления? Какие будут рычаги?

— Именно — какие? — сказал он. — Вам и решать, ребята. И уж постарайтесь, чтобы это были не только тюрьмы и казни. Стимулы нужны, понимаете, стимулы. Ладно, поехали дальше.

И мы ехали дальше.

Производство. Сводится к изготовлению конкретных образцов изделий и размножению их с помощью сибров.

Торговля. Превращается просто в снабжение. Необходимо продумать четкую систему распределения всех материальных благ.

Экология. Нет больше проблемы загрязнения окружающей среды. Есть проблема соблюдения экологического баланса. С сибровой техникой недолго сожрать всю атмосферу над планетой.

Строительство. Без серьезных изменений, если не считать неограниченный выбор материалов и всевозможную модернизацию технологии.

Транспорт, связь, освоение космоса. Масса потрясающих новинок. И тут же проблема ограничения числа единиц личного транспорта. Иначе — возможны неконтролируемые потоки машин, яхт, летательных аппаратов.

Здравоохранение, спорт. Грандиозные перспективы. Ничего пугающего. Вижу только плюсы.

Культура, досуг, массовая информация. Ничего нельзя сказать наверняка. Влияние сибров на эти наиболее мобильные области человеческой деятельности будет многообразно.

Наука. Огромное число новых направлений. И вместе с тем — резкое уменьшение числа лиц, занятых околонаучной работой. Наряду с революцией в производстве это усугубит и без того чудовищную безработицу.

Занятость. Вот главная и, быть может, неразрешимая задача.

Образование, воспитание, мораль. Проблемы, сравнимые с проблемой занятости, да и связанные с нею неразрывно.

— Представьте, — говорил он, все станет доступно. Пьянство, наркомания, насилие, порнография, убийства под видом копирования… Вы об этом подумали?

Он не знал, что здесь мы далеко обогнали его скороспелые испуганные мысли. Мы подумали уже и о массовых психозах, и о повальной некрофилии, и о неизбежном каннибализме, и о детской преступности… О чем мы только не думали!

— Мы готовы ко всему этому и ко многому другому, — слегка рисуясь, сказала Ленка. — Мы мало думали о власти, но хорошо помнили о правопорядке. Усилием эти органы — заодно и частичное решение проблемы занятости.

— Врачи, учителя, воспитатели — их понадобится очень много, — добавил я, — это все к той же проблеме.

— Ладно, ребята, — улыбнулся Валеркин дядя, — меня-то вы не убеждайте. Вам по каждому вопросу дадут отдельного специалиста. А, что касается вопросов международных, про них я намеренно не говорю. Простите, не по моей части. Но если вкратце, то разоружение, безусловно, штука хорошая, но как? И против международного распространения сибров лично я тоже ничего не имею. Но опять же — как? Границы, нации, политические системы, конвенции, соглашения, споры, распри… Содом и Гоморра. Вавилонское столпотворение. Конец света. А в общем дерзайте, ребята. Желаю успеха.

— Да, — вспомнил он, — штуковину эту оставьте мне, чтобы было с чем идти наверх. А то ведь, знаете, меня тоже в психушку отправить можно. Так я беру? Возражений нет? И вот еще что. Надеюсь, вы собираетесь сдаваться властям все вчетвером?

— Разумеется.

— Это правильно. Но вернемся к началу. Вы не сказали, сколько человек в курсе, а это опасная игра. Можете не мне и не сейчас рассказывать о своих сообщниках. Но тем, кто будет изучать вас и ваши сибры, рекомендую рассказать все. Потому что — повторяю — искать будут всех. К чему лишние неприятности вашим родственникам и друзьям. Не взваливайте на них ответственность. Это мой вам добрый совет. И кстати, подумайте еще раз, стоит ли диктовать условия. Эти ваши спрятанные сибры — страшная штука, для вас — в первую очередь. Может, лучше по-хорошему? А, ребята? Думайте. У вас еще есть время.

Валеркин дядя поднялся, и мы почувствовали, что разговор окончен. Я только успел спросить:

— Николай Степаныч, а все-таки, как вы считаете, нужны людям сибры?

— А разве вас интересует мое мнение?

— Интересует, — сказал я, и это была правда.

— Ну, если вам и впрямь интересно, так знайте: я бы на вашем месте уничтожил эту машинку, не сделав для себя и пары башмаков. Счастливо, ребята. Вам — жить. А мы уже, наверное, старики.

Валерка не удивился нашему столь долгому разговору. Он спал на диванчике в гостиной, и мы даже не стали его будить и вышли на улицу. Шел дождь.

Мы поехали ночевать к моим родителям. Мне хотелось рассказать им обо всем, вернее почти обо всем. Терять было нечего: либо я сумею их защитить от всех неприятностей, либо не сумею, но от их осведомленности это никак не зависело. а им спокойнее будет знать и знать от меня. Наконец, просто хотелось попрощаться. На всякий случай. И, разумеется, не вслух. Альтер тоже мечтал повидать стариков, но мы решили, что это для них будет слишком.

А у родителей было хорошо. Уютно. Даже не хотелось нарушать гармонию этого уюта. Быть может, поэтому, не решаясь сразу сказать всей правды и зная, как любит отец пофилософствовать, я предложил ему все наши новости под видом прочитанного мною фантастического романа. Получилось интересно. Даже мама включилась в обсуждение. И я спросил:

— А вы бы хотели, чтобы такое случилось на самом деле?

Отец задумался. И мама опередила его:

— Нет, не хотела бы. Страшная это была бы штука в нашем-то мире. Не верю я автору. У него, говоришь, все хорошо в итоге получилось? Не верю.

— А я бы пожалуй все-таки хотел, — возразил отец. — потому что интересно. Хотя проблем, конечно, появилось бы изрядно. А что, их сейчас мало?

И тогда я поставил на стол сибр. И признался, что главный герой этого романа — я.

Конечно, мы так и не ложились в ту ночь. Несколько раз ставили чайник. Мама, наплакавшись, уснула в кресле. Отец пил лекарства. Даже Ленка, это апельсиновое чудовище, и то под утро стала клевать носом у меня на плече. А разговорам и всяким фокусам все не видно было конца.

Одна мысль, высказанная отцом, запомнилась особо:

— Ты никогда не обращал внимания, Витя, что в массе своей люди нелюбопытны. Их любопытство по преимуществу прагматично. И, когда они получат все, что хотят, их интерес к миру угаснет, совсем угаснет. Вот что, должно быть, самое тревожное.

А за окном всю ночь, то затихая, то вновь расходясь, шумел сентябрьский дождь. Он прекратился утром, когда мы сели с Ленкой в такси и уехали к себе в Бирюлево. Ленкины родители работали в то время в Монголии, и таким образом наши дела в старом мире, которому мы теперь уже окончательно подписали смертный приговор, были полностью завершены.

Пансионат

Никакой утопии не получится — загребут его военные, вот и вся утопия. Сделают секретный институт, всех этих суперов туда свезут, поставят часового, вот и все…

Дом стоял на берегу реки. Какой реки — я так и не узнал. Когда появилась возможность, было уже не интересно. А доставляли нас туда всякий раз на вертолете с молочными стеклами. И только по длительности (минут 20) полета я понял, что это ближнее Подмосковье. Дом стоял над красивейшим обрывом, и по ту сторону реки, за зеленым пушистым шарфиком прибрежных ив, тянулись бескрайние луга, на горизонте голубел лес. И никаких следов цивилизации. Изумительное место.

Это было нечто вроде шикарного дома отдыха на базе расположенного тут же, но только под землей, секретного института. Институт имел все мыслимые и немыслимые удобства внутри здания, а также: подогреваемый бассейн под открытым небом, лужайку с волейбольной разметкой, корты, регулярный французский парк, вертолетную площадку, причал с яхтами, серфинг и даже конюшню с породистыми жеребцами. Теперь все это стало Всесоюзным центром сибрологии — ВЦС, но в обиходе у сотрудников бытовало иное название, укоренившееся, видно, еще с прежних времен — Пансионат.

А однажды, гуляя по лесу вокруг Пансионата, мы наткнулись на высокий забор из колючей проволоки. Стояки были загнуты, по счастью наружу. «Главное отличие секретного института от концлагеря», — подумалось в шутку. Но стало грустно. Охраняли нас. Охраняли сибры. Охраняли Апельсин. Но охраняли допотопными, дремучими методами, против которых Апельсин восставал самой своей сутью. Вот только возможны ли другие методы?

Вообще нам была предоставлена почти полная свобода ддействий. Мы были не в зоопарке — мы были в заповеднике, нас наблюдали в условиях, максимально приближенных к естественным. И слежку оформили с необычайным изяществом. Мы не видели ни одного «дятла». В Пансионате были специалисты самого высочайшего класса — их невозможно было увидеть. Мы только ощущали их присутствие по какой-то жуткой напряженности, висевшей в воздухе постоянно, по странной настороженности во взглядах всех сотрудников ВЦС. И эта напряженность, эта настороженность исчезала лишь после двух-трех рюмок чего-нибудь крепкого. И еще — во время ночей любви. И еще — во время увлекательных дискуссий. И еще — во время спортивных занятий. Словом не так уж плохо жилось нам в Пансионате. Подслушивающие устройства, если и были, то в стенах, исполненные по высшему разряду. Я собственноручно излазил наш шикарный номер вдоль и поперек и не нашел ничего подозрительного. Следящие камеры, если и были, то где-нибудь глубоко в листве или настолько миниатюрные, что, не зная, как они выглядят, найти их было невозможно. К чему скрывать, нам, конечно, льстило это сверхсовременное шпионское оборудование.