Жанна Пояркова - Фрагментация памяти Страница 5

Мелкий торговал тут с незапамятных времен. Еще с тех, когда искусственные глаза казались диковинкой. Он был прав: Тиа-сити загнивал, пытаясь спорить с природой и проигрывая, а уж для геймеров, которые часто теряли глаза из-за постоянного погружения в Сеть, неудачного удара на дуэли или сотни других причин, имплантанты были отличным выходом. Но юркий Мартин продавал собранную на коленках поделку, и это сразу выяснялось на визите к хирургу, который должен был их поставить. Я видел обанкротившихся дураков с дырами вместо глаз, которые бродили и пытались восстановить справедливость, пока не успокаивались в заброшенном переулке.

Около подземки накидывалась реклама — экраны, строки, голографические образы, каждый из которых манил что-нибудь купить. Большая часть звала подключиться к Среде, раскошелиться на лицензионный ключ, усовершенствованные датчики и, конечно, новую вилку для геймеров, выпущенную корпорацией. Сложная электроника, работающая с импульсами в мозгу. Я не доверял таким штучкам — наверняка умники из корпорации вставили туда гипнокод, как это уже было с несколькими играми. Рядом с колоннами, поддерживающими козырек станции, крутилась шушера, торгующая с рук. Неформалы собирали на крэк, гордо демонстрируя хитро шрамированные тела или проколотые железными штырями руки туристам, которые выходили из провала подземки, желая потаращиться на жизнь трущоб. Их сразу можно было отличать от других, как бы те не одевались.

Ларьки с жирными сосисками, кабинки доступа в Сеть, проститутки, дилеры, несколько охранников с ног до головы в броне. Здесь же сновали вездесущие сектанты всех мастей — члены церкви Реи, несколько худощавых шэо — пророков сетевых событий, Дети Икара, блестящие металлом психи из Кибернетического Единства, сидящие на игле последователи «Дороги в нирвану», а еще — байкеры и просто издыхающие нищие, пришедшие сюда в надежде на чье-то милосердие. Байкеры наряду с ретро-движением презирали все, что давала Среда, но поступали более радикально и селились за городом, в развалинах. Правительство часто совершало на них рейды, но байкеры все равно не переводились, красуясь шипастыми мотоциклами, мало чем отличавшимися от аналогов в «Motorhead: Steel Demons»; среди них было много талантливых техников, поэтому они умели скрываться от правосудия. Раньше здесь же ошивались клоуны-поджигатели, но после последнего происшествия около центра, когда они пытались сжечь самый крупный гипермаркет, чтобы заставить жителей «питаться пищей духовной», по их следам пустили Гончих. Кровь и кишки на ровных улицах центра вытерли, а от банды осталось одно название.

Официально станция подземки называлась «Тарео», последняя на этой ветке, но стоило бы проявить побольше честности и назвать ее «Дыра». Местные восстановили справедливость, называя ее только так и не иначе. Я спустился в «Дыру», погружаясь глубже и глубже в рекламный звук, в мелькание коллажей, предлагающих мне не одно, так другое, в голоса — звонкие, убедительные, увесистые, будто шлепки, и с каждой секундой у меня портилось настроение. Депрессия от эс-пи усугублялась мельканием картин с турнира, бородкой D-Jesus'а, которую мне хотелось выдернуть под корень, и неспешным движением эскалатора, превращающим поездку в туннеле, облицованном рекламными инфо-экранами, в пытку. У меня не было денег на фильтры, которые носили с собой преуспевающие шишки из центра, поэтому все это дерьмо заливали и заливали мне в уши.

Я опустился на сиденье, держа кейс поближе, и прикрыл веки, чтобы хотя бы не видеть мелькание. На стеклах танцевали гибкие девицы, зазывающие в заведение «Мягкий рот», эффектно улыбался Рейдер, предлагая сыграть за меня, если я сделаю на него хорошую ставку (игроки получали 10 % от общего выигрыша по ставке), размахивала руками счастливая семья, высаживающаяся на неведомой планете [«Хочешь открытий? Хочешь настоящих путешествий и новых горизонтов?»], разваливалась на более мелкие баннеры бездарная рекламная масса.

«Лучше сдохну, чем буду крутым»

Я вытянул ноги, пытаясь влиться в мерное покачивание стремительно несущегося вагона. Поезд опускался все ниже и ниже, чтобы пробраться под уходящими в глубину этажами промышленных районов, а потом резко вынырнуть над рекой и промчаться по жесткой дуге железнодорожного моста. Вагон тряхнуло, я открыл глаза и увидел закат. Днем Тиа-сити напоминал железный скелет, живущий однообразной механической жизнью, ночью — смертельную язву, но в такие часы, как сейчас, он мне нравился. Небо серое, словно поверхность жемчужины, будто отрихтованное умелым художником, который добавил серебра, убрал лишнее. Матовое, похожее на пепел или теплый асфальт. Провода сплетались в небе, порождая новый ярус. Кибернетическая мечта. Искусственный рай. Бесконечные возможности для эскапизма. Сюда съезжались отовсюду, чтобы погрузиться в мир технократов, выбравших жизнь в Сети.

Девчонка в углу вагона уже подключилась, натянув очки и улыбаясь чему-то. Стандартный комплект для наблюдения, ничего особенного. Ногти на ее пальцах выглядели нелепо — словно кто-то воткнул в резиновые муляжи по осколку ярко-фиолетового пластика. Я вышел сразу за мостом, преодолев очередной приступ депрессии, прошипел ругательство, увидев время, и побежал. Слабость после эс-пи двукратно увеличила вес кейса, так что это была не самая приятная пробежка.

— Где ты шлялся? — Мэй ткнула тонким пальцем в инфоэкран, в углу которого мерцали цифры, недвусмысленно показывающие, что я опоздал. — Если выступление задержится хотя бы на минуту, ты уволен.

Я промычал что-то, протиснулся в заднюю дверь клуба «Хайвэй», кинул куртку в подсобке и пошел к пульту. Бесконтрольный танцевальный бит с басами, от которых тряслись стены, уже нес публику на своих волнах. Всюду извивались тоненькие японки с футуристическими прическами, полуголые гомо, куча психованных фетишистов, другие поклонники синтетической музыки. Между ними сновали дилеры, предлагая «кислоту», ллир, возбуждающие порошки. «Хайвэй» был одним из самых модных заведений этого района, в котором крутились японцы, делавшие под прикрытием танцевального клуба множество других дел.

— Хочешь инъекцию в мозг?

— Пошел ты, — я отпихнул узкоглазого, оставив отпечаток потной ладони на его виниловом костюме.

Все японцы — психопаты, у них что-то повернуто в мозгах. Они одержимы идеей создать бога из микросхем и сетевых соединений, усовершенствовать усовершенствованное, создать синтетические заменители для всего, что попадается им под руку, как будто само существование натурального — вызов для них. Именно японцы организовали Кибернетическое Единство: ты платил, садился в кресло, они вскрывали тебе череп, пихали туда сенсоры, передатчики, миниатюрные, едва ли с одну десятую зерна, антенны, что-то еще, а потом ты был подключен к Сети постоянно. Всегда. Картинка города проецировалась прямо на сетчатку, копия настоящей. Люди из Кибернетического Единства видели не тебя, а переданную через видеокамеры, многократно обработанную копию. Они работали с потоками информации круглосуточно, жили в вирте, периодически делая питательные инъекции, чтобы не сдохнуть. Есть, как обычные люди, они считали недостойным существ, сливающихся с Сетью. Если у них был лицензионный ключ, они могли и в Среду выходить, блуждая в созданных тысячами программистов мирах. На этом члены Кибернетического Единства не останавливались — они жили с роботами, женились на виртуальных образах, раздражая центры удовольствий, заменяли органы на искусственные, ставили себе имплантанты, стремясь к механическому совершенству. Думаю, их идеалом была микросхема. Если бы они могли, они бы превратились в набор микросхем, пахнущих подгоревшей пылью.

Не могу сказать, что я их осуждал. Периодически я сам думал скопить денег и подключиться навечно, но это была одна и та же тягомотина, вытягивание последнего на одно усовершенствование, на доступ туда, доступ сюда… Возможность для богатых, а я еле собирал на оплату квартиры. Танцоры беспечно агонизировали в лучах софитов, двигаясь так, как в обычном состоянии даже не придет в голову. Всем в зале транслировались фирменные заставки «Хайвэя» — видеоклипы в вирте, с полным эффектом присутствия. Секс, насилие, извращения, погони нон-стоп, падения, взлеты, какофония шизофренических видений. Басы рвали помещение на части, волны низких частот были ощутимы, подталкивали, щекотали, заставляя сердце гулко гнать кровь по венам. «Хайвэй» больше напоминал огромный цех по производству какого-нибудь допотопного барахла, громоздких железных корыт или мясорубок, по черным, мерцающим искрами стенам которого неслись превосходно оцифрованные машины.

Около похожего на пыточное кресло аппарата пританцовывал Кейс; свет то превращал его в черное изваяние, то окрашивал в алый. Еще одно изобретение японцев — нч-инъектор, подведение вибраций прямо к черепной коробке. Что уж они там наколдовали, я не знаю, да и название мне не нравилось, но смысл в следующем: специальная контактная игла вставлялась в приготовленный предварительно разъем прямо на черепе, потом начинался беспредел. Это сложно описать — вибрация заполняет тебя до предела, все эмоции, которые может внушить или вызвать музыка, становятся такими сильными, что ты просто взрываешься. После голова разламывается, но хочется еще и еще, а затем человек становится овощем — мозг выжигает. Некоторые, правда, считают, что оно того стоит. Один раз я попробовал; отверстие, окантованное специальной сталью, осталось до сих пор, присоединившись к двум разъемам для вилки. Многих женщин это заводит.