Виктор Смольников - Котов Страница 5

Среди паломников было два десятка французов, соотечественников командора. С обычной для своих соотечественников живостью пилигримы интересовались у рыцаря подробностями предстоящего пути. Родная речь была для командора как бальзам на раны. За двадцать лет своего пребывания на святых местах Мондидье выучил несколько европейских языков, мог объясняться даже с пленными сарацинами, прекрасно знал латынь, язык богослужений, но каждый раз, встречая своих соотечественников, радовался, особенно когда говорили на его, шампанском, наречии.

В группе пилигримов выделялся высокий худой юноша с горящим взором, постоянно читающий про себя молитвы. Во время путешествия по Средиземному морю он ни с кем не разговаривал, постоянно стоял на носу корабля и лишь иногда спрашивал у рулевого:

— Ну, когда же?

— Скоро, ветер попутный, через сутки доплывем.

“Ходить по земле, на которой жил и проповедовал Спаситель, побывать на месте, где Господь принял крестные муки и смерть, а потом воскрес и вознесся на небеса! Что может быть в жизни лучше этого! Ради этого можно отдать не только состояние, но и саму жизнь!” — думал юный паломник.

Когда на горизонте показался долгожданный берег, юноша даже хотел спрыгнуть в море, чтобы быстрее добраться до него, но его удержали пара монахов, упрекая молодого Роже в нетерпеливости и горячности.

Сейчас, глядя на этого отпрыска довольно знатной аристократической фамилии, Мондидье узнавал себя в молодости. Двадцать лет назад юный барон покинул зеленые долины родной Шампани. Отписав свой родовой замок ордену и организовав на его месте командорство, юный рыцарь пустился в опасное путешествие к Святой земле. Дававший будущему защитнику Гроба Господня благословение местный епископ сказал:

— Тебе предстоит самый славный путь, который может достаться человеку, не потеряй на этом тернистом пути чести твоих предков! Per Aspera ad Astra Per!

10

Очнулся Андрей от толчков в бок. Новичок выругался про себя, кляня тех, кто помешал созерцать жизнь и приключения крестоносца-храмовника. Возвращение в действительность было для пациента ушатом холодной воды.

Около его кровати стояла санитарка с тарелкой супа:

— Обед, поешь немного.

— Я не хочу есть.

— Надо, что значит “не хочу”? Вон худющий какой, кожа да кости, — с этими словами Венера поднесла ложку с абсолютно безвкусным постным супом ко рту привязанного.

— Я не буду!

— Через зонд кормить будем, — пригрозила санитарка. Новичок не знал, что такое зонд, но, поняв, что придется уступить, нехотя проглотил несколько ложек.

— Дайте я доем за него — закричал только что поевший Плевок.

— Ты сколько можешь жрать-то! — зло сказала Венера. — Добавку на обеде съел, еще просишь, а потом с очка не слазишь!

— Что вам, жалко, что ли, все равно выливать будете.

— А палату помоешь?

— Помою, — жадно хватая протянутую ему тарелку, пробасил Сухоплюев. Затем без ложки выпил все содержимое тарелки и, довольный, спросил: — А второе?

— Ну ты наглец, Вова, — только и могла ответить санитарка.

— Второе мне, — закричал Фикса. — Я тоже палату помыть могу!

— Ты, Олег, иди из-под Чомбы матрац достань, он, кажется, обделался.

С необыкновенной прытью Фикса вытащил обгаженный матрац и сказал:

— Готово!

— На, держи, — подавая помощнику тарелку с перловой кашей, произнесла санитарка.

Андрей, несмотря на то, что последние три дня ничего не ел, голода не испытывал, единственное, чего он хотел, — покурить. В палату вошел Карась.

— Хороший был сегодня обед, и каши дали полную поварешку, — довольно рыгая, сказал он и продолжил: — Сейчас таблетки, а потом покурить разрешат.

— Илья, дай мне еще сигаретку, я тебе потом пачку отдам!

— Вот это разговор, только не забудь, что пообещал; как к тебе приедут, первым делом мне долг верни, — протягивая сигаретку “Астры” Андрею, сказал Карась.

— А как я курить-то буду, я же привязан!

— А ты санитару скажи, что по-большому хочешь, может, он тебя и отвяжет.

— А как его зовут?

— Женя.

— Женя! — закричал Андрей. — Я в туалет хочу!

— Фикса, — ответил санитар, принеси утку этому, как его звать-то, ну, в общем, новенькому!

— Я по-большому хочу!

— Толька, неси ему судно.

— Отвяжите меня!

— Обойдешься! По смене передали, чтобы не отвязывали, ты буйный.

— Пошел ты на … — выругался на Женю новичок.

— Ты мне поговори еще, вообще не отвяжем, полежишь недельку на вязках, тогда будешь знать, как с персоналом надо обращаться! — зло сплюнув прямо на пол, ответил санитар.

В это время в палату с приготовленным шприцем вошла Любовь Адамовна. Молодая женщина, с которой Андрей уже успел познакомиться утром, обладала приятными для мужского глаза формами, которые хорошо демонстрировал приталенный халатик. Медсестра явно притягивала к себе взгляды годами не видевших женщин больных и пользовалась большим успехом среди обитателей желтого дома.

— Котов, тебе укольчик, готовься, — пропела она грудным голосом.

— А куда ставить будете, я же привязан!

— Ничего, в бедро уколем, — оголяя часть ноги Андрея, сказала медсестра. Тупая металлическая игла вошла под кожу, и уверенным движением рук Любовь Адамовна быстро вогнала пациенту все содержимое шприца. Еще во время инъекции руки и ноги Андрея начали сильно дрожать, а голова затуманилась. Мысли потеряли свою относительную ясность, и у новичка появилось такое ощущение, что он проваливается в какую-то бездну.

11

Игорь Николаевич всего год назад окончил мединститут. Рутинная и во многом неблагодарная работа врача-психиатра еще не успела загасить некоторую одержимость, с которой молодой врач взялся за работу. Еще в момент выбора будущей специальности Игорь Николаевич, тогда просто Игорь, заинтересовался психоаналитикой по Фрейду, метод в то время еще мало распространенный, а также работами одного из родоначальников психиатрии, Ломброзо. Молодого студента также интересовали некоторые особенности психически больных людей и их поведение. Будучи на практике в психиатрической клинике, Игорь сам пытался ставить диагнозы больным, потом сверялся с записями в истории болезни и получал истинное удовольствие, когда его диагноз совпадал с заключением практикующего психиатра.

Игорь Николаевич не был меркантильным человеком, и хотя психиатрам времен СССР полагались существенные доплаты и льготы, при выборе специальности это не играло особой роли. С юношеским рвением будущий психиатр штудировал монографии и специальную литературу. С распределением юному доктору не очень повезло. Жребий, который выпал вчерашнему студенту, — быть терапевтом в лечебнице для больных, совершивших уголовные преступления. Лечить бывших уголовников было делом непростым, поневоле приходилось изучать привычки и ментальность бывших зэков. Игорь Николаевич осилил даже блатную феню.

Был один нюанс. Не все попадавшие в эту больницу люди преступили закон. Все районы миллионного города были поделены между обычными гражданскими психиатрическими лечебницами. Но вот для одного района места в этих богадельнях не нашлось. Пациентов этой части города везли в больницу, где лечились бывшие зэки, что для обычного гражданина было сродни помещению в тюрьму. Каждому больному, которому так не повезло с местом жительства, Игорь Николаевич старался уделить больше внимания и как мог объяснял, что для них это не место исправления, а лечебница. Бывшие уголовники называли таких больных “вольняшками”.

“Итак, Котов Андрей, — думал молодой психиатр, — двадцать три года, первое поступление. Почти что мой ровесник. Может, даже на одни дискотеки и в кинотеатры ходили. Симптоматика типичная для приступа шизофрении. Зрительные галлюцинации есть, это точно, голоса — не факт. Необходимо поговорить с родственниками, выяснить поведение перед госпитализацией. Какую же выбрать терапию? Посмотрим, как на него подействует галоперидол. Сколько я ему назначил? — перепроверяя себя, Игорь Николаевич посмотрел в журнал назначений. — Так, все верно, по двадцать миллиграмм подкожно три раза в день. На ночь — аминазин. Что поделаешь, в больнице очень скудный выбор лекарственных средств. Практически только четыре препарата, трифтазин, галоперидол, аминазин и циклодол, и этими средствами приходится лечить весь спектр психических заболеваний. Каменный век, да и только! Как только у Котова начнется сильный тремор, надо будет циклодол назначить, после завтрака и обеда.

Интересно, откуда он вычитал про тамплиеров? Кстати, кто это такие? — Игорь Николаевич напряг мысль и не сразу, но вспомнил, — Да, кажется, это из произведений французского романиста Мориса Дрюона. Там, кажется, сожгли главного рыцаря, как же его имя? Да, вспомнил, Жак де Моле. Его по приказу короля казнили. Все правильно, известная такая книжка, на сданную макулатуру можно было получить. На завтра надо будет назначить комиссию, — продолжал думать врач, — пусть его и другие врачи посмотрят, может, что посоветуют. Хорошо бы, и родственники побыстрее приехали, а то ведь больной и впрямь думает, что в тюрьме находится. Как пойдет на поправку, домой в отпуск надо будет отпустить, но это не раньше чем через месяц. Как только немного отойдет, надо будет какую-нибудь легкую работу ему найти, хотя бы и снег разгребать. И понаблюдать надо, чтобы уголовники Котова не зашпыняли, они это могут. И все же кто такие тамплиеры?”