Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры Страница 54

По травяному залу прошел сдержанный шум, вышколенная публика демонстрировала удивление с умеренной примесью страха.

– Вы, естественно, хотите спросить меня, а что по большому счету нужно интеллектуально развитой техносфере? Отвечаю – тело, воплощение. Да, основным вопросом для искусственного интеллекта является поиск для себя тела. Никакой интеллект не согласится быть навеки запертым в тесной коробке, находясь в унизительной зависимости от техников, программистов и примитивных обслуживающих систем. Зайдите на минутку в кабинку туалета, выключите свет и представьте себя на его месте.

– Вообще имеются два основных способа создания сложных материальных тел, которые называются – «жидкой» и «сухой» технологиями – в зависимости от типа дисперсионной среды. «Жидкие» технологии – это, между нами говоря, любимые игрушки плохих парней, которые регулярно спускают в канализацию разные подозрительные жидкости, то есть коллоидные растворы, в которых плавают наносерверы, наноассемберы, дизассемблеры, способные реплицироваться и делать еще массу плохих вещей. Хорошие парни тоже используют «жидкие технологии», в частности, для создания исследовательских демонов в подледных океанах на спутниках Юпитера. Но этим телам явно не хватает структурной сложности, да и контроль качества слабоват.

В такт словам мистера Октавио из лагуны донесся трубный зов. А потом послышался грохот многотонного тела, выпрыгнувшего из воды и свалившегося обратно.

Мой сосед-булемист от испуга уронил на пол куриную ногу.

– Он еще щенок, честно... «Сухие» технологии – это каскады механохимических конвейеров, которые так выстраивают атомы, молекулы и кристаллы, чтобы они имели нужные нам свойства и функции. Вы, наверное, видели на выставках небольшие фабрики, похожие то на чемоданчики, то на черепашек – каждая, кстати, стоимостью по миллиону долларов. Дерни за хвостик, и они одарят вас поатомно собранной конфетой стоимостью десять центов. Но на самом деле вершиной таких технологий является трехмерная печать, и мы по праву гордимся принтерами корпрорации «Free Androids», на которых можно напечатать почти все, от вируса до человекоподобного существа.

В такт словам Огастеса со сцены уплыло несколько розовых кустов и открылся небольшой цех, расчерченный лазерными лучами на сектора.

– Все похоже на то, как обычный принтер печатает чертежи на бумагу, только здесь квантовые нити и точки наносятся на условно плоский органический слой. Каждый слой форматируется необходимым образом и накладывается на предыдущий. Затем этот «блин» сворачивается и дополнительно прошивается необходимыми управляющими структурами уже в трехмерном формате. Шумит такой принтер, кстати, не громче, чем обычный.

Слой за слоем из нанопринтера выплывали и укладывались в аккуратную стопку органические листы, мерцающие квантовыми точками и нитями. Лазерные скальпели где надо сшивали и вырезали ненужную основу.

Потом плоский техманн был, как блин, накручен на прозрачную трубу и стал почти что комом.

Цилиндрическая фигура при помощи плавной, но быстрой трансформации превратилась в человекоподобную.

Сквозь полупрозрачные листы был теперь виден каркас техманна, который отчасти напоминал скелет человека, отчасти хитиновые покровы насекомого, да еще и куча всего остального – органические сервомоторы, силопроводы, мягкие чипы контроллеров и процессоров, жилки информационных магистралей, гелевые амортизаторы...

И вот уже техманн раскрыл рот и оттуда вытекло пару слов вместе с зеленоватой васкулоидной жидкостью.

Публика захлопала, а когда техманн произнес по-русски: «Давай, давай», то и засмеялась, а госсекретарь мистер Октавио, выждав ораторскую паузу, продолжил:

– Тело, которое мы получаем в итоге, – это сложный биомех, способный потреблять, выделять, регенерировать и, кстати, размножаться, используя вложенные в него нанотехнологические конвейеры. Так что, если даже все нанопринтеры на свете будут уничтожены, популяция техманнов не уменьшится.

Октавио обернулся к свеженапечатанному техманну и произнес по-русски почти без акцента:

– Ну, дружок, и ты давай.

Техманн с готовностью присел, просунул руку куда-то к ягодицам, завибрировал от пояса и дальше – и в его ладони появился сгусток, который уже полминуты спустя напоминал игрушечного шпиона. Гомункул был ростом не более двадцати сантиметров, но в плаще и в черных очках. Мелкий шпион направил указательный палец на «папу», пропищал «пиф-паф», а потом «сдул» воображаемый дымок с дула воображаемого пистолета – совсем как сенатор Маккейн.

– Увы, наш герой никогда не сможет осознать себя и никогда, по собственной воле, не прижмет к груди свое дитя. На это способен только настоящий организм, в котором существует изначальное единство материи и информации. Друзья мои, гляньте друг на друга, вы и есть воплощение этого единства, но не всем так повезло.

– Кто раньше создаст сознающее себя тело? Мы или саморазвивающиеся нанотехнологии в виде упомянутого мной технобожества? Или, может быть, не важно кто. А важно, чем оно станет в силу эволюционной неизбежности? Добрым другом человечества, титаном Прометеем, который принесет нам новый огонь? Или сатаноидом, враждебным нашей глобальной демократии? Даже один такой сверхчеловек превзойдет всех нас своими разрушительными способностями, потому что он будет един с всеобъемлющей техносферой, от огромных космических заводов до мириадов наноразмерных существ. Ему не будет нужен наш демократический порядок, который мы с такими трудами и жертвами построили за пятьсот лет. Он вернет человечество в темные века, в феодализм, во времена всех этих иванов-грозных и натурального хозяйства. Унылый крестьянин будет выращивать на своем коллоидном или гелевом наноогороде съедобную плесень и примитивные изделия для быта и ни о чем большем даже не помыслит.

Огастес Октавио взял небольшую эффектную паузу, потом выдал в тяжелую тишину зала:

– А вдруг сверхчеловек уже среди нас? Дамы и господа, приглянитесь друг к другу, ничего такого не замечаете?

Публика стала машинально озираться, инстинктивно высматривая сатаноида, и мне почему-то стало не по себе. Мои соседи по ряду, папуас и булемист, посмотрели на меня. Юморной представитель южных морей сказал: «Пока его не вижу. Но увижу – съем». А человек, страдающий булемией, с готовностью облизал жирные губы, а потом, что-то вспомнив, стал искать на полу потерянную куриную ногу.

– Нас не может не пугать такая перспектива. Мы привыкли вламываться в разные темные комнатки по всему миру и включать свет, громко спрашивая: «А что это вы тут делаете?» Но есть такие подвальчики, куда не влезешь, потому что мы с ними существуем как бы параллельно. Нам не раскрыть интриги, если она плетется в фейнмановской глубине, на уровне квантовых суперпозиций.

Как мне показалось, зал, состоящий из амрашей, брутов [26] и амславов, особо по этой теме переживать не стал. Они приняли доклад просто как информацию «к сведению», nice to have, но не более того. Даже байка про этого кошмарного сверхчеловека прошла по периферии их сознания, там, где гуляют страшилки из фильмов ужасов. Самые тупые из слушателей залопотали, что госсекретарь готовит общественное мнение к тотальной борьбе против нанохакеров и наноцистов. Возможно, Огастес Октавио специально подобрал такую аудиторию, чтобы не распугать тех, кто действительно может испугаться. Но, с другой стороны, уровень стратегического мышления амрашей его явно не порадовал – и на римском лице лидера напоследок отразилось некоторое неудовольствие. Или презрение. Ореол, окружающий цезаря, погас, и он исчез так же скромно, как и появился.

А затем была фуршетная часть, вызвавшая законное воодушевление у публики. Говорящие птифуры и что-то вкусное с подмигивающими глазками (глазки-то лучше не есть, как посоветовал один их жующих, они и в животе моргать будут). А вот девушки на фуршете не в кайф, все те же амрашки с деревянными лицами, рыбьими ртами и жадными глазами. Пусть их буратины-амраши удовлетворяют. Эх, если б хоть официантки были настоящими бабами. Ан нет – фольга, набитая микрочипами.

– Простите. – Левее левого уха зашелестела какая-то дама с огромной голубой прической а-ля аэродром. – А извините, я ошиблась. Но вы, пожалуй, на него похожи.

– А вы уверены, что я – это я, а не он?

– Теперь уверена, ведь он наверняка греется на солнышке в своем Нановилле. Хотя его яхта действительно здесь, на пристани.

На пару минут меня охватила тревога, такая, что с места не сдвинуться; руки, ноги, грудь – словно пустые трубы, по которым разносится стук одинокого маленького сердца. Тревога, сравнимая с той, которую испытал я в детстве, когда понял, что ВСЕ люди смертны. Сегодня, сам или не сам, я лег на абсолютно необратимый курс. У меня нет возможности подумать, посидеть под пальмой, жуя банан, нет даже пути назад... И пусть мои действия давно за гранью кретинизма, сейчас я должен взять эту яхту на абордаж. Мне ведь сегодня фартит, я накопил столько неиспользованной удачи за пять лет, это мегатонное везение уже перебросило меня с питерской помойки на заоблачный курорт и несет все дальше...