Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры Страница 56

Если точнее, вылетел я, эффект отчуждения уже пропал.

В фильмах положительный герой вылетает в открытое пространство в режиме «временной лупы» – для пущей красоты в нимбе из сияющих осколков стекла. Осколки, конечно, не причиняют герою никакого вреда, словно тот сделан из гранита.

Я, очевидно, не был таким уж положительным героем. Окно под натиском моего летящего тела лопнуло, резанув в районе шеи и правой руки. И едва я плюхнулся в лагуну, меня подхватило искусственное течение – поток управляемой магнитной жидкости понес мое тело прочь от виллы.

Все закономерно, незваный гость получил заслуженный пинок под зад. Из потока не вырваться. Жидкость, мало похожая на воду, была трясинно-вязкой. Кровь, вытекающая из раненой руки, не растворялась, а чертила трассу, состоящую из красных шариков. Я лишь старался не утонуть. Это было все сложнее, поток ускорялся и вскоре стал заливать меня с головой. При такой динамике я удержусь на плаву едва ли еще пять минут. Однако и пяти минут у меня в запасе не было...

Марево рассеялось и передо мной вздыбилась огромная волна, настоящее цунами. Вот она уже надо мной. Но меня не захлестнуло, а потащило вверх.

Несколько секунд шарики-ролики в моей голове перенастраивались. Никакая это не волна – на искусственных космических телах сразу ничего не поймешь, – просто я доплыл до края таитянской «сковородки», который вздымался под углом в сорок пять градусов к плоскости лагуны. Еще одна скоротечная перестройка мозгов, и край стал для меня горизонталью, а вот сзади поднялась водяная стена, на которую лучше не смотреть, а то обделаться можно – так представлялась теперь таитянская лагуна.

Вперед смотреть тоже страшно, там конец сковородкообразного мира. Совсем, как на миниатюре из средневековой книжки. На самом краю – алмазный кристалл небосвода, за ним бездна, в которой плавают звезды, похожие на глаза глубоководных хищников.

Вместе со мной на край мира плывет всякий мусор, начиная от обрывков туалетной анимэ-бумаги и кончая кусками пленочных дисплеев, которые все еще показывают рекламные мультяшки. Над головой жужжат то ли мухи-мутанты, то ли роботы-инсектоиды.

Я думал, сейчас врежусь башкой в небосвод, я уже видел на этой алмазной стене свое отражение, поэтому вытянул руки вперед. Но отражение исчезло, а в небосводе раскрылся люк – и я вместе с мусором оказался в шлюзе, в промежуточном пространстве между жизнью и смертью. Уютная теплая емкость острова осталась позади...

Давление начинает падать. Боль, расширяясь, выходит из глубины груди. Наверное, у меня есть несколько секунд на то, чтобы вспомнить свою биографию, если не всю, так что-нибудь особенно хорошее. Однако все хорошее – даже утехи с юными девами Машей и Мариной – словно уже не имеет никакого отношения ко мне.

Быстро отекают, превращаясь в бутылки, мои руки и ноги; набухают, приготовившись разорваться, легкие. Еще немного и боль наполнит меня всего, а потом разнесет мое тело, как газетную бумагу.

Грудь заливается мокротой, из-за которой я начинаю захлебываться, глаза затягиваются тяжелой багровой мглой, в голове что-то бьет изнутри молотками; и вдруг – толчок ветра. Я тщетно цепляюсь пальцами за глянцевые жирные поверхности. Боже, меня выносит наружу, в ад!

Какая-то лепешка шмякнулась мне в лицо и залепила все, за исключением левого глаза.

Ручейки кислорода чистили мои легкие; маска, налипшая на лицо, впитывала извергавшуюся из моих дыхательных путей мокроту – а я кашлял как Зевс Громовержец. Одним глазом я видел, как техманн хозяина, похожий сейчас на здоровенную бабочку, натужно машет своими крыльями, сотканными из кремниевых нитей. Он вытаскивает меня и себя обратно к свету. В какой-то момент света стало слишком много, его излучал виртуальный многогранник, похожий на граненый стакан. Я увидел свое изображение на одной из граней и схемы своего тела на других гранях. Некоторые схемы были тревожно красного цвета. А потом стакан треснул, и от его резкого звона я перестал что-либо соображать...

Глава 2. Узник замка Нановилль

Сегодня катался на катамаране по акватории виллы. На обратном пути попал в почти настоящий шквал. Раны на шее и плече залеплены «второй кожей» и не мешают мне управляться с гиком и парусом.

Вокруг меня идеальный курортный мирок. Жидкомагнитные потоки, напоминающие морских змей, снабжают виллу, вернее ее матсборщики, всем необходимым. Пару раз в сутки с неба, точнее, с ползущей по небосводу электростанции, падает молния и заряжает аккумуляторы Нановилля.

Меня не сдали в полицию, даже не побили. Более того, весь Нановилль подвластен моей воле. Молекулы, из которых он состоит, работают как маленькие машинки, которыми я управляю через открытые для меня интерфейсы. Достаточно нескольких нажатий пальцев на клавиши вездесущей виртуальной клавиатуры, мигом сработают процессоры на сверхпроводящих джозефсоновских контактах и на месте пальмы может возникнуть баобаб. Обратиться снова в пальму – тоже пожалуйста. Не то чтобы мгновенно, однако все будет достаточно быстро, как в мультике.

Я могу превратить полинезийский дом в готический замок (как раз в шкафу стоит техманн хозяина с собственной головой в руках), могу сделать небо серым, воду свинцовой, а катамаран дракаром. И даже могу сотворить горный хребет. Горы, конечно, бутафорные, однако как фоглетовый аэрозоль – вполне материальные. Я могу и то и се, но это – не моя свобода. Все эти превращения и прочие чудеса, за которыми стоят миллиарды матсборщиков, наноактуаторов, фоглет, атомных силовых матриц, созданы под одного типа, который зовется Андреем Грамматиковым. Он, конечно, хитрый и жадный, как сто рокфеллеров, но такой же тупой раб модных прибамбасов, как и простая домохозяйка...

Через три дня все виды превращений мне совсем осточертели. Ну, если честно, не до конца осточертели, я добровольно ушел в аскезу, чтобы кто-то не подумал, что меня можно так легко купить.

Думал усилить свою аскезу хорошей выпивкой и наркодом, всю виллу перерыл, как боевая свинья, натасканная на поиск трюфелей. По нулям. И как ни колдуй, не произведешь даже рюмки коньяка. Сигары – это есть, сколько хочешь, но я от всех сортов чихаю и кашляю, как заведенный, потом слюни и сопли не собрать.

Что катамаран, что дракар удаляются от виллы не более чем на три-четыре кабельтовых. Я – узник. Хотя и всемогущий.

Мне доступны все виды сообщений с внешним миром, от обычной электронной до осязаемой хаптик-почты. Но кому напишешь, что я в заточении на космическом элитном курорте, на шикарной вилле сверхчеловека? Чушь ведь, да и писать некому. Глеб погиб, а все мои собутыльники или отправлены на мусоропереработку в Элизиум, или грустят в пивняке над возможно последней кружкой. Раньше люди слали жалобные письма в редакции газет. Сегодня газета – это пара компьютеров, подключенных к искину, называемому «Фридом наномайнд», который и выдает все, начиная от «хедлайнс» и кончая «аналитикс». Если сильно нажалуешься, он пришлет тебе на дом робота-психотерпевта, у которого в ящичке на груди, помимо брошюр на тему «Как стать счастливым», еще куча шприцов и электродов...

Из виртуальных персонажей на вилле особо активен мимоид «английский слуга», который быстро задолбал своим «йес, сэр» и предложениями откушать. Так что приходится то и дело гонять его. На слова «сгинь, нечистый» он даже обижается. «I am not the NECHISTY, I am a poor electromagnetic creature», – сообщает он всякий раз с упорством, достойным лучшего применения. Еще носятся тут стайки виртуальных поросят, мышат и утят с копирайтом «Дизни Инк». – Задалбывают мое бедное сознание. Ну, как не вздрогнуть, когда что-то розовое захрюкает и кинется на тебя прямо из холодильника.

Из музычки на вилле одна попса для домохозяек. Кому-то такой музон – приятное дополнение к мелодиям тостеров и кофеварок, а мне лишь нагрузка на уши. А если отказываешься от попсы, будет тебе из Сети тысячу видов дискотечной трескотни и миллион наименований R’n’b, Rock’n’Roll и Fuckin’n’Fuckoff. А вот «Ой, да не вечер» найти сложнее, чем гитлеровские марши. Из-за «националистического подтекста».

Можно, конечно, покрыть лицо боевой раскраской и выйти на тропу войны.

Например, поиграть с «английским слугой» в пиратов. Он легко меняет ливрею на кожаную безрукавку и черную бандану, после чего начинает возникать в разных темных углах и бросаться на тебя с криком «Жизнь или кошелек!». Кричит он до тех пор, пока не разрубишь его мимоидом сабли. И хотя он безбожно поддается во время драки, но своими воплями сильно действует на нервы, поэтому эти фокусы я ему запретил.

Войны для настоящих мужиков двадцать первого века все-таки идут на биржевых полях и в аукционных горах. Этого меня здесь никто не лишает. В одной из хижин Нановилля висит на столбе крупная гроздь дисплеев – плоские, голографические, стерео. Из них льется и рвется наружу биржевая информация, сводки, списки, фишки голубые и красные.