Борис Мир - Данэя. Жертвы прогресса II Страница 6

– Пустяки.

– Я стала опровергать то, что не знаю. А я хочу это знать.

– Ну, что ж. Я смогу тебе позже о них ещё рассказать: сейчас мне надо увидеть Поля.

– Я видела: он зашел в просмотровый зал. Можно мне пойти с тобой?

– Ты свободна?

– Да. Репетиция у меня рано кончилась, в спектакле я вечером не занята. Только – я вам не помешаю?

– Если будешь вести себя смирно.

– Чтоб мне провалиться на ближайшем спектакле!

…Поль сидел у включенного голографа.

– Поль!

– Тсс! Смотрите!

«Всё – или ничего!», говорит Бранд. Его жена, Агнес, перебирает детские вещи – своего умершего ребенка. Которого можно было спасти, уехав из деревни в мрачном ущелье. Но Бранд прест, священник, этой деревни: он не имел права ради себя и своего ребенка покинуть паству, он не счел возможным нарушить свой долг. И его жена – свой: не оставить его одного.

«Вещи моего мальчишки». Это всё, что осталось от него. Но приходит цыганка с закутанным в лохмотья ребенком и жадно выпрашивает для него дорогие Агнес вещи: зима, он мерзнет. Агнес отдает ей почти всё – лишь одну вещь хочет оставить как память себе. «Всё – или ничего!», повторяет Бранд. Агнес отдает последнюю вещь, цыганка уходит.

Агнес отдала всё, всё без остатка. И она умирает, – Бранд остается один.

Поль включает общий свет, не отключая голограмму, в которой застыл неподвижный Бранд. Слезы дрожат на щеках Лейли. И Рита – чувствует, что взволнована.

– А? «Всё – или ничего!» Вот так, и никак иначе! Что может сравниться с этим из всего, что мы сейчас играем?

– Её – надо ставить!

– Ты тоже считаешь? Я брежу этой пьесой.

– Но, думаю, надо дать ей современную трактовку.

– Пропади всё пропадом, если я не думаю так же! Буду искать, найду прототипы для нее.

– Я знаю, кто может послужить ими.

– Лейли!

– И вообще, я шла к тебе, чтобы предложить совместную постановку её. Ты – не против?

– Я?! Ещё спрашиваешь!

– Вот и прекрасно! Но роль Агнес я хочу взять себе.

– Ну: тогда вообще… – он не находил слов. – Когда – начнем?

– Хоть сегодня.

– Правда? Обедаем – и сразу за работу?

– Именно.

– Да, а прототипы? Ты, действительно – уже знаешь их? Кто?

– Астронавты: погибший Лал, вернувшиеся Дан и Эя – я два дня назад виделась с ними.

– Они – какие? Жутко интересно!

– Более чем. Я расскажу о них, с этого и начнем. Кстати и Рита хотела послушать, так что буду рассказывать сразу обоим.

– Тогда быстрей – обедать!

Он был так возбужден, что говорил даже за едой, которая отняла совсем мало времени.

– Поедем в парк, – предложила Рита.

Они шли по густым аллеям, уходя всё дальше. Огромные старые деревья своей тенью спасали от палящего зноя. Стояла тишина: в полном безветрии не колыхался ни один листок, не было слышно птиц, спрятавшихся от жары.

Лейли говорила, а Поль и Рита слушали, не задавая поначалу вопросов, боясь упустить хоть одно слово. Микрофончики их радиобраслетов были включены: с разрешения Лейли её рассказ записывался.

Лейли рассказывала подробно. О том, как прилетев, увидела детей; о душевной обстановке этой столь непривычной группы – семьи. Потом рассказ Эи о детях; затем о Лале, о его гибели.

– Значит, дети обязаны своим появлением на свет ему? – переспросил Поль. – Но только ли это имел он в виду, крикнув в момент гибели: «Не забудь!»?

– Они рассказали о Лале что-то ещё? – добавила Рита.

– Да. Просто я об этом почти не думала. И помню хуже того, что уже рассказала.

Действительно, ей очень трудно было припомнить то, что Дан говорил о социальных взглядах Лала. Последовательно и четко излагаемые Даном, они звучали убедительно, но всё же воспринимались ею не слишком глубоко, потому что были далеки от того, что её мучило.

Оттого эта часть рассказа была не очень связной. Постепенно вспоминая, она часто возвращалась назад, дополняя то одно, то другое. В немалой степени ей помогали их многочисленные вопросы.

А кое-что не очень хотелось вспоминать. Как пришлось отвечать на вопрос Дана, что ей известно об использовании неполноценных ныне. Всё, что она знала – что применяется по-прежнему хирургический ремонт, и что есть гурии. О последнем ответила ему еле слышно, словно Дан спросил её совсем о другом – касающемся их обоих.

Идеи Лала производили ошеломляющее впечатление. Рисовалась страшная картина существующего: общественный строй, неотъемлемой стороной которого было наличие неравноправной группы неполноценных; дегуманизация человечества; сложная цепочка взаимной связи прекращения рождения детей полноценными женщинами и выделения неполноценных. Страшный вывод: последовательное исчезновение всё большей части человечества, замена его совершеннейшими роботами и ничтожным количеством гениев.

– И какие выводы сделал из этого Лал?

Выделение неполноценных в бесправную социальную группу – результат научной депрессии, продолжавшейся слишком длительное время. Она позади – и теперь пора исправить совершенную человечеством ошибку, иначе она станет роковой. Начать необходимо с того, что все женщины вновь должны, как в предыдущие эпохи, сами рожать собственных детей; и возродить семью, внутри которой должны расти дети. Тогда тем из детей, которые имеют меньшие в сравнении с другим способности, обеспечена забота близких и невозможность оказаться в положении домашних полуживотных.

…Всё, что она была должна, Рита уже узнала. Приближался вечер, Лейли и Поль перешли на обсуждение «Бранда», и она, попрощавшись с ними, вызвала самоходное кресло, чтобы побыстрей добраться до ближайшей транспортной станции.

Очутившись дома, сразу связалась с Миланом и перезаписала ему весь разговор в парке.

– Ты сверхмолодец! Я немедленно свяжусь с Йоргом. Можно потом приехать к тебе? Я хочу тебя!

– Нет. Извини: мне что-то не по себе. – Действительно, она не чувствовала удовольствие от того, что так блестяще выполнила свое обещание. Рассказ Лейли вызвал тревожные сомнения кое в чем, что ещё вчера казалось непоколебимо правильным.

Вчера… Вчера она просто об очень многом даже не имела представления.

– Учитель, всё в порядке!

– Она уже узнала всё, что мы просили?

– Да, и даже записала весь их разговор. Она перезаписала его мне.

– Что удалось выяснить?

– Ещё не знаю: спешил доложить тебе. Я уже сделал перезапись тебе.

– Тогда давай вместе послушаем.

…Йорг был бледен. Как мел. Подтвердились самые худшие опасения. Выпады Лала против существующего положения неполноценных во время компании против отбраковки, которые послужили причиной его фактически ссылки когда-то в Ближний космос, были лишь цветочки. Тогда он ещё опасался говорить совершенно открыто.

Сейчас это законченная система идей – стройная, монолитная. С четко сформулированными выводами. Аргументация мощнейшая – чувствуется Лал с его колоссальной эрудицией. Чувствуется, и насколько продуманы все основные моменты.

– Всё ли правильно передала Лейли? По-моему, она не всё как следует поняла: запинается, кое-где – явно путает.

– Всё равно: для нас сказанное Даном может оказаться ещё хуже, но уж никак не лучше. Ай да Лал! Мы-то тут радовались, что надолго от него избавились – дружно так тогда проголосовали за его включение в состав экспедиции. А он ведь знал – знал, что делал. Убедился, что в лоб не возьмешь – притих до поры до времени. Рассчитал: там ему уже никто не сможет помешать.

– Ну и прекрасно, что он не вернулся!

– Ерунда, мой милый: он себе подготовил слишком сильную замену – Дана. Самого гениального, самого популярного из всех ученых нашего времени. Который в состоянии сделать то, что не мог сам Лал. Тонко он всё рассчитал! – Йорг сжал кулаки. – Дан! И не Дан вовсе он – нет больше Дана: тело его – от неполноценного, а мозг – Лала! – он вдруг как-то обмяк. – Прощай, Милан. Я хочу побыть один, подумать. – Йорг поспешно выключил связь: никак не хотел, чтобы Милан успел заметить, что страх начинает овладевать им.

45

С завтрашнего дня они начнут жить как все: карантин закончился. Переедут в Звездоград, где прожил Дан почти всю свою первую жизнь. Изготовлен специально большой блок для всей семьи. Только Дочь, вероятно, будет большую часть недели жить в лицее, как другие дети её возраста, но это будет не сразу: вначале, пока привыкнет, после занятий и игр будет приезжать домой.

А сейчас ей приходилось привыкать к имени. Ей самой позволили выбрать его: это должно было облегчить дело. Она сравнивала разные имена, которые ей предлагали, повторяла их, думала, снова повторяла – и под конец заявила:

– Я сама придумала: пусть мое имя будет Дэя. Похожее на ваши оба.

– Кажется, на древнейшем греческом языке это значило: богиня, – заметил Отец.

– Ну и что: она неземного происхождения – явилась с небес, – поддержал Сестру Сын. – И глаза её – как звезды.