Delicate Wind - Очень Простые Мы. ищи себя всегда… Страница 6

(Вскоре). «Слушай, у меня тут бутылка неплохого вина завалялась, ты будешь»? Спрашиваю я ее в перерыве между поцелуями. «Да нет Лася, я не хочу. Лучше завтра, после моего спектакля. Заодно отметим». Мы умолкаем, прислушиваясь к ощущениям в глубине наших сердец, они там все время меняются, и постоянно там только одно, главное – ощущение нас вместе. Проходим мимо фонарного столба, заклеенного афишами различных групп и прочими объявлениями. «О, смотри, Диско-ретро-пати. Там наверное клева будет. Музыка восьмидесятых. Жалко только денег нет. И Гришковец, смотри, с „Бигудями“ на „Вагоне“ выступает в пятницу». «Тебе родители денег мало дали»? «Ну, всего триста ре». «Да, черт возьми. Где столько денег заработать, чтобы хватало»?

Мы замираем на светофоре и целуемся, обычай у нас такой, всегда целоваться на светофорах. Наверно в этом что-то есть. «Слушай, звякни Максу, может он вино будет», прошу я. «Ага», и Оля нажимает кнопки на мобильнике. «Не отвечает, телефон выключен». «А что это за грузин в списке телефонов»? Чуть ревную я. «Да так, урод один». Мы как всегда заходим «на фонтан», ни на минуту не прекращая целоваться, и, садясь на скамейку, чуть отвлекаемся от этого восхитительного занятия. «Будешь курить»? «Да». Вспыхивает огонь зажигалки, он очень яркий, но я кручу маленькое пласт-массо-вое колесико сбоку и пламя утихает. Курим. Смотрим по сторонам. Но через миг снова возвращаемся друг к другу.

«Я так люблю тебя, если бы ты только знал», шепчет Оля, склонив голову ко мне на плечо. «Я знаю». Смотрю на небо, оно сейчас вечером синее, с легкими фиолетовыми разводами и… «Лася, ты куда смотришь», прижимается ко мне Оля. «Ну, хорошо, не буду больше улетать никуда. Буду с тобой». И я с ней, полностью с ней, на этой скамейке, где никто кроме нас не сидит и где нам хорошо. Но так мало времени. «Правда, здорово, что мы сегодня только вдвоем? Мне кажется, что мы привязались к людям. Сегодня отдохнем, как ты и хотела. Без них».

«Ну, я всегда, как и ты окружена ими». «Но сейчас-то нет». «Нет, тогда давай займемся сексом на этой скамейке». Я смеюсь. «Ну, я имел в виду, что никто с нами не разговаривает, и никто на нас не смотрит». «Начнут, если мы сейчас сделаем то, что я сказала. Жалко, что мир все ограничивает и ничего в нем нельзя делать из того, что хочешь».

(Тут, в настоящей реальности, где я пишу это, звонит телефон и я беру трубку. «Лася, ну что ты не звонишь». «Я пишу о том, что с нами было». «А, ладно. Я люблю тебя, не забудь завтра подойти к театру после спектакля, да, и тут Томка просит, чтоб ты сбросил ей на дискету реферат и картинку с закатом». «Ладно». «Ну, пока, я люблю тебя». «Я тебя». В трубке гудки.)

Может покурить? Оставляю книгу и иду делать чай, без чая сигарета плохо идет. Ну, вы уже знаете! Но вот она раздавливается мной об серый бетон лестницы. С секунду смотрю на угасание красного уголька, прислушиваюсь к шагам людей на лестнице внизу, к дикому хохоту пьяных парней за стенкой, и тенью ускользаю домой, к своему роману. Щелкает дверной замок. Успел! Еще один одинокий вечер.

Барьер есть всегда и, по сути – одиночество не трудно понять, это всего лишь мысль, что твое состояние никто и никогда не разделит полностью. До конца. Включить музыку для фона? Пожалуй, да! Сейчас я хочу «Твиггис» и вот я слушаю первые аккорды. Песня – «Целоваться нормально». Ее романтичный бит качает и трет шестеренки моего ума и пластинка с состоянием СЧАСТЬЯ в глубине души крутится и крутится, разрисовывая реальность розовой пеной мечтаний о том, что все кругом станут добрыми и веселыми, но ведь бред, да? Я сначала смеюсь, а потом горько плачу и ненавижу себя, и люблю, и ненавижу всех, и люблю. И думаю, что дальше будет Свет и знаю, что это ложь…

Мы все так любим строить иллюзии, да? Но музыка закончилась. Тишина.

А там, на скамейке, всего за полтора часа до этого момента, Оля вытаскивает из кармана своего джинсового платья полиэтиленовый пакетик с персиком и протягивает его мне. «Это тебе Лася». «Спасибо котенок, а ты ела»? «Нет, мне мама всего два дала – один я Томке подарить хочу». «Ну, тогда съедим его вместе, ладно». «Давай», и мы по очереди кусаем, вгрызаясь зубами в сочную мякоть. Брызгает сок и течет по губам, по подбородку, по рукам, и капает на платье Оли и на мою сумку. «Ну, ты все испачкал», недовольно кривит она губки. «Ничего, я сотру. И с губ тоже». Я смеюсь и медленно облизываю ее сладкие губки. Глаза Оли вспыхивают от восхищения. Вот персик съеден, и я кидаю на грязный асфальт мохнатую влажную косточку, еще миг назад прикасавшуюся к нашим губам, зубам и языкам. Она сыграла свою роль, подарив нам вместе с восхитительным вкусом возможность дать друг другу немного сердечного света и тепла. Но нам пора.

«Мы же встретимся завтра, расставаться так приятно». Идем мимо групп молодежи «на фонтане», вокруг прокручивается обычная изжеванная и заезженная пленка разговоров, кто-то смеется и просит друга сгонять за пивом, в кустах трахают какую-то пьяную эмку, а в полуметре от нас проходит низенький прыщавый парень в обнимку с каланчой-девицей, одетой в черное кожаное платье, и пошло-маслено улыбается Оле, и зло мне. «Кто это»? «Так, один козел». «Бывший»? «Да, представляешь, у него жена есть и ребенок, а он тут с девушкой в обнимку ходит».

Выходим с «фонтана» и идем дальше, к памятнику Шиллеру, возле которого на заплеванной земле лежит засохший, одинокий букет гвоздик. Глажу ее по волосам и думаю о скорой разлуке, ощущение любви в сердце мешается с грустью. Дальше, у другого памятника, памятника Петру 1, в круге света стоит в компании мой старый знакомый, Дед, с важным видом он вещает окружающим о смысле бытия, явно претендуя на роль андеграунд-гуру, так как разбирается в амбиенте и прочей «подземной шняге» лучше других. Мы подходим к нему, мешанина света, внимательные изучающие глаза, запах травы. Смех. «А, привет Лакс, как дела», как обычно небрежно улыбаясь, пожимает мою руку Дед. «Нормально, а у тебя». «Да так, тут пить бросил. Представляешь»!

Я слегка улыбаюсь от этого заявления, зная Деда уже год, я предполагаю, что через какой-нибудь день или два – он опять забухает. Но я замечаю, что котенку не совсем приятно его общество. Придется идти. «Ну ладно, мы пойдем. Вы где будете»? «Да тут, подходите, если шо, всегда рад тя видеть». И мы уходим, отлично зная что не придем, впрочем Дед тоже это знает. На самом деле он и меня держит «за ничто», позже я узнал, что именно он распускал про меня грязные слухи, что я якобы гей, из-за которых вся местная «тусовка» отвернулась от меня. Но! Главное сказать! Что ты так любишь ВСЕЕХ! ВАУУУ!

Уходим, провожаемые ласковыми улыбками его компании. Вот перед нами вырастает все та же центральная площадь, на другом конце которой мы расстанемся. Опять светофор. Поцелуй, уже больше страстный, чем нежный. «Я все время думаю о простоте, у нас все так просто, что у меня голова кругом идет», шепчу я.

«А так всегда, когда нечто распутываешь в себе, становится просто, очень просто. Вот, например, идти рядом с тобой и любить тебя. Не парится ни по какому поводу, это может украсть наслаждение настоящим моментом. Помнишь, на прошлой неделе ты был так загружен, что часто почти ничего не замечал.

А сейчас – сейчас ты не напряжен и……»…

Я прерываю ее философский монолог поцелуем, и мы приближаемся к остановке. «Ну вот, опять все кончается», хмурюсь я. Оля снимает свои очки в роговой оправе (сегодня она забыла линзы дома), и на меня смотрят ее свободные от заслонок глаза, слегка растерянные от того, что ничего вокруг кроме меня не видят. «Ты меня видишь, да»? «Да, я никого не хочу видеть. Только тебя». Свист шин ее автобуса и все, она убегает, как тогда, несколько дней назад, крепко прижавшись губами к моим губам. Вновь мы расстаемся на этой остановке, правда только до завтра.

В голову приходит странная мысль, вот мы вместе встречаемся, наши ощущения меняются, но это Мы идем вместе вдвоем, это не меняется. Или? Город же, люди, все изменяется. Сменяются огни, дни, недели, другие глаза смотрят на нас, другие рекламы мерцают. Никто ничего не знает о нас, о нашем прошлом или будущем, и это классно и дает надежду все начать с чистого листа.

А мы сами-то помним о нем? Что постоянно в этой ускользающей каждую минуту реальности? Вот приходит мой автобус, и я еду домой, мы все едем в своих автобусах, направляясь каждый в свой дом, где нас ждет что-то свое. Отличное. Не вместе. Не единство. МЫ так много времени проводим в четырёх стенах. И зачем, Куда мы все двигаемся? Так торопимся замкнуться в башнях из бетона? Убежать ото всех в свой мир. Сердце опять выключает какой-то свой рубильник, отрубив электричество любви, и мне опять просто спокойно. Спокойной ночи мой котенок, я так люблю тебя. Может до нее долетит эта моя мысль? Кто знает?