Нил Стивенсон - Криптономикон, часть 1 Страница 64

Взвалив на плечи железяки и рис, солдаты бредут к горам. Тропу, протоптанную товарищами, на глазах затягивают джунгли. Версты — тела, смрадные поля сражений между ошалевшими полчищами неизвестных науке микробов, насекомых, зверей и птиц.

ВЧРП

Мачту пеленгатора устанавливают раньше, чем над новой штаб-квартирой подразделения 2702 успевают настелить крышу, антенну закрепляют раньше, чем подводят к ней электричество. Уотерхауз старательно делает вид, что его это тревожит. Он дает рабочим понять: грандиозные танковые бои в африканской пустыне — конечно, модно и романтично, однако главное сражение войны (забывая, как всегда, про Восточный фронт) — это Битва за Атлантику. Чтобы выиграть Битву за Атлантику, надо топить немецкие подлодки; чтобы топить, их надо прежде найти, и хорошо бы не старым испытанным способом, когда наш конвой входит в их гущу и взлетает на воздух. Короче, братцы, антенна должна заработать как можно скорее.

Уотерхауз — не актер, но когда вторая пурга за неделю сносит антенну и он всю ночь ее чинит при свете гальванического люцифера, нужного эффекта, похоже, удается достичь. Прислуга замка всю ночь носит ему горячий чай с бренди, а строители, увидев утром залатанную антенну, громко кричат «ура!» Они настолько уверены, что спасают наших ребят в Северной Атлантике, что, узнав правду, скорее всего разорвали бы его в клочки.

Легенда про пеленгатор до смешного правдоподобна. Настолько, что, работай Уотерхауз на немцев, у него бы закрались подозрения. Антенна узконаправленной модели. Она ловит сильный сигнал, когда развернута к передатчику, слабый — во всех остальных случаях. Оператор дожидается, пока подводная лодка выйдет на связь с другими, и крутит антенну, добиваясь наиболее сильного сигнала: направление антенны дает пеленг. Два-три пеленга взятых с разных станций, позволяют методом триангуляции определить координаты подлодки.

Чтобы создать видимость, станция должна работать двадцать четыре часа в сутки, и это чуть не доканывает Уотерхауза в первые недели 1943 года. Остальные бойцы подразделения 2702 не прибывают в срок, и спектакль целиком ложится на его плечи.

Все в радиусе десяти миль — то есть практически все гражданское население Йглма, или, другими словами, весь йглмский народ — видят, как на мачте появилась антенна. Они не дураки; по крайней мере некоторые понимают: если антенна не крутится, то хрен от нее толку. Если она не крутится, значит, не работает. А в таком случае что, скажите на милость, творится в замке?

Значит, Уотерхауз должен крутить антенну. Он живет в часовне: спит (если вообще спит) в гамаке, натянутом на опасной высоте от пола (скрргы, как выяснилось, исключительно хорошо прыгают).

Если он будет спать днем, городские зеваки увидят, что антенна не поворачивается. Это плохо. Однако если он будет спать ночью, когда немцы отражают радиосигналы от ионосферы, связывая подлодки в Северной Атлантике с базами в Бордо и Лорьяне, по-настоящему серьезный наблюдатель (скажем, страдающий бессонницей слуга или немецкий шпион, притаившийся с биноклем в скалах) заподозрит, что неподвижная антенна — всего лишь ширма. Поэтому Уотерхауз спит пару часов на рассвете и пару на закате, а это не на пользу здоровью. Когда же он просыпается, ему совершенно нечего делать, кроме как просиживать за пультом восемь-двенадцать часов кряду, смотреть, как клубится морозный пар изо рта, вертеть антенну и вслушиваться — в тишину!

Он честно признает, что это свинство: жалеть себя, когда другие гибнут на фронте.

Ладно, так чем же заняться, чтобы не сойти с ума? Свои действия он знает назубок: направить антенну примерно к Западу и поворачивать туда-сюда по убывающей дуге, якобы ловя подводную лодку, потом на время оставить так и не сколько раз присесть для согрева. Он сменил флотскую форму на одеяние из теплой йглмской шерсти. Время от времени, через совершенно непредсказуемые промежутки, врывается кто-нибудь из слуг с кружкой бульона или чая или просто узнать, как дела, и сообщить, как им все тут гордятся. Раз в день он пишет стопку галиматьи — якобы результаты — и отсылает на военно-морскую базу.

Остальное время Уотерхауз думает о бабах и о математике. Одно мешает другому. Особенно после того, как пятидесятилетнюю многопудовую повариху Бланш прихватывает не то водянка, не то подагра, не то какая-то еще шекспировская хворь, и на ее место берут молоденькую, хорошенькую Маргарет.

От Маргарет голова окончательно идет кругом. Когда совсем невмоготу, он направляется в уборную (куда слуги не могут ворваться в неподходящий момент) и берет дело в свои руки. Однако Уотерхауз еще на Гавайях узнал, что самому — не то, что по-настоящему. Эффект слишком скоротечный.

Пока эффект еще сказывается, он успевает всерьез вгрызться в математику. Алан передал ему кое-какие свои заметки по избыточности и энтропии в связи с шифрацией голоса, которой занимается в Нью-Йорке. Уотерхауз прочитывает их и доказывает несколько симпатичных лемм, которые, увы, нельзя отослать Алану, не пренебрегая здравым смыслом и режимом секретности. Покончив с этим, берется за теоретическую криптологию. Поработав в Блетчли-парке, он понял, как мало пока разработана эта наука.

Немецкие подлодки слишком много болтают между собой, и командование немецкого флота отлично об этом знает. Спецотделы давно требовали усилить секретность и своего добились: немцы взяли на вооружение четырехдисковую «Энигму», чем на год посадили весь Блетчли-парк в лужу…

Чтобы принести Уотерхаузу еду, Маргарет должна идти через двор. Щеки ее успевают раскраснеться от мороза, пар изо рта окутывает лицо шелковой вуалеткой…

Лоуренс, прекрати! Тема сегодняшней лекции — четырехдисковая «Энигма», которую немцы зовут «Тритон», а союзники — «Акула». Используется со 2 февраля прошлого (1942) года, и только 30 октября, когда нашли севшую на мель немецкую подводную лодку U-559, в Блетчли-парке появились данные, необходимые, чтобы взломать код. Две недели назад, 13 декабря, Блетчли-парк наконец расколол «Акулу», и внутренние переговоры немцев вновь стали для союзников открытой книгой.

Первым делом выяснилось, что немцы взломали коды торгового флота и весь год знали, где точно искать конвои.

Все это Лоуренсу Притчарду Уотерхаузу передали несколько дней назад в сообщении, зашифрованном с помощью одноразового блокнота. Передали, потому что возник вопрос из области теории информации, то есть по его части: как скоро можно заменить взломанные коды, не показав немцам, что мы раскололи «Акулу»?

Уотерхаузу не надо долго ломать голову, чтобы понять: игра крайне рискованная. Единственный выход: сфальсифицировать некий инцидент, объяснивший бы немцам, почему мы внезапно разуверились в своих кодах. Он пишет записку Чаттану и начинает шифровать ее с помощью одноразового блокнота.

— У вас ничего не случилось?

Уотерхауз вскакивает и стремительно поворачивается. Сердце бешено стучит.

Это Маргарет. Она стоит, окутанная вуалью собственного дыхания, поверх платья и фартучка — серое шерстяное пальто, на руках, которые держат поднос с чаем и булочками, — серые вязаные варежки. Шерстью не закрыты только лицо и щиколотки. Щиколотки точеные; Маргарет не считает зазорным носить высокие каблуки. Лицо никогда не видело прямых солнечных лучей и вызывает в памяти взбитые девонширские сливки, посыпанные розовыми лепестками.

— Ой, позвольте я возьму! — выпаливает Уотерхауз и бросается вперед с неловкостью, рожденной страстью и переохлаждением. Забирая у Маргарет поднос, он нечаянно сдергивает одну варежку, и та падает на пол. «Простите!» — восклицает Уотерхауз и тут понимает, что никогда прежде не видел ее рук. На пальцах, которые он так неосторожно подставил холоду, — красный лак. Маргарет подносит руку ко рту, согревая ее дыханием. Огромные зеленые глаза смотрят спокойно и выжидательно.

— Простите?

— У вас ничего не случилось?

— Нет. А что?

— Антенна, — говорит Маргарет. — Уже час не крутится.

Уотерхауз едва не падает от растерянности.

Маргарет по-прежнему дышит на ладонь. Уотерхауз видит только зеленые глаза, которые теперь смотрят искоса, с шаловливым прищуром. Маргарет бросает взгляд на гамак.

— Спали на работе, да?

Первый порыв Уотерхауза — оправдаться, сказать правду, что он думал про баб и шифры, поэтому забыл про антенну. Однако Маргарет предложила более удачное объяснение.

— Виноват, — признается он. — Вчера засиделся допоздна.

— Чай вас взбодрит, — обещает Маргарет. Она снова смотрит на гамак и надевает варежку. — Как оно?

— Что оно?

— Спать в гамаке. Удобно?

— Очень удобно.

— А можно мне попробовать?

— M-м. Туда трудно взобраться — очень высоко.

— Ну вы ведь взобрались? — напоминает она с укоризной. Уотерхауз заливается краской.

Маргарет подходит к гамаку и сбрасывает туфли. Уотерхаузу больно смотреть, как она стоит босыми ногами на каменном полу не согревавшемся с тех пор, как берберийские корсары последний раз устроили здесь пожар. Ногти на ногах у нее тоже покрашены красным лаком.