Брюс Стерлинг - Схизматрица Страница 67

Старик внимательно разглядывал зверька. Вера понимала, что никакой реакции он не добьется. Во влажных красных глазках крысы не было ничего, ни малейшего проблеска звериной настороженности.

— Она когда-нибудь выходила из клетки?

— Нет, господин канцлер. Веками. Она слишком ценна.

Линдсей отворил клетку. Привычная повседневная рутина зверька рассыпалась на части. Крыса спряталась за стальной трубкой — поилкой, подвижные мохнатые лапки ее мелко дрожали.

Линдсей поднес к дверце руку в перчатке, пошевелил пальцами.

— Не бойся, — серьезно сказал он крысе, — здесь — целый мир.

Некий древний, почти забытый рефлекс ударил крысе в голову. С визгом кинулась она через всю клетку к руке Линдсея, яростно, конвульсивно вцепившись в нее когтями и зубами. Вера прыгнула вперед, испуганная его поступком, ужасаясь реакции крысы. Отстранив ее, Линдсей поднял руку, с жалостью разглядывая разъяренное животное. Под рваной перчаткой поблескивали медью и вороненой сталью соты сенсоров протеза.

Мягко и уверенно он подхватил крысу, следя, чтобы она не сломала себе зубы.

— Тюрьма укоренилась в ее сознании. Много понадобится времени, чтобы перед ее глазами не стояли больше прутья решетки — Он улыбнулся. — К счастью, времени у нас более чем достаточно.

Крыса прекратила борьбу. Она тяжело дышала в мучительной судороге некоего животного прозрения. Линдсей осторожно посадил ее на столик рядом с биржевым монитором. Зверек с усилием поднялся на тонкие розовые лапки и возбужденно засеменил, повторяя контуры клетки.

— Она не может измениться, — объяснила Вера. — Иссякла способность к обучению.

— Вздор, — возразил Линдсей. — Просто ей нужен пригожинский скачок к новому типу поведения.

Спокойная уверенность Линдсея в своей идеологии внушала страх. Вероятно, это отразилось на лице Веры. Линдсей сдернул с руки разорванную перчатку.

— Нельзя терять надежды, — сказал он. — Надеяться нужно всегда.

— Долгие годы мы надеялись исцелить Филипа Константина. Теперь-то мы знаем… Мы готовы отдать его в ваши руки. В уплату за безопасный переезд.

Линдсей серьезно взглянул на нее:

— Это жестоко.

— Он был вашим врагом. Мы хотим искупить…

— Я предпочел бы не его, а вас.

Значит, он еще помнит Веру Келланд!

— Но не заблуждайтесь. Я не предлагаю вам истинного вознаграждения. Когда-нибудь падет и Царицын Кластер. Нации в нашу эру недолговечны. Долговечен только народ, только замыслы и надежды… Я могу предложить только то, что имею. Безопасности у меня нет. Есть свобода.

— Постгуманизм, — проговорила она. — Ваша государственная идеология. Конечно же, мы адаптируемся.

— Я полагал, у вас есть собственные убеждения. Вы — галактистка.

Пальцы ее невольно коснулись одной из жаберных щелей.

— Политике меня научило пребывание в обзорной сфере. На Фомальгауте. В посольстве. — Она помолчала. — Жизнь там изменила меня больше, чем вы думаете… Кое-что я просто не могу объяснить.

— В комнате что-то есть, — сказал он.

Вера застыла.

— Да, — пробормотала она. — Вы чувствуете? Большинство просто не замечает.

— Что это? Нечто с Фомальгаута? От газовых пузырей?

— Они ничего об этом не знают.

— Но вы — знаете. Расскажите.

Отступать было поздно.

— Впервые я заметила это еще в посольстве, — неохотно начала Вера. — Посольство плавало в атмосфере Фомальгаута-четвертого, газового гиганта, похожего на Юпитер… Нам приходилось жить в воде, чтобы вынести гравитацию. Мы были собраны в кучу, и шейперы и механисты; все в одном посольстве, иного выбора не было. Все менялось, и мы изменились. Прибыли Инвесторы, чтобы отвезти механистов обратно в Схизматрицу… Я думаю, присутствие было на борту корабля. С тех пор присутствие со мной.

— Оно реально? — спросил Линдсей.

— Думаю, да. Иногда я почти вижу его. Что-то мелькает… Нечто такое, зеркальной окраски.

— А что сказали Инвесторы?

— Все отрицали. Сказали, что я заблуждаюсь. — Она запнулась. — Не они последние так говорили.

Ей не хотелось с ходу рассказывать обо всем, но бремя заметно полегчало. Она смотрела на Линдсея, осмелившись надеяться.

— Значит, это чужак, — сказал он. — Не принадлежащий ни к одному из девятнадцати известных видов.

— Вы верите мне. Вы полагаете, что это — существует.

— Нужно верить друг другу, — сказал Линдсей. — Так легче жить. — Он внимательно, точно проверяя работу глаз, осмотрел комнату. — Выманить бы его наружу…

— Не выйдет. Уж поверьте, я много раз пробовала.

— Здесь не следует пробовать. Любое проявление встревожит Кицунэ. Она чувствует себя в этом мире уютно и безопасно. Нужно считаться с ее чувствами.

Его искренность поражала. Раньше Вере не приходило в голову, что тюремщица ее может что-то чувствовать и что кто-то способен воспринимать эту титаническую груду плоти как личность.

Линдсей подхватил громко, отчаянно заверещавшую крысу и оглядел ее с таким бесхитростным интересом, что Вера, не успев опомниться, почувствовала жалость к нему, порыв обнять, защитить… Чувство это удивляло и в то же время приятно согревало.

— Мы скоро уезжаем, — сказал он. — Ты поедешь с нами.

Он спрятал крысу в карман длинного пальто. Та даже не шелохнулась.

История Схизматрицы была долгой, мучительной хроникой перемен. Население выросло до девяти миллиардов. Власть над Советом Колец выскользнула из дрожащих рук одурманенных наркотиками дзенских серотонистов. После сорока лет их царствования новые идеологи шейперов схватились за агрессивные планы пророков галактизма.

Новая вера распространялась медленно. Она была рождена в «межзвездных посольствах», где посланники выходили за рамки человеческого, чтобы осознать образ жизни инопланетян. Ныне пророки галактизма были готовы полностью отбросить человеческое ради достижения галактического сознания, в котором примитивная верность собственному виду устареет и отомрет.

Политика разрядки вновь рассыпалась в прах. Механисты не на жизнь, а на смерть бились с шейперами за благосклонность чужаков. Из девятнадцати инопланетных рас лишь пять выказали хоть какую-то заинтересованность в более близких отношениях с человечеством. Процессоры с Хондрульного Облака были готовы прибыть, но лишь при условии, что Венеру раздробят на атомы для лучшего переваривания. Нервнокоралловые водоплавы выразили осторожный интерес к вторжению на Землю, но это означало бы нарушение священной традиции Интердикта. Культурные призраки с охотой присоединились бы к любым, кто ухитрится выдержать их общество, однако же эффект, оказанный ими на дипкорпус Схизматрицы, поверг всех в полный ужас.

Самыми многообещающими оставались газовые пузыри с Фомальгаута. Изучение их «языка» затянулось на несколько десятилетий. Язык их точнее всего мог быть описан как комплекс неустойчивых состояний атмосферы. Как только настоящий контакт был установлен, дело пошло быстрее. Фомальгаут был гигантской звездой с обширным поясом астероидов, богатых тяжелыми металлами.

Для пузырей пояс никакой ценности не представлял — космические путешествия им не нравились. Однако они заинтересовались Юпитером и замышляли засеять его аэропланктоном. Инвесторы соглашались организовать перевозки, хотя даже их громадины-корабли могли нести зараз лишь жалкую горстку хирургически уплощенных пузырей.

Спор заварился на десятилетия. У механистов имелась своя галактическая группировка, тужившаяся овладеть головоломной физикой зловещих налетчиков. Те, как и Инвесторы, обладали технологией сверхсветовых перелетов. Инвесторы не прочь были продать свой секрет, но цену запрашивали несусветную. Налетчики издевались над людьми, но иногда ими овладевали приступы болтливости…

Движение людей в ближайший спиральный рукав галактики казалось неизбежным. Одна из двух стратегий должна была оказаться успешной — либо дипломатические ухищрения шейперов, либо механистский целенаправленный штурм проблемы межзвездных перелетов. Но добиться успеха по силам было лишь этим главным группировкам — более мелким недоставало финансов, опытных профессионалов и дипломатического веса. Новое напряженное противостояние двух сверхсил обрело форму.

Тем временем личинки пузырей в своих яйцеобразных космических кораблях усердно исследовали околосолнечное пространство, а мелкие группы шейперских и механистских ренегатов картографировали богатства Фомальгаута. Ни пузыри, ни люди уже не удовлетворялись одной звездной системой.

Крах разрядки воскресил старую вражду. Разгорелись пограничные войны, и Инвесторы на сей раз не решились их сдерживать. Как грибы росли новые — одна эксцентричней другой — группировки, возглавляемые вернувшимися дипломатами. К плотоядам, коронасферикам и в Армию вирусов охотно шли рекруты из низов.