Виталий Вавикин - Люди, ангелы и микросхемы Страница 7

– Моя нога! Моя нога! – голосила молодая женщина. – Посмотрите это же кость! Она торчит сквозь кожу! Я вижу свою кость! Кость! Кость!

Наоми не смогла удержаться и устремила к женщине взгляд. О собственном лице она забыла, да и не случилось с ним ничего страшного, лишь щеки горели неестественным румянцем, да продолжали слезиться глаза. Где-то далеко завыли сирены. Кто-то вошел в дом и заорал, чтобы освободили стоянку. Кто-то из глубины дома послал его к черту. Наоми начало казаться, что мир сошел с ума.

– Нам нужны еще машины! – заорали где-то на улице санитары.

Хозяйка дома открыла двухстворчатые двери. Солнечный свет ворвался в полумрак трипующей виллы. По крайней мере, Наоми сейчас думала, что трипует весь мир. Так было проще принять творившийся вокруг хаос. Трип. Это просто кислотный трип. Еще один большой трип. Трип, размером с каньон. Санитары внесли носилки и буквально свалили обожженного человека в дальний угол. Тело замерло в неестественной позе. Наоми не сразу поняла, что человек мертв. Запах горелой плоти медленно заполнил все помещение. Он был сладким и, если бы отделить от него вонь тлеющей ткани, то можно было сказать аппетитным. Наоми смотрела на этот потухший факел, когда санитары принесли еще одного мертвеца. Потом еще одного и еще. Женщина со сломанной ногой охала, пока ей не дали обезболивающее. Наоми не двигалась – стояла и смотрела на груду мертвецов, которая все росла и росла, и, казалось, что это будет длиться вечно.

– Эй! – позвал Наоми один из санитаров. – Эй, ты!

Его лицо было черным от сажи, а руки буквально по локти в крови.

– Эй, ты можешь мне помочь? – крикнул он Наоми и прежде, чем она ответила, схватил ее окровавленной рукой и подвел к лежавшему на полу мужчине. – Вот так, – санитар взял Наоми за руку и прижал ее ладонь раненому к груди. – Не отпускай, слышишь? – заорал санитар. – Не отпускай, иначе он умрет.

Наоми осталась одна. Санитар исчез. Наоми узнала водителя туристического автобуса. Он смотрел на нее, и весь его образ резонировал, как это было прежде с преследовавшим ее ангелом. На лице мужчины не было страданий. Он словно не понимал, что ранен. Или понимал, но не чувствовал боли. Наоми хотела поднять ладонь и посмотреть серьезность его раны, но как только попробовала сделать это, в лицо ей ударил фонтан крови. Кровь попала в рот, в глаза. Ее вкус был металлическим, но не противным. Наоми выплюнула чужую кровь.

Водитель автобуса захрипел, пытаясь сделать вдох. Его резонирующий ореол вспыхнул ярче. Все вокруг как-то стихло. Неотложка уехала. Люди с вечеринки суетились на склоне. Если кто-то и был в доме, то Наоми не замечала их. Она искала музу, искала ангела, и вот теперь ангел был здесь – лежал и кровоточил, слепя глаза своим резонирующим образом. Истинным образом.

– Кто… Кто ты такой, черт возьми? – спросила Наоми, глядя умирающему водителю прямо в глаза.

Он снова захрипел, делая вдох.

– Я вижу, как ты пульсируешь, – сказала Наоми.

Она могла поклясться, что увидела, как мужчина вздрогнул.

– Ты ангел, да? – спросила Наоми.

– Кажется, я умираю, – мужчина поднял голову, пытаясь осмотреть свою рану. – Я не должен был умереть. Не так быстро… – резонансы его тела стали сильнее.

– Скажи мне, что я вижу? – потребовала Наоми.

– Ты… – мужчина смотрел ей в глаза. – Ты должна мне помочь. Если это тело умрет… Если я умру… То это будет конец…

– Конец? Конец чего?

– Мира, – сказал незнакомец, и кровавая пелена выступила на его губах.

Глава вторая

2743 год.

Тихоокеанский жилой комплекс «Galeus longirostris». Население 9 млрд. человек (согласно переписи верхних ярусов и частично средних; жители нижней части комплекса не учтены).

«Да, с нижней частью всегда проблемы, – думает Тилдон Туке, стоя у окна, за которым на свободном рекламном щите транслируют новости. – Этот комплекс почти как человек – выше пояса личность, интеллект, а ниже – всего лишь животное».

На рекламном щите показывают лидера банды с нижнего яруса. Группировка называется «Двухголовые драконы». Последние беспорядки были устроены ими боле десяти лет назад. В остальном все идет своим чередом. Драконы осели на самых нижних ярусах. Их главная прибыль – синтетический псилоцибин. Официально он под запретом, но никто не контролирует эти поставки. После вспышки нейронных наркотиков возвращение к прошлому выглядит не таким уж и плохим. Да и ни один полицейский не станет спускаться на нижние ярусы. Это ад – душный, жаркий, опасный. В паре секторов находятся тюрьмы, но официальные дороги к ним перекрыты. Лишь десяток грузовых лифтов спускается в тюрьмы. И нет ни одного заключенного, который попытался сбежать. Уж лучше в тюрьме, чем на нижних ярусах.

Тилдон Туке слышал, что жизнь есть и под тюремными секторами. Где-то в ремонтных полостях гигантских, словно скалы, опорах комплекса. Тилдон Туке пытался представить себе людей, способных жить там, но не мог. Да и как представить жизнь, которая хуже ада? Всего социологи насчитывают порядка четырнадцати миллиардов людей в комплексе, плюс-минус один два миллиарда. Жители нижних ярусов плодятся, как кролики, умирают и снова плодятся. Воздух там очищается плохо, опреснители сбоят, да и все нечистоты с верхних ярусов проходят через их сектора. А старые системы давно нужно менять. Иногда нечистоты протекают и затопляют целые кварталы.

Ремонт дренажных систем находится исключительно под контролем местных группировок. Поэтому им не запрещают торговлю наркотиками. Их главные покупатели – жители средних ярусов. Если вспомнить иерархию христианской религии, от которой давно отказались, то средние ярусы – это Чистилище. Верхние – Рай. Там находятся настоящие небожители, потому что жилой комплекс действительно теряется где-то в пушистых облаках. Тилдон Туке живет в Чистилище.

Иногда, выходя на балкон своей квартиры, наблюдая, как по расчерченным повисшим в воздухе проекциям магнитных дорог ползут машины, он думает: «А можно ли увидеть из ярусов Рая небо? Настоящее звездное небо?» Запахи нижних кварталов поднимаются к верхним. Ярусы Ада пахнут солью и нечистотами. Чем ниже ты живешь в Чистилище, тем отчетливее запах. А как быть с Раем?

Туке слышал, что там установлены фильтры, и небожители не чувствуют в своем разряженном воздухе вонь нижних ярусов. Так же Туке слышал, что они не пользуются воздушными генераторами – ведь на такой высоте воздух умирающей планеты еще можно вдыхать без очистителей. Да и опреснители им не нужны, потому что там установлена специальная система сбора дождевой воды. Хотя в Чистилище тоже неплохо. Может, конечно, кто-то живет на нижних ярусах и говорит так же, но…

– А ты бы сходил как-нибудь, да посмотрел, – говорит Тилдону Туке его жена Рени.

Она – высокая блондинка, с которой они живут вместе уже девять лет. Стрижка короткая, глаза цвета стали. Когда они встретились, на Рени была форма служб правопорядка – серая с вкраплением красных полос. От глупой блондинки – только цвет волос. От женщины – бюст… и еще губы. Все говорят, что при знакомстве ценят в женщине глаза. Тилдон Туке ценил в Рени губы – полные и чувственные. За ними крупные белые зубы, хотя она и не отказывает себе в сигаретах. Кстати, сигареты в Чистилище достать сложнее, чем псилоцибин или кокаин. Курение запрещено, потому что загрязняет воздух. Так же запрещены все виды аэрозолей.

Туке слышал, что сигареты поставляют с верхних ярусов Рая – наверное, просто сплетни, но после визитов небожителей в участок 25, где работает Рени, она всегда приносит домой сигареты и сигары. Последние ей нравятся особенно сильно. Она садится на диван с бокалом синтетического коньяка, обхватывает губами сигару и, глядя на Туке, раскуривает ее – неспешно, эротично.

– Ну что, хронограф, я еще нравлюсь тебе? – спрашивает она.

Туке молчит. Молчит, потому что не хочет врать. За последние годы все как-то изменилось. Рени изменилась. Не то повзрослела, не то постарела. Тилдон Туке никогда не запоминал деталей ее лица – родимое пятно тут, крохотная морщина там… Не запоминал он и особенностей ее характера, чтобы отметить перемены. Чувствовал, но вот что? Рени стала жестче? Замкнулась? Секс с ней всегда был страстным, но однообразным. Она дразнила его, потом укладывала в постель и взбиралась сверху. Далее получасовая скачка, пара женских оргазмов и финишная прямая.

– Хочешь пить? – спрашивает Тилдон Туке.

– В холодильнике есть синтетическое вино, – говорит Рени.

Туке шлепает босиком по их огромной, словно футбольное поле, квартире. Ассоциации с футболом приходят ему в голову, потому что когда-то он и сам играл. Еще до того, как стать хронографом.

Когда-то давно люди швырнули в космос человека, поняли, что ничего интересного в черной мгле нет, и плюнули на эту затею. Теперь ученые начали играть со временем. Туке не знает, как все это работает, но думает, что когда-нибудь человечество устанет и от этого. Сознание извлекается из хронографа, и его отправляют в прошлое. Он становится призраком, тенью среди живых людей.