Андрей Белов - Неполная перезагрузка Страница 8

Довод матери по поводу того, что он своими действиями причиняет боль другому существу, тоже не сработал, так как совсем недавно Саша впервые сам себе проколол палец, для того чтобы добыть кровь. Было больно, но он готов был терпеть ради удовлетворения своего любопытства. А раз он сам мог терпеть, то по его представлениям и окружающие тоже должны были терпеть. И уж утверждение матери о вымирании на планете всего живого из-за того, что он убьет одну стрекозу, и вовсе показались ему полной глупостью. Ведь он знал, что продолжительность жизни стрекозы совсем маленькая, и пойманная им стрекоза все равно в скором времени умерла бы.

Однако спорить с матерью он тогда не стал, а сделал вид, что прислушался к ее словам и больше так поступать с насекомыми не будет. Сам же с того дня стал тщательно скрывать свои исследования от окружающих. Причем он продолжал это делать и тогда когда стал взрослым. Во всяком случае, он всегда скрывал те из них, которые осуществлял по собственной инициативе.

К счастью его матери, она так и не узнала о готовности ее малолетнего сына не только резать на части насекомых, но резать даже людей. Саше очень хотелось посмотреть, как все устроено внутри человека, но он боялся, что не справится с уже большим ребенком, не говоря уж о взрослом человеке. Поэтому он продолжительное время пытался выкрасть для вскрытия, в каком либо укромном месте новорожденного ребенка соседки по подъезду. К счастью соседка была очень заботливой мамой и на улице буквально ни на минуту не оставляла без присмотра коляску с младенцем. И все многочасовые наблюдения Саши за соседкой с коляской ни к чему не привели.

В конечном итоге самыми крупными жертвами Саши стали дворовые кошка Мурка и маленький, очень ласковый кобелек Шарик.

Шарик был любимцем всего двора, и увести его незаметно для окружающих было совсем не просто. Поэтому с Сашей первой в степь отправилась Мурка.

Все свои скрываемые от посторонних глаз эксперименты Саша проводил в заброшенной траншеи, которая располагалась в степи примерно километрах в трех от поселка. Траншея представляла собой яму с частично обвалившимися стенками длинной около пятидесяти метров шириной полтора метра и глубиной от одного до двух метров.

Когда Саша спускался в траншею, то его из поселка невозможно было увидеть и никаких звуков из траншеи до поселка не долетало. С другой стороны между траншеей и поселком простиралась ровная как стол степь, и никто незамеченным не мог подойти к Саше, когда он был в траншеи. Саша всегда мог рассчитывать на достаточное количество времени для того, чтобы скрыть все следы своих занятий. Впрочем, взрослые в траншею практически никогда не ходили, им просто нечего в ней было делать, а дети бегали в нее играть очень редко из-за сравнительно большой ее удаленности от поселка. Таким образом, траншея была идеальным местом для проводимых Сашей опытов.

Всю дорогу до траншеи Саше пришлось Мурку нести на руках. Кошка, привыкшая к тому, что дети часто таскали ее на руках и никогда ничего плохого ей не делали, доверчиво прижималась к нему и не сделала ни одной попытки освободиться и убежать от него. Она безропотно позволила одеть себе на шею и лапы веревочные петли-удавки. Другие концы веревок были надежно привязаны к длинным остро заточенным колышкам. Только когда Саша вбил в землю колышек, привязанный к шеи Мурки, она почувствовала неладное, выпустила когти, зашипела и попыталась отбиться от Саши, но было поздно. С каждым новым ее движением удавка на ее шее лишь сильней затягивалась. Оказавшись привязанной за шею к колышку, она не могла уже ни убежать, ни хотя бы поцарапать Сашу. Он же между тем, не спеша и невозмутимо, вбил в землю остальные четыре колышка привязанных к ее лапам. В результате Мурка оказалась прижатой спиной к земле с широко разведенными в стороны лапами. Саша еще сильнее натянул веревки, максимально возможно обездвиживая кошку. Теперь все, что удавалось Мурке это злобно сверкать глазами, шипеть, угрожающе открывая пасть, демонстрируя свои клыки и совсем немного выгибать свое тело.

Саша с полным безразличием немного посмотрел на безуспешные попытки Мурки освободиться, убедился, что она зафиксирована надежно и достал из кармана свой перочинный нож. Затем он взялся за незащищенный живот распятой Мурки и попытался разрезать на нем ее кожу. Однако Мурка дико визжала, кожа на животе невероятно растягивалась, но при этом никак не хотела прорезаться. Его нож оказался недостаточно хорошо наточен. Раньше ему не приходилось вскрывать никого крупнее мыши, и он всегда использовал острые лезвия для бритв и никогда нож.

Только минут через пять после нескольких попыток Саше, наконец, удалось проткнуть кожу на животе Мурки, но и после этого ему пришлось изрядно повозиться, делая тупым ножом длинный разрез вдоль всего ее тела по направлению к шее. Дело было в том, что Саша, опасаясь повредить внутренние органы, не хотел сильно давить на нож.

Раздвинув края разреза, Саша вынул внутренние органы и долго тщательно их изучал в свою очередь, делая на них многочисленные разрезы. Затем он начал взламывать ее ребра. Мурка оказалась живучей и умерла только после того, как Саша добрался до ее сердца.

Саша вырезал из ее тела все, что только было возможно и только после того, как полностью удовлетворил свое любопытство, закопал останки Мурки на дне траншеи.

Окажись у Саши острый нож, возможно Шарик остался бы жить. Но у Саши был тупой нож и он переживал, что разрезы у него вышли недостаточно ровные из-за чего, он мог не все хорошо рассмотреть. Поэтому он посчитал, что ему следует, более тщательно подготовившись, обязательно вскрыть Шарика.

На исчезновение Мурки никто внимания не обратил. Она и раньше периодически надолго покидала территорию двора, отправляясь бродить по своим кошачьим делам. Вот с Шариком было совсем другое дело, он никогда далеко не убегал. Более того, он каждое утро неизменно терпеливо дожидался, когда дети выйдут гулять на улицу и кто-нибудь вынесет ему поесть. Затем он до позднего вечера всюду таскался за детьми, играя с ними и попутно выклянчивая себе еду.

Так как поселок был совсем недавно построен, то проживали в нем в основном люди молодые и среднего возраста. Поэтому детей было много. В течение всего дня одни дети выходили во двор, другие уходили, но получалось так, что Шарик буквально ни на минуту не оставался один. Кроме этого Саша никогда не играл с Шариком и более того никогда не обращал на него вообще никакого внимания. Поэтому если бы он вдруг проявил интерес к собаке и куда-нибудь ее за собой повел, то наверняка кто-нибудь это запомнил.

Саше шел одиннадцатый год, и он всерьез опасался, что если кто-нибудь узнает о его планах в отношении Шарика, то у него возникнут серьезные проблемы вплоть до того, что его могут и побить. Конечно, Саша мог за себя постоять, но все же он был недостаточно физически развит, чтобы позволить себе вообще ни с кем, ни считаться. Он не входил ни в одну дворовую группу, которая могла бы его защитить. Брат, который всегда защищал его, в том числе и от более взрослых ребят уже несколько лет учился в институте в другом городе.

Саша, обдумав сложившееся положение, быстро пришел к выводу, что незаметно завладеть Шариком он может только рано утром, когда все еще спят. Дождавшись ближайшего воскресения, Саша вышел из дома, когда еще не было и шести часов. Шарик тут же подбежал к Саше, виляя хвостом и слегка повизгивая.

Оглядевшись по сторонам, Саша убедился, что на улице никого нет. Стояла тишина, и казалось, что в поселке вообще никого кроме Шарика и Саши больше нет. Он дал собаке половину, приготовленной им накануне колбасы. Когда Шарик быстро проглотил колбасу, Саша показал ему вторую половину колбасы, но отдавать ее не стал, а двинулся к своей траншее. Как и рассчитывал Саша, Шарик сам побежал за ним, периодически подпрыгивая и беспрестанно виляя хвостом. Стараясь всем своим видом показать имеющееся у него очень сильное желание съесть всю колбасу. Он был готов бежать за этой колбасой хоть на край света.

Шарик был совсем небольшим, в своих размерах он даже немного уступал Мурке и Саша мог бы отнести его в траншею на руках. Однако он сознательно не хотел этого делать. Так как если его все же кто-нибудь случайно увидит из окна с Шариком и спросит, потом куда он с ним ходил, то всегда можно будет сказать: "Нужен мне ваш Шарик. Я, что за ним следить, что ли должен? И вообще он сам за мной увязался, а потом убежал куда-то дальше в степь".

Заманив Шарика в траншею, Саша проделал с ним те же операции, что и с Муркой. Но, даже оказавшись распятым, пес продолжал вилять хвостом и заискивающе повизгивать, видимо надеясь, что уж теперь-то ему точно отдадут колбасу.

Когда Саша воткнул ему в живот свой, на этот раз остро заточенный, нож и начал делать разрез Шарик дернулся своим телом всего один раз, но не зарычал, не попытался укусить Сашу или как-то еще защитить себя. Пес лишь жалобно заскулил и посмотрел на Сашу своими большими, красивыми и очень выразительными глазами, в которых можно было прочесть искреннее удивление. Потом он перестал скулить, но продолжал до самого конца неотрывно смотреть в глаза Саше. Только выражение глаз собаки изменилось. Потом в них уже не читалось удивление, они выражали мучение от испытываемой нестерпимой боли.