Константин Кузнецов - Путешествие Гнева Страница 9

— Что стряслось? — послышался сонный голос Ти.

Одарив меня лучезарной улыбкой, девушка подошла к гному и, прижавшись к его плечу, преданно посмотрела в глаза.

— Хочу принять в нашу команду еще одного недовольного, — кивнул в мою сторону механикус.

— Ты уверен? — отчего-то усомнилась Ти.

— Как никогда в жизни, — громогласно заявил гном, и одним махом сорвал с крылоплана чехол.

Отблеск солнечных лучей отразился от начищенной до блеска обшивки 'Пташки'. Не успев ахнуть, я молча наблюдал как фонарь, издав несколько легких щелчков, отъезжает назад и открывает нашему взору удобные летные кресла из дорогой красной кожи пустынного трапера.

— Ну, что встал? Запрыгивай! — скомандовал гном.

Я ловко вскарабкался на крыло и погрузился в достаточно узкое, неудобное пространство, где от силы мог пошевелить плечами и слегка вытянуть вперед руки. Ти и Белый хвост последовали за мной. Фонарь щелкнул, окончательно лишив меня свежего воздуха. И тут я запаниковал. Легкий мандраж перед первым в моей жизни воздушным приключением, наверное, был вполне обычной реакцией, но я отчего-то решил, что скорый полет не сулит мне ничего хорошего.

Пристегнув ремни, которые с легкостью зафиксировались внутри креплений, расположенных по бокам кресла, я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, а вместо этого еще больше ощутил нехватку воздуха. Мне словно надавили на горло, заставив мгновенно разорвать ворот рубахи. Стало немного легче, и только. Нагретый, тяжелый воздух, казалось, медленно проникает в меня, словно горячий кисель, неприятно обжигая внутренности.

Следующий приступ паники произошёл, когда снаружи послышался нарастающий гул разгоняющихся двигателей. Находясь в ангаре и наблюдая за взлетом крылоплана, я обычно ощущал лишь легкую вибрацию и неприятное онемение, будто находился в кузнечном цехе, где непрерывно слышны удары молота о наковальню. А здесь, внутри этого трепещущего и пыхающего паром монстра, все выглядело совсем иначе. Звук рождался у самого сердца и, сковывая тело цепями непреодолимого, оглушающего страха, вырывался на волю одним непередаваемым гулом. В нем сочеталось все: треск, свист, вой, жужжание и еще сотни составляющих, природу которых определить я был не в состоянии.

Набрав нужные обороты, крылоплан осторожно оторвался от земли и ненадолго завис, немного покачиваясь, как на волнах, и пытаясь нащупать такое хлипкое равновесие. Я понимал, что мы уже вне твердой опоры и постепенно удаляемся от поверхности ангара, а подо мной существует лишь хлипкое днище крылоплана, с которым не может ничего случиться. Но страх уверял в обратном. И складывалось ошибочное впечатление, что я просто вишу, как груша, готовая вот-вот сорваться с ветки и упасть, разбившись вдребезги. Чувствуя выступивший на висках пот, я не стал больше прислушиваться к собственным ощущениям и, закрыв глаза, стал следить за происходящим при помощи ушей.

Протяжный скрежет плохо смазанных цепей возвестил меня о приближении к стеклянному куполу. Механизм нехотя откликнулся и, совершив цикл, затих, открыв нам ворота для взлета. Гул немного поубавился и сделался более привычным, немного расслабив натянутые нервы. На несколько секунд крылоплан вновь завис, развернулся. В глаза, даже сквозь сомкнутые веки, ударил яркий свет.

— Как себя чувствуешь? — раздался приглушенный голос механикуса.

— Нормально! — стараясь переорать звуковой кокон, мгновенно отреагировал я.

— Это только начало, — утешил меня гном.

Резкий свист стрелой пронзил мое тело, пригвоздив к спинке кресла, словно я попал под тяжеленный пресс. Меня стало мутить, кровь прилила к голове. Ощущая навалившуюся усталость, я лишь через несколько минут попытался оторвать голову от подголовника и, на удивление, у меня это получилось. В один миг тело стало легким, почти невесомым. Открыв сначала один глаз, потом другой, и повернув голову, я обомлел. Мы находились где-то между бескрайними небесными просторами и тонкой, почти не различимой линией горизонта. Облака, будто мягкая перина, стелились под крылом, лаская блестящий фюзеляж крылоплана. Неописуемая красота была повсюду — сверху, с боков, на расстоянии вытянутой руки. Великолепное буйство палитры, от аквамаринового до темно-лазурного. Мы словно не парили, а плыли среди кобальтовой синевы невидимых волн, покоряясь мощным воздушным потокам. Непередаваемое ощущение захлестнуло меня с головой, окончательно избавив от тревоги и волнения.

Представив себя свободной птицей, я попытался дышать полной грудью, наслаждаясь нахлынувшими эмоциями.

Сидевший впереди меня гном повернулся вполоборота и, подняв вверх руку, выставил большой палец от сжатого кулака.

Я утвердительно кивнул в ответ и попытался улыбнуться. Механикус тут же успокоился и, подавшись вперед к пилоту, стал что-то объяснять ей, указывая на возникшее между облаков огромное пятно. Ти несколько раз покачала головой, а затем резко повернула штурвал влево, заложив крутой вираж.

Небесное великолепие закружилось передо мной калейдоскопом размазанных красок, заставив вцепиться в ручки переднего кресла. Меня опять стало мутить. Еще один маневр, сопровождавшийся сильным протяжным скрипом крыльев, окончательно выбил меня из колеи. Я уже не понимал творившийся вокруг хоровод. Лишь подступившая к горлу тошнота и ощущение внутреннего дискомфорта, словно у тебя из-под ног выбили опору, завладело мной и не отпускало до самой земли.

Приземление было более чем мягким. Не успев досчитать до десяти, я почувствовал небольшую тряску, а когда открыл глаза, увидел очерченную белым следом площадку.

Сглотнув, я попытался избавиться от неприятной заложенности в ушах. Получилось не сразу. 'Фонарь' отъехал в сторону. Отделавшись от ремней, я попробовал подняться, но оказалось, что ноги перестали слушаться своего хозяина. Растерянно посмотрел наверх и увидел протянутую руку. Гном вытянул меня из кабины как рыбку из реки, а потом помог спуститься с крыла.

Земля затанцевала подо мной, видимо, не желая принимать обратно в свое лоно небесного путешественника, и всячески пыталась скинуть с себя как ненужную вещь. Белый хвост, подставив плечо, объяснил мое состояние таки образом:

— Это земное тяготение, адаптация после первого полета. Ничего, скоро пройдет.

— Мне пойти с вами? — поинтересовалась Ти.

— Нет, не стоит. Мы прогуляемся вдвоем. Ты же не возражаешь, шпунт?

Я молча согласился, пытаясь угнаться за широкими, размашистыми шагами гнома.

Огромная поляна, утопающая в невысокой густой траве, напоминала заброшенную взлетную площадку. Кое-где виднелись покосившиеся деревянные постройки, полуразрушенные наблюдательные вышки и остовы сгоревших складов. И хотя в западной части еще сохранились ровные полосы, в остальных местах разметка практически исчезла и лишь проплешины на зеленом ковре еще хранили память о массивных пыхтящих машинах.

— Его называли Кольютас, — заметив мой интерес к здешнему месту, пояснил гном. — Лет сорок назад здесь было не протолкнуться. Авантюристы со всего архипелага слетались сюда, словно мухи на мед. Перегруженная площадка едва справлялась, пытаясь принять всех желающих.

— В чем же был их интерес?

— Рифт, — коротко ответил гном и указал на дальнюю кромку леса.

Массивные кроны деревьев, склоняясь под частыми порывами восточного ветра, напоминали ровный частокол непреодолимой преграды.

Остановившись возле высоченной сосны, гном задумчиво огляделся, словно вспоминая, куда идти дальше, почесал бороду и, подняв указательный палец, прислушался к завыванию ветра. Я не стал ему мешать, отошел в сторону и еще раз посмотрел на взлетную площадку, живо представив, как десятки крылопланов и дирижаблей выстраиваются в ряд, а сотни нагруженных носильщиков вереницей тянутся к двухэтажному каменному зданию, желая поскорее получить разрешительные документы, позволяющие вступить на территорию разлома. Повернув голову, я заметил, что к наезжему тракту подползают кареты с паровыми двигателями, возницы с радостью услуживают хорошо одетым господам. В моем воображении на месте заброшенного городка кипела жизнь и благоденствие.

О Рифте я впервые узнал от преподавателей приюта. 'Место, где земля разверзлась в стороны', - так называл разлом наш первый учитель Тингус-Фрес — маленький, вечно кашляющий орк, который в свое время был заядлым путешественником. По непонятной мне причине, он нарек здешние места Гиблой трясиной, сравнивая открытие новых паровых месторождений с золотой лихорадкой. Гораздо позже я узнал: как он был прав. Только суть этого парящего в небесах золота оказалась куда страшнее желания обогатиться, добыв себе крохотный сверкающий металл.

— Пойдем, у нас мало времени, — оборвал мои мысли голос механикуса. И мы двинулись вперед.