Борис Зеленский - Вечный пасьянс Страница 10

— Сколько раз вдалбливать в твою лысую тыкву: когда наступает время решительных сражений, а оно, судя по положению на фронте, наступило, нас следует именовать титулом Маршаллиссимус и только Маршаллиссимус!

— Больше не повторится, Маршаллиссимус!

— То-то же, генерал!

— Операция «Изменение» вошла в основную фазу. Носитель разума моего специального агента успешно справился с предварительным этапом!

— Подожди, мой генерал. Я столько сил отдаю Империи, что не в состоянии упомнить всех деталей твоих операций. В двух-трех словах суть…

— Слушаюсь, Маршаллиссимус! Полгода назад я поставил Генштаб в известность, что способен крупно спутать карты противника…

— Этому жирному дуралею Пелешуну, ха-ха-ха! Продолжай!

— Так точно, этому жирному дуралею, хи-хи-хи… Несколько месяцев я подбирал подходящую кандидатуру в специальные агенты и в конце концов наткнулся на бабомаза, вчистую списанного с фронта по ранению.

— Боевое ранение или самострел? — поинтересовался император.

— Осколок фугасного снаряда. Обижаете, Маршаллиссимус, я не первый год в Ассамблее! Разве можно посылать на такое ответственное задание труса и маловера?

— Нельзя! — нахмурился глава Империи. — Уж я бы тебе этого не простил!

— После вербовки…

— Надеюсь, добровольной? — иронически улыбнулся император.

— Естественно, добровольной, — в глазах генерала Права вспыхнул патриотический огонь. — И после добровольной вербовки агент был поставлен в известность…

— Вот это зря! — возмутился Маршаллиссимус. — Пешка ни под каким соусом не должна ведать, на какое поле ее поставят: черное или белое!

— Конечно, данное обстоятельство я учел, Маршаллиссимус. Пешка знает только часть правды. Малюсенький кусочек правды. Она уверена, что идет на подвиг во славу Империи, во имя Фундаментального Права…

Император зашелся от приступа безудержного веселья. Генерал позволил себе расслабиться и выпустил на свободу всего лишь идиотическую улыбку.

— Во имя Фундаментального Права? — переспросил, задыхаясь от хохота, Светоч Государства и Права. — Ну, ты в своем репертуаре, Арольд. Еще в гимназии, помню, ты отличался хорошо подвешенным языком!

— Агент удовлетворительно прошел подготовку по седьмой форме допуска…

— Научили мазилку порхать и реять… Ты меня совсем уморишь!

— Все по плану, как согласовали с Вами, Маршаллиссимус.

— Небось, и «Тайную песнь о Железной Башне» приплел?

— Соответственно.

Император снова зашелся.

— Ну и артисты в моей Ассамблее! А тебе лично просто цены нет. Я давно так не веселился, даже тогда, когда мои славные диверсанты учинили фейерверк в Кордигале, и когда этот боров Пелешун выполз из-под праздничного стола весь в спарже и майонезе, хо-хо-хо!.. Ты не видел этих фотографий, обязательно попроси у Керика! Получишь огромное удовольствие! В спарже и майонезе, ха-ха-ха!..

Император вытер кружевным платочком уголки глаз:

— Стало быть, твой агент решил, что судьба Империи находится в его слабеньких пальчиках, которые могут только палитру и кисти держать, а уж лазерную винтовку или крупнокалиберный пулемет с самоприцеливанием… ха-ха-ха! А с другой стороны, ха-ха-ха!.. жалко малого…

— Не знаю, не знаю, — сказал генерал серьезно. — Жалко не жалко, а кому-то операцию проводить надо, и мой агент проводит ее пока более или менее успешно!

— Помнится, ты выпросил в подмогу суперкомпьютер, вроде тех, что заправляют в Генштабе…

— Да. Агенту был придан ИНКА.

— Скажи мне, Арольд, в кого внедрили ИНКА? Я держал пари с адъютантом, что непременно догадаюсь!

— ИНКА, к сожалению, вышел из игры на предварительном этапе по причине смерти биологического носителя.

— Не может быть, генерал. Твой Маршаллиссимус недоволен. Неужели ты посмел вселить ИНКА в разум моего предка, блистательного князя Мельдана Скрытного, погибшего от руки мятежного холопа?!

Генерал пожал плечами:

— Как можно?! Даже в мой, скажем прямо, не самый умный мозг Империи такая мысль прийти не могла! Прятать кибернетического надзирателя и помощника под серебряной маской? Увольте… Вообще говоря, Мельдан рассматривался моими сотрудниками как потенциальный носитель…

— Но, но, но!!!

— Но я выбрал снежного дракона!

Лицо императора вытянулось:

— Ничего умнее не придумал, дурак!

Он швырнул платок на пол и утвердил обширное седалище прямо на карту, придавив флажки и подмяв под себя полконфедерации.

Горе его было безутешным.

— Керик!!! — гаркнул он минуту спустя.

Адъютант не заставил себя ждать. Он ловко прошмыгнул между генералом и Маршаллиссимусом и застыл в смиренной позе, наклонив зализанный пробор слегка в сторону непосредственного начальства.

— Керик, сволочная ты душа! — всхлипнул император. — И за что только терплю тебя, не знаю. Фрейлин моих портишь, вчера опять гранд-статс-дама жаловалась, повсюду обо всех сплетничаешь, ни стыда ни совести, с Правомочными задираешься, а теперь и пари наше выиграл… Лезь под стол!

— Слушаюсь! — тощий зад адъютанта, обтянутый атласными штанами ядовитого малинового цвета, мелькнул и исчез под картой. Из-под стола послышалось звяканье, бульканье и прочие звуки, оповещающие, что выигрышем пари был санкционированный доступ к довоенным запасам веселящей влаги, которую император прятал от супруги в Стратегическом зале, куда вход женщинам был строго воспрещен на все время ведения боевых действий.

Генерал непроизвольно сглотнул слюну.

— Премного благодарен, патрон! — сказал нахал Керик после того, как выполз из-под стола и промокнул губы узкой ладошкой. — Не смею задерживаться! — И снова исчез за портьерой.

— На что же мне дальше спорить, Арольд? — спросил безутешный император, в расстройстве шмыгая носом. — Чтобы этот паршивец снова меня не объегорил, а?

Глава 4

Прошлое: писец

Эрзам спустил ноги в провал, нащупал твердь и, помогая себе руками, погрузился в темноту. Когда глаза привыкли, он обнаружил на стенах и потолке туннеля какое-то свечение, слабое, мерцающее, но тем не менее помогающее не разбить лоб в кромешной тьме. Эрзам вытащил меч, выставил перед собой и осторожно пошел вперед, втянув голову в плечи.

С каждым шагом запах сырости, который встретил его при входе в провал, уменьшался, пока совсем не исчез. За стенами что-то басовито жужжало, словно рой полу пчел. Но, судя по силе звука, это гудели не простые полупчелы, а полупчелы гигантского размера. Эрзам поежился, представив себя лицом к лицу с такими чудовищами.

Потом жужжание сменилось глухим уханьем, так что изъеденные неумолимым временем каменные плиты, по которым ступал боец, заметно вздрагивали. Воистину, силы, заключенные в крепости, были дьявольскими!

В конце концов туннель привел человека к массивной деревянной двери, из-под которой просачивалась в подвал узенькая полоска света. Эрзам приставил ухо к двери: ему вовсе не хотелось нарваться на засаду. Если Урзах-Толибаг хотя бы наполовину так могущественен, как расписывали и Цвобри, и старец из Харкнея, у него должно быть множество воинов!

До его чуткого слуха не донеслось ни звука. Очевидно, помещение за дверью было безлюдно. Во всяком случае, Эрзам на это надеялся. Он встал на колени и вогнал «Сам-восемь» в щель под дверью. Приподымая меч, потянул дверь на себя. Его усилия оказались напрасными — дверь наружу не открылась. Тогда воин уперся обеими руками в преграду и напряг мышцы. С тем же результатом. Вернее, безрезультатно. Наивно было полагать, что дверь окажется незапертой.

Гонэгг ощупал косяк. Дверная коробка была сработана тоже из древесины. Будь она сделана из железа, пришлось бы рубить дверь, а это шум. Деревянная — совсем другое дело. Слава Золотой Дуге, у бывшего княжеского воина имелся некоторый опыт по части отпирания замков!

Эрзам всунул кончик меча между дверью и косяком на уровне груди и стал опускать лезвие, стараясь нащупать язычок навесного замка или закаленную полосу накладного завеса с внутренней стороны входа.

Жалобно звякнул металл, наткнувшись на металл. По звуку боец без труда определил, что дверь запирает обычный навесной замок. Эрзам отвел от себя рукоятку меча и налег на нее грудью, интуитивно используя принцип рычага. Язычок чмокнул и отжался. Дверь со скрипом повернулась вокруг петель. Глаза Эрзама, привыкшие к полумраку туннеля, моргнули. Одинокая свеча на грубо сколоченном дощатом столе показалась ему ослепительной звездой.

На самом деле свеча успела превратиться в оплывший огарок и чуть заметно чадила в глиняной плошке. Кроме стола, в помещении, казавшемся низким из-за причудливых теней на потолке, находилась деревянная лавка, очень гладкая и потемневшая от времени, топчан, застеленный шкурой какого-то неизвестного зверя, и еще одна дверь.