1972. Возвращение - Щепетнов Евгений Страница 11

– И в Нью-Йорк? – не думая, спросил я.

– И в Нью-Йорк – пожал плечами провожатый – Куда хотите, туда и звоните. Набираете ноль-семь, это межгород. Сообщаете место, номер и просите соединить. Вот и все.

– Вот и все… – задумчиво под нос пробормотал я, и опомнившись, протянул руку – Спасибо, товарищ…

– Семенов. Виктор Семенов меня звать – улыбнулся провожатый и пожал мне руку – Теперь я вас оставлю, отдыхайте. Если что-то понадобится – контактный телефон вам сообщили. Если что-то понадобится от вас – вам позвонят или вас найдут. В этом доме есть все, что нужно его жильцам – почта, магазин, кинотеатр, ну и все остальное, что может вам пригодиться. Прачечная, например. Холодильник заполнен продуктами по нашему выбору – мы не знали, что вам понравится, заполнили сами, как придется. Все, что есть в квартире – ваше, Михаил Семенович. Это подарок государства за ваши заслуги. На столе в гостиной – десять тысяч рублей, ведь насколько я знаю – советских денег у вас сейчас нет, а пока получите в сбербанке… деньги вам нужны. Ах да, забыл – сберкнижка на ваше имя и сберкнижка на имя Ольги Львовны тоже там, рядом с деньгами. Повторюсь – что-то понадобится еще, обращайтесь, звоните. Без нужды мы вас беспокоиться не будем – живите, творите. Простите… еще забыл! Рядом со сберкнижкой – ваш ордер на вселение, на дачу в Переделкино. Вам теперь принадлежит участок земли в пятьдесят соток, с находящимся на нем строением в виде дачи. Дача не новая, там нужен небольшой косметический ремонт, но если захотите – ее вообще можно снести и построить что-то по вашему желанию. Это ваше право. Дача и участок ваши, и вы можете распоряжаться ей так, как захотите – оставить в наследство либо продать. Товарищ Шелепин просил напомнить – государство помнит и награждает тех, кто приносит ему пользу.

И наказывает тех, кто не желает помогать! – закончил мысленно я.

– И я вас покидаю, пожалуйста, отдыхайте! – снова улыбнулся Смирнов, или как его там.

Он кивнул – как поклонился, и гулко, по-военному топая удивительно чистыми, начищенными до блеска ботинками (Март на дворе! Слякоть!), вышел в прихожу. Щелкнула дверь, и мы остались вдвоем с Ольгой.

Она задумчиво раскрыла одну сберкнижку, глянула на фамилию – отложила. Раскрыла другую и тихо охнула:

– Здесь десять тысяч рублей! Вот это да! У меня теперь квартира и десять тысяч на книжке! Офигеть!

– Культурные барышни не говорят ни офигеть, ни охренеть, ни о… в общем – ничего такого не говорят – задумчиво сказал я – Ты еще не проголодалась? Пойдем, посмотрим, что нам в холодильнике наложили? Или наклали? Как лучше звучит?

– Фи! Культурные писатели говорят «наклали» только в одном случае – если рецензенты плохо отозвались о их романе – парировала Ольга, и мы с ней захохотали. Потом она подошла ко мне, обняла, прижалась к груди – Это просто сказка какая-то. Так не бывает!

– Пойдем смотреть, чего нам бог послал – усмехнулся я.

А бог послал нам с Ольгой несколько палок финского сервелата, килограммовую банку черной икры, апельсины, мандарины, виноград, пирожные, и еще много всякой всячины, которую я даже не разглядел. Но первое, что я увидел – бутылку «Советского шампанского», бутылку «Хванчкары» и бутылку «Киндзмараули». Хванчкара в толстой глиняной бутылке, Киндзмараули – в стеклянной.

– Это что за вино? Ты разбираешься в винах? – спросила Ольга, с интересом разглядывая бутылки.

– Это, Оленька, любимые вина Сталина – усмехнулся я, следя за тем, как округлились глаза моей секретарши – И если я хоть что-то понимаю в винах и в наших… хмм… руководителях, это настоящее, не поддельное вино. Ну что, попробуем сталинское винцо? Из глиняной бутылочки? Обмоем новую квартиру?

– Ты хотя бы обойди вначале ее, эту квартиру. Ведь даже не смотрел!

– И правда – пожал я плечами, и недоверчиво помотал головой – И что это со мной? То ли привычка? После моего дома в Монклере, после виллы в Ньюпорт-Бич мне наверное любая квартира покажется обычной.

– Зажрались вы, Михаил Семенович! Ох, и зажрались! Пойдем смотреть!

Четыре комнаты. Огромные! Каждая… не знаю, сколько метров – по двадцать пять, точно! Паркет дубовый! Коридор – огромный! Кухня – метров пятнадцать! Ванная комната – да тут можно гимнастику делать! Кафель импортный! Туалет, слава богу, раздельный с ванной – терпеть не могу, когда совмещенный. Вот так приспичит, а некто с сиськами сидит в ванной, естество свое нежит. И что теперь – делать свои делишки при ней? Неудобно-с! Мы, интеллигентные писатели, ЭТО при дамах не делаем! И на дам – тоже.

– А это что такое? – Ольга указала на толстенную трубу, проходящую в углу кухни и заканчивающуюся «кормушкой» – Неужели это то, что я думаю? Фу! Вот нет роз без шипов, правда? Еще только крыс тут не хватало!

– Тут, Оленька, всех крыс искоренили товарищи в красных околышах. Или синих? Какие у них сейчас околыши, не знаю. Знатные крысоловы! Что настоящих крыс, что крыс-людей ловят на-раз! А если серьезно – можно, конечно, и заварить дыру, но смысла не вижу. Сделано плотно, видишь – с резиной, чтобы запаха не было. Да и убирают там сразу, это тебе не в пятиэтажке мусоропровод. Это элитный дом! Тут если мусор быстро не убрал – по голове не погладят! Давай-ка, собирай на стол. Пора дегустировать подарок. Кстати, кровать какая шикарная, видела? Дубовая! Износу нет! На ней хоть на лисапеде катайся!

– Видела. Все тебя сразу на кровать тянет, прямо-таки маньяк какой-то! А я вот другое увидела.

– Наше барахло? А чего его видеть? Вон оно, кучей посреди комнаты лежит на подстилке. Или что ты имела в виду?

– А самое главное имела в виду – пишущие машинки. Новенькие, немецкие – две штуки! У тебя в кабинете, что с видом на Кремль. И стол письменный. Так что работать есть чем!

– И диван там кожаный – подхватил я мечтательно – Лягу на диван, и буду диктовать! А ты за столом, да! Как и положено угнетенному рабочему классу!

– Буржуин – задумчиво заметила Ольга, думая о чем-то своем. А потом вдруг цыкнула языком – Ццц… вот думаю – чего не хватает? Хлеба! Хлеба не хватает! Ну как бутерброды делать без хлеба? Миш, сходишь в булочную? А я пока нарежу тут всего, наставлю? Или без хлеба обойдемся? Может – ну его, этот хлеб? Или давай я схожу! Я молодая, а ты старенький, чего тебе песочек растрясать?

– Ах ты ж ехидна злобная притом! Ах ты ж помесь лисицы и свиньи! Да я моложе тебя! И не смотри на мой дряхлый вид! – задохнулся от возмущения я – Щас сдеру с тебя штанишки, и по-стариковски-то, кряхтя и попукивая… как прижму!

– За хлебом! По-стариковски, и попукивая! Батон, если будет – калач, ты же саратовский, любишь калачи? Ну и булок можно… икру на что мазать? Масло есть, кстати. Да! И попить возьми! Газировки какой-нибудь! И еще чего-нибудь такого… не знаю чего. Чтобы потом было мучительно стыдно за съеденное.

Приняв заказ, я накинул куртку и потащился к двери. Вернулся, сунул в карман ключи (их было два, верхний и нижний замок), и уже тогда открыл дверь и вышел на площадку. Выругался, снова вернулся, взял из пачки, которую уже переложил в сервант, пятьсот рублей, сунул в бумажник. Подумал, и вынул из карманов все, что у меня были, доллары. На кой черт они мне тут? Пусть полежат в серванте, когда-нибудь может и пригодятся.

Уже выходя из квартиры заглянул в зеркало и показал своему отражению язык. Подумал, и еще раз показал. Возвращаться – плохая примета, но если показать своему отражению в зеркале язык, то плохая примета испугается и убежит. Вроде так. Я так-то не верю в приметы, но… народная примета гласит, что если… то тебя или плетнем придавит, или корова обосрет. Зачем кликать на себя эти ужасы?

Вот теперь можно идти. Дверь запер на ключ – пусть там всякие артисты и артистки не запирают дверей, а я, старый параноик – все равно буду запирать. Все-таки мне почему-то кажется, что параноики живут дольше нормальных людей.

Можно бы конечно и замки сменить… ну так, на всякий случай. Ключи-то были у Конторы в руках, небось комплектик-то и притарили. Но я ведь умный параноик и понимаю, что если государство захочет проникнуть в мою квартиру – войдет, и ни на секунду не задержится. Фигли им эта дверь? Вскроют с любыми замками! Так зачем тогда создавать себе лишние неприятности?