Возвращенец. «Элита пушечного мяса» - Полищук Вадим Васильевич "Полищук Вадим" Страница 12

– А-а-а-а!!!

Вова подскочил к танкисту и, не как учили, а с размаху, как вилы в кучу навоза, вогнал штык немцу в бок. Колоть чучело и вгонять штык в живого человека – две большие разницы. Немецкая плоть упруго сопротивлялась проникновению русской стали. Немец захрипел и потянулся рукой к кобуре. Лопухов потянул винтовку обратно и окровавленный штык с мерзким скрипом вышел из тела. Он ударил немца еще раз. И еще.

В этот момент над люком показалась голова второго танкиста. Вовиного роста и длины винтовки как раз хватило, чтобы его достать. Штыком в горло. Кровь ударила струей. Немец схватился рукой за рану и прихватил торчащий из горла штык. Лопухов торопливо дернул винтовку на себя, и танкист свалился обратно в танк.

– Ложись!

Прежде, чем его сбили с ног и прижали к земле, Вова успел заметить, как что-то влетело в люк вслед за немцем. Через несколько секунд негромко бухнул взрыв. Вову отпустили, и он смог приподняться.

– Лопухов, ты что ли?

Вова не сразу узнал младшего сержанта Акимова.

– Ну ты зверь! Не ожидал! А чего не стрелял? Патроны кончились?

Сержант подобрал винтовку и открыл затвор. На землю вылетела стреляная гильза, но патроны в магазине еще были.

– Чего не стрелял-то?

– Мне это… Патроны мне надо…

Лопухов подобрал сумку с патронами.

– Винтовку возьми.

Вова взял и винтовку. Своего первого номера он нашел там же, где оставил, в ячейке. Очередь мелкокалиберных снарядов, выпущенная из немецкого танка, смахнула с бруствера и пулемет, и пулеметчика. Вове вдруг захотелось завыть. По-волчьи, по-собачьи. Вдруг оказалось, что не было у него здесь человека ближе. Не стало того, кто вел его по этой жизни, не замечая Вовиных закидонов, разруливая критические ситуации и спасая от залетов. Теперь он здесь совсем один, без родных, друзей, да еще и в самой передней ячейке.

Кровь вокруг остатков головы Михал Михалыча запеклась черной коркой. Лопухов подумал, что не стоит оставлять его так Он вытащил из ячейки свой сидор и, достав из чехла лопатку, обрушил на убитого бруствер. Буквально за пять минут он похоронил первого номера вместе с его покореженным оружием. Хотел было поставить хоть какой-нибудь знак, да не было ничего подходящего в округе. От поисков его отвлек отделенный.

– Лопухов! Ты, что, приказ не слышал? Отходим!

– Не слышал. Не слышал я ваш хренов приказ, – пробормотал Вова.

Закинув на плечо сидор и подобрав свое новое оружие, он на пару секунд остановился. Бросил последний взгляд на неприметный холмик на месте их бывшего окопа и заспешил вслед за уходящим взводом. Едва рота снялась с позиций, как на них обрушился шквал артиллерийского огня. Один из гаубичных снарядов угодил прямо в место, где был окоп пулеметчиков, смешал труп Федорова с землей и превратил неглубокую могилу в дымящуюся воронку.

Глава 3

Следующие две недели слились для красноармейца Лопухова в ежедневную череду боев и отступлений. Свой первый бой Вова запомнил плохо. Силуэты немецких солдат возникли в сырой низинке, покрытой утренним туманом. Немцы вставали, перебегали, падали, исчезая в белой пелене. Патроны в магазине Вова расстрелял, торопливо дергая затвор и не успевая толком прицелиться. Впопыхах не заметил, что магазин опустел, и на очередное нажатие спускового крючка винтовка отозвалась сухим щелчком. Обойм у него не оказалось, только патроны россыпью. Прихватив сразу два, он попытался пропихнуть их в магазин, но они не хотели туда влезать. Тогда Вова постарался взять себя в руки, протолкнул в магазин сначала один, потом второй, третий, четвертый. Пятый отправился в ствол. В целике появилась фигура бегущего фрица. В туманной дымке она казалась плоской, как мишень на стрельбище. Лопухов начал выравнивать мушку, но тут немец упал и исчез.

Матюгнувшись, Вова начал выцеливать следующего. На этот раз он постарался взять упреждение и, когда фриц оказался в прицеле, плавно потянул спусковой крючок. Выстрел задерживался, Лопухов торопливо дернул спуск, бахнул выстрел. Промазал, конечно, но на третьем выстреле постарался учесть предыдущие ошибки. Бах! Плоский силуэт в прицеле сломался пополам и медленно осел. Есть! Никакой жалости к убитому или тяжело раненному им человеку Лопухов не испытал, только радость от удачного выстрела. Да и далеко было. Бой воспринимался, как компьютерная игра: Вова стрелял в немцев, немцы стреляли в Вову. Только тяжелая винтовка ощутимо била в плечо, да патроны в магазине не возникали по щелчку мыши.

Однако, в отличие от игры и даже стрельбища, мишень не просто дожидалась, когда в нее попадут, чтобы упасть. Мишень вела ответный огонь. И весьма прицельный. Поначалу Вова не обращал внимания на цвирканье пуль вокруг. Ему казалось, что все это как-то не по-настоящему. Грохот разрывов и свист осколков он уже успел узнать, а под обстрел из стрелкового оружия, по сути, попал впервые и он не показался ему страшным. Но когда пулеметная очередь взбила землю буквально в метре впереди и чуть правее… Вова понял, что пора менять позицию и попытался перекатиться вправо, но помешал вещмешок за спиной. А потом ударили минометы… Короче, спешно занятую позицию не удержали.

К счастью, с танками больше встречаться не приходилось, зато приходилось много идти и копать, а также часто бросать только что выкопанное и идти дальше. Уже на второй день отступления Вова вымотался так, что практически засыпал на ходу. На третий день исчез мат ротного вместе с самим старшим лейтенантом. На следующий день выяснилось, что вроде это уже не рота, а батальон, но командовал им не прежний комбат, а какой-то незнакомый капитан. С каждым днем народа становилось все меньше и меньше – выбывали по ранению и погибшими. Где-то на десятый день Акимов стал взводным, вот только численность взвода, куда автоматически попал и Лопухов, составила всего девять человек. По ночам стало холодно, тело спасали шинели, а вот уши во время ночного сна урывками стали подмерзать.

Куцая батальонная колонна уходила на восток, расстреливаемая в спину лучами красноватого закатного солнца. Красноармейцы пересекли уже убранное поле по грунтовке, поднялись на насыпь железной дороги и уже начали спускаться вниз, минуя переезд, но тут передние притормозили. Не ожидавший задержки Лопухов, приноровившийся спать на ходу, ткнулся в спину впереди идущего, вызвав недовольный окрик. Вытянув шею, он разглядел за спинами стоящую на перекрестке, в полусотне метров от насыпи, эмку. Возле машины стояли трое. Передний был без шинели, в красивой дымчато-зеленой гимнастерке и фуражке. Звание с такого расстояния было не разглядеть, но кто попало здесь на эмках не ездит, здесь это что-то вроде представительского «Мерседеса», но без мигалки. Еще двое стояли в шаге позади начальства. Грудь левого была перечеркнута ни разу ранее не виденным автоматом с деревянным прикладом и круглым диском.

– На месте, стой!

Как только строй замер, Три Процента тут же впал в анабиоз и поэтому не видел, как комбат рванул с докладом к командиру, стоявшему возле машины. Потом они развернули карту на крыле эмки, комбат выслушал указания и взял под козырек. После этого командир с сопровождающими сел в машину и укатил по дороге, ведущей на север, а комбат с озабоченным выражением на лице двинулся вдоль строя.

Очнулся Лопухов от толчка локтем под ребра, сосед, добрая душа, постарался при приближении капитана. Капитан остановился напротив Акимова, на секунду задумался и спросил:

– Сколько человек у тебя во взводе?

– Пятеро, товарищ капитан. Вместе со мной.

Комбат пробежался взглядом по лицам замерших бойцов, задержался на Лопухове. Вова натянул бодрое выражение лица, дескать «я не сплю, я бдю», хотя спать хотелось смертельно. Капитан повернулся к Акимову.

– Батальону поставлена задача: удержать станцию до завтрашнего полудня. Это единственная дорога, по которой немцы могут обойти батальон. Займешь своим взводом переезд, и до полудня немец через него пройти не должен. После полудня выдвигаешься к станции на соединение с батальоном. Ясна задача?