И вспыхнет пламя - Коллинз Сьюзен Страница 12

– Это не так… – начинаю я.

– Именно так! – огрызается он. – Китнисс, у меня в Двенадцатом дистрикте тоже остались родные, друзья. Думаешь, их это не коснется? Или после всего, что мы вместе перенесли на арене, я до сих пор не заслуживаю обыкновенной правды?

– Ты всегда был хорош и надежен, Пит, – возражает ментор. – Так умно вел себя перед камерами. Я не хотел ничего портить.

– И переоценил мои способности. Сегодня я все угробил. Что теперь будет с родными Руты и Цепа? Я подарил этим людям светлое будущее? Да им повезет, если они доживут до вечера!

Пит разбивает что-то еще – по-моему, статуэтку. Таким я его ни разу не видела.

– Хеймитч, он прав, – вырывается у меня. – Зря мы молчали. Даже тогда, в Капитолии.

– На арене вы тоже как-то между собой общались? – произносит Пит уже несколько спокойнее. – Не обращая внимания на меня?

– Нет. Публично – нет. Просто я догадывалась, чего он хочет, по прилетевшим или не прилетевшим подаркам.

– Что ж, у меня такой возможности не было. Мне ведь не присылали подарков, пока не появилась ты, – бросает Пит.

Это мне в голову не приходило. Как же он должен был себя чувствовать – умирающий, истекающий кровью, но не получивший ни единой посылки, когда появилась я, с хлебом и мазью от ожогов? Можно подумать, Хеймитч спасал меня за его счет…

– Слушай, парень… – заводится ментор.

– Не трудись. Знаю: тебе пришлось выбрать одного из нас. Я сам хотел, чтобы это была она. Но теперь все иначе. На улице умирают люди, а сколько еще погибнет, если мы не справимся? Я лучше Китнисс держусь перед камерами. Мне не нужны советчики. Нужно только одно: знать, во что ввязываюсь! – выпаливает Пит.

– С этого дня недомолвкам конец, – обещает Хеймитч.

– Да уж, надеюсь.

Пит уходит, не удостоив меня взглядом.

Растревоженные пылинки клубами кружатся в воздухе, подыскивая новое место для приземления. Мои ресницы, волосы, блестящую золотую заколку.

– Ты правда выбрал меня? – шепчу я.

– Ага, – отвечает ментор.

– Почему? Ведь он тебе больше нравился.

– Нравился, – не возражает Хеймитч. – Но, если помнишь, до изменения правил я не мог надеяться вытащить вас обоих. А Пит так усердно тебя защищал… Вот мне и пришло на ум: если три человека приложат столько усилий для спасения одного, этот один уж точно выиграет.

– А-а… – только и говорю я.

– Знаешь, порой приходится делать выбор. Если выпутаемся из этой передряги, ты тоже однажды научишься.

Да я и сегодня усвоила новый урок. Здешние земли – не увеличенный вариант моего родного дистрикта. Наш забор не охраняется и почти никогда не бывает под напряжением. Наши миротворцы – хотя и не сахар, но не такие жестокие. От наших трудностей скорее выдохнешься, нежели рассвирепеешь. Зато местные жители не понаслышке знакомы с горьким страданием и отчаянием. Президент Сноу прав. Достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя.

Все произошло так быстро, что в голове не укладывается. Предупреждение, выстрелы, осознание, что я нечаянно пробудила от сна нечто грозное и великое. До сих пор не могу поверить. Боже, как вообще я могла натворить столько бед?

– Идем, – зовет Хеймитч. – Нас будут ждать к ужину.

Я долго-долго стою под душем – покуда не появляется команда подготовки. Помощникам Цинны явно нет никакого дела до нынешних событий. Только и разговоров, что о грядущем вечере. Это в дистриктах они – важные люди, которых могут позвать на торжественный ужин, а в Капитолии с подобными приглашениями наверняка негусто. Троица наперебой тараторит, обсуждая меню, а перед моими глазами – старик, у которого от выстрела разлетается голова. Уже перед выходом, в зеркале, я замечаю, как надо мной поработали. Бледно-розовое платье без бретелек, до самого пола. Волосы убраны от лица, ниспадают на спину каскадом пружинистых завитков. Цинна подходит сзади, набрасывает на плечи мерцающую серебристую шаль – и ловит взгляд моего отражения.

– Нравится?

– Очень красиво. Как всегда, – отвечаю я.

– Давай проверим, как это будет смотреться с улыбкой, – вполголоса предлагает он. Действительно, через минуту нас ожидают яркие вспышки и телекамеры. Заставляю себя приподнять уголки губ. – Вперед.

Мы собираемся всей компанией в коридоре, чтобы вместе спуститься. Эффи явно не в духе. Не может быть, чтобы Хеймитч ей рассказал обо всем, что случилось на площади. Не удивлюсь, если в курсе Цинна и Порция, но Эффи? Ее по негласному соглашению не посвящают в дурные новости. Впрочем, ведущая не заставляет нас долго гадать.

– Какое счастье, – сердито цедит она, пробежав глазами свое расписание. – Скоро мы сядем на поезд – и прощай, Дистрикт номер одиннадцать!

– Что-то не так, Эффи? – спрашивает Цинна.

– Не понимаю, почему с нами так обращаются. Запихнули в фургон, притащили сюда… И потом: час назад я хотела прогуляться вокруг дворца, осмотреться. Я ведь немного смыслю в архитектуре, если вы не в курсе…

– Да-да, я слышала, – говорит Порция, не дожидаясь, пока молчание слишком затянется.

– Так вот, в этом году развалины дистриктов – самый последний писк моды. Не успела я высунуть нос, как появились трое рассерженных миротворцев и чуть не взашей прогнали меня обратно. Один даже дулом в спину толкнул! – восклицает Эффи.

Ого. Это наверняка из-за нашего с Питом и Хеймитчем исчезновения. По крайней мере, ментор, похоже, был прав, и никто не прослушивал пыльный купол, пока мы беседовали. Теперь-то, думаю, спохватились, да поздно.

У Эффи такой расстроенный вид, что я невольно ее обнимаю.

– Ужасно, правда? Может быть, нам не спускаться к ужину? Сначала пускай принесут извинения.

Знаю, она нипочем не пойдет на такое; зато мое предложение звучит, словно признание справедливости ее жалоб. Эффи на глазах расцветает.

– Ничего, я справлюсь. Такая у нас работа – взлеты, падения. Не стоит из-за меня вам обоим лишаться ужина. Но все равно спасибо, Китнисс.

И как ни в чем не бывало принимается разъяснять, в каком порядке положено заходить в зал. Сначала – команда подготовки, потом она сама, стилисты, Хеймитч. Мы с Питом, само собой, замыкаем шествие.

Где-то внизу начинают играть музыканты, и мы приближаемся к лестнице. Пит берет меня за руку.

– Хеймитч говорит, что я зря на тебя наорал. Ты просто выполняла его указания. Можно подумать, я сам никогда ничего не скрывал от тебя.

Вспоминаю, как я разозлилась, услышав, как Пит ни с того ни с сего объясняется мне в любви перед всем Панемом. Ментор предвидел мое потрясение – и не обмолвился ни словечком.

– Кажется, я тогда тоже что-то разбила, после того интервью.

– Да, вазон.

– И порезала твои руки. Похоже, нет смысла хранить друг от друга секреты, верно?

– Смысла – никакого, – соглашается Пит. Мы стоим на вершине лестницы, ждем. Эффи учила, что Хеймитч должен опередить нас на пятнадцать шагов. – А ты действительно только раз целовалась с Гейлом?

От изумления у меня вылетает ответ:

– Конечно.

Неужели после всего, что сегодня случилось, его волнуют такие подробности?

– Пятнадцать, – считает Пит. – Пора.

Нас озаряют яркие вспышки. Я вторю им ослепительной улыбкой.

Мы попадаем в мутный водоворот однообразных ужинов, церемоний, поездок в купе. Каждый день – такой же, как прежний. Просыпаемся. Нас одевают. Выступление перед ликующей толпой. В нашу честь произносят речи. Мы отвечаем заученными словами, не прибавляя ни запятой от себя. Иногда нас провозят по городу: там краем глаза увидишь озеро, тут – хмурый лес, безобразные фабрики, пшеничные поля, дымящие трубы очистительных заводов. Переодеваемся в вечерние наряды. Спускаемся к ужину. И снова в поезд.

Во время церемоний мы храним почтительные и торжественные выражения на лицах, однако ни разу не расстаемся, не расцепляем рук. На ужинах ведем себя, точно вконец обезумели от страсти: танцуем, целуемся, то и дело кокетливо пытаемся улизнуть от камер, чтобы остаться наедине. В поезде – шепотом подводим мучительные итоги: хорошо ли у нас получилось.