Жозеф Рони-старший - Пещерный лев Страница 13

Захватив с собой шкуру шакала, он спустился с холма и пропал в зарослях. Сперва он отошел в сторону от пожирателей людей, чтобы его не могли заметить. Потом, пройдя через кустарники, пополз в высокой траве вдоль озера, защищенного тростниками, свернул в лес и очутился на расстоянии четырехсот локтей от огня.

Стражи не шелохнулись. Один, правда, почуял запах шакала, но это ему не внушило никакого беспокойства. Нао сумел подробно рассмотреть становище. Он определил сперва число и сложение кзаммов. Почти все они обладали сильной мускулатурой, крепким туловищем и длинными руками, но ноги были короткие. Уламр сразу решил, что ни один из них не опередит его в беге; затем он оглядел окрестность. Пустое, оголенное пространство отделяло его справа от небольшого кургана, дальше шли кустарники. Слева, на расстоянии пяти или шести локтей от огня, — заросшая высокой травой поляна.

Нао колебался недолго. Так как стражи сидели к нему спиной, он пополз к кургану. Нельзя было торопиться — при каждом движении стражей он останавливался, стараясь сделаться плоским, как пресмыкающееся. Он чувствовал на себе двойной свет — костра и луны. Свет этот обнимал его, как чьи-то искусные проворные руки. Попав в защищенное место, Нао пополз позади кустарников, добрался до поляны и очутился наконец у самого огня. Со всех сторон на расстоянии не более длины копья его окружали теперь спящие кзаммы. Малейшая неосторожность — и стражи могут поднять тревогу. Тогда он погиб. Но ему благоприятствовал встречный ветерок, который уносил и растворял в дыму человеческий запах и запах шакала. Кроме того, стражи дремали и только изредка поднимали головы.

Врываясь в пламенный круг, Нао сделал прыжок леопарда и схватил головешку. Он уже успел повернуть назад, как вдруг раздался крик: один из стражей бросился за ним, другой метнул в него дротик. Почти в то же мгновение вскочили еще десять воинов, но, прежде чем они успели отрезать ему отступление, Нао, издав воинственный клич, помчался прямо к холму, где его поджидали Нам и Гав.

Кзаммы с грозным рычанием бросились за ним в погоню. Несмотря на свои короткие ноги, они были проворны, но не настолько, чтобы нагнать уламра, который, размахивая горящей головешкой, делал прыжки, как большой олень. Он достиг холма, опередив преследователей на пятьсот локтей. При виде его Нам и Гав вскочили.

— Бегите вперед! — крикнул он.

Их гибкие тела замелькали в беге, не менее быстром, чем бег вождя. Нао был рад, что предпочел этих ловких юношей более крепким и пожилым воинам, ибо, превосходя кзаммов в быстроте бега, они выигрывали два локтя на десяти прыжках. Сын Леопарда без труда следовал за ними, останавливаясь иногда, чтобы посмотреть на головешку. Его беспокоила погоня, но одновременно он боялся потерять сверкающую добычу, ради которой он претерпел столько трудностей. Пламя уже погасло, оставался лишь красненький огонек, который ярко тлел на конце головешки. Тем не менее огонек этот был еще достаточно силен, и Нао надеялся при первом же привале оживить и накормить его.

Луна была уже на исходе, когда уламры достигли болот: здесь они попадали на знакомый уже им путь, по которому они выслеживали кзаммов, путь — узкий, извилистый, но безопасный, верный. Они избрали его без колебаний: по этой тропинке с трудом могли продвигаться только два человека. В случае схватки кзаммы подвергли бы себя большому риску или принуждены были бы идти в обход. В этом случае уламры легко сумеют их опередить. Красный огонек стал совсем маленьким, он таял и уменьшался на глазах. Руководствуясь двойным инстинктом — животного и человека, Нао понял, что у него теперь достаточно времени, чтобы оживить огонь. Он сделал остановку. Воины стали собирать сухие травы и сучья. Высохшие тростники, пожелтевшие травы, ивовые ветви — всего было вдоволь, но все было влажное, отсыревшее. Попробовали собрать очень тонкие веточки.

Маленький уголек с трудом оживал под дыханием вождя. Несколько раз кончики трав загорались на мгновение слабым светом; дрожащий, он задерживался на краю веточки, уменьшался и умирал, побежденный влажными испарениями. Тогда Нао вспомнил о шкурах шакалов. Вырвал несколько клочков шерсти, чтобы заставить пламя пробежаться по ним. Зарделось несколько султанчиков, страх и радость охватили уламров; но каждый раз, несмотря на бесконечные предосторожности, тоненький, трепещущий огонек останавливался и угасал… Больше не было никакой надежды! Последняя алая частичка пламени умирала: сначала она была величиною с осу, затем с муху, а потом, — как те мельчайшие насекомые, что летают над поверхностью болот. Наконец и она погасла. Тяжелая, давящая печаль оледенила души уламров.

Даже этот слабый свет был драгоценен. Увеличившись, он приобрел бы силу, которая питает очаги привалов, устрашает льва-великана, тигра и серого медведя, побеждает мрак и порождает в телах восхитительный покой. Уламры могли бы принести его сияющим в свое племя, и племя признало бы их заслуги. Но вот огонь, едва завоеванный, умер, и уламрам предстояло опять, побеждая козни земли, воды и животных, встретиться с самым опасным врагом — человеком.

Глава 3

На берегах Большой реки

Кзаммы продолжали преследовать уламров. Вот уже восемь дней, как длилась эта упорная и непрерывная погоня. Людоеды стремились во что бы то ни стало истребить дерзких чужеземцев. Вероятней всего, они принимали уламров за разведчиков могущественного племени.

Беглецы легко могли оставить своих преследователей далеко позади: в выносливости уламры не уступали кзаммам, а в быстроте превосходили их. Но Нао ни на мгновение не забывал о цели своего похода — завоевание огня — и по ночам, оставив Нама и Гава на безопасном расстоянии, он возвращался вспять и часами бродил вокруг стоянки кзаммов. Он мало спал в эти дни, но и короткого сна было достаточно для подкрепления его сил.

Стремясь сбить преследователей со следа, уламры незаметно для себя значительно уклонились к востоку и на восьмой день неожиданно очутились на берегу Большой реки, на вершине высокого холма. Ветры, дожди, наводнения обнажили его склоны, прорыли в граните ущелья, оторвали от него огромные глыбы скал, но холм незыблемо стоял на месте, несмотря на непрерывную атаку стихий.

Полноводная река омывала подножие холма. Этот мощный поток воды растворил в себе множество ключей, родников, ручейков и речек, текущих среди камней, травы и деревьев. Его питали и ледники, образующиеся в непреступных горных ущельях, и подземные воды, пробивающие себе путь в граните, песчанике и известняке, и водопады, низвергающиеся со скал, и темные тучи, проливающиеся над ним дождем. Стремительный, пенистый и задорный, когда его стесняли каменные берега, яростный и страшный над порогами, поток становился ленивым и спокойным на равнинах. Он питал влагой топи болот, разливался широкими озерами и омывал со всех сторон бесчисленные островки.

Полная жизни река сама рождала неиссякаемую жизнь. На всем протяжении ее течения, от холодных горных областей до жарких равнин, на жирной наносной земле и на бедных, каменистых почвах, вдоль берегов ее тянулись нескончаемые леса: фиговые, масляничные, фисташковые, сосновые, дубовые рощи чередовались со смоковницами, платанами, каштанами, кленами, орешниками, березами, ясенями; белые и серебристые тополя сменялись осокорем, ольхой, белыми ивами, пурпурными ивами, плакучими ивами.

Жизнь кипела ключом и в воде, и на дне реки. Там, в подводных известковых убежищах, копошились целые армии моллюсков; важно ползали по дну, переставляя одетые в панцирь суставы, бесчисленные ракообразные; проносились стаи быстрых, как птицы, рыбок, неторопливо плыли среди тины большие рыбины и скользили среди водорослей гады.

Над рекой реяли птицы. Сменяясь по временам года, тут пролетали, построившись треугольником, журавли, плескались в воде утки, гоготали гуси, стаями вились ласточки, проносились неуклюжие цапли, чирки, зуйки; величественно и неторопливо плыли лебеди, метались во все стороны неутомимые воробьи, стремительно падали в воду нырки и задумчиво подолгу стояли на одном месте аисты. Коршуны, ястребы и вороны высматривали себе добычу, орлы взлетали выше туч, соколы купались в прозрачном воздухе, филины, совы, попугаи рассекали крыльями ночную темь.

По лесистому берегу бесшумно скользили куницы, шмыгали водяные крысы, на водопой прибегали пугливые лани, сохатые, козы, сайги, муфлоны, дикие ослы и лошади. Временами с обрыва грузно плюхался в воду гиппопотам. Важно, никого не боясь, проходили стада мамонтов, зубров, бизонов. Носорог высовывал из воды свою непроницаемую броню; пещерный медведь, мирный и огромный, неуклюже переваливаясь, спускался с крутого берега; рысь, пантера, леопард, серый медведь, тигр, лев подстерегали здесь добычу и ворча пожирали еще теплое мясо. Острые запахи лисы, шакала и гиены распугивали мелких зверьков. Стаи волков и диких собак упорно выслеживали здесь слабых, раненых или усталых зверей.