Б-11 - Рой Олег Страница 13

– Не с нашим-то счастьем, – сказал Феликс. – Если тебя это успокоит, у нас та же ботва. Кстати…

Но что «кстати», Феликс так и не сказал. Поскольку Генка схватил его и Волосатого за рукав, и сказал:

– Так, братва, тихо. Кажется, сейчас мы немного узнаем за то пекло, в которое нам придется лезть…

Глава III: Мать всех бурь

Македонский выступил вперед, и вкрадчиво спросил Макарыча:

– То есть, до этого, по-Вашему, мы всех обманывали, да?

– Я этого не говорил, – спокойно сказал Макарыч, игнорируя легкий флер угрозы в словах Македонского. – Вы не обманывали нас, и рассказывали правду, даже неприглядную. Но кое-что вы с Максом недосказали. Может, посчитали неважным, или решили, что не стоит упоминать о таких вещах, а может, и сами каких-то подробностей не знаете. Но есть те, кто знает.

Он достал новую папиросу и подкурил.

– Я понятия не имею, о чем Вы, – сказал Македонский. – Просветите нас, раз уж взялись за это дело…

– С удовольствием, – довольно пыхнул своим ядовитым дымом Макарыч. – Начну, пожалуй, издалека. Мы все хоть немного, но слышали о тектонических процессах. Что говорит наука? Наука говорит, что по жидкой магме плывут, подчиняясь ее вечным течениям, вызываемым вращеньем земли вокруг своей оси, вокруг солнца, а еще – луны вокруг земли, колоссальные громадины материковых плит. Там, где плита сталкивается с плитой, вздымаются высокие горы. Потом плиты «находят общий язык», и горы стареют, сглаживаются временем, как Урал или Карпаты. Иногда от удара плита раскалывается – образуется рифт, со временем становящийся морем – так появились Средиземное, Красное море, Байкал, а прямо сейчас образуется рифтовый разлом, который через пару сотен тысяч лет расколет пополам Африку… все верно?

– Ну, это очень упрощенно, конечно, – сказал Павел Петрович, глядя себе под ноги. – Но, в целом, именно так все и выглядит…

– Как раз это я и ждал от Вас услышать, – кивнул Макарыч. – Видите ли, почти сорок лет назад наш дорогой друг Кулешов выпустил одну за одной несколько блестящих работ на эту тему. Он слету защитил и кандидатскую, и докторскую, он стал самым молодым академиком Союза… или одним из самых молодых. Его буквально носили на руках, а почему?

Да потому, что его работы под слоем заумных формул, длинных, наполненных специальными терминами и прочей словесной чешуёй определений, маскировали ряд вопросов, которые, несомненно, задали бы, если бы не труды нашего с вами спутника.

Почему материки не тонут в магме? Они ведь состоят из куда более тяжелых веществ, чем те, что в расплавленном виде содержатся в ней. Почему движение материков не линейное, а расходящееся в стороны от некоторого разлома, и почему оно не совпадает с рассчитанными сообразно законам небесной механики направлениями тектонических течений?

– И Вы, конечно же, знаете ответы на эти вопросы? – с ехидством спросил Кулешов.

– Помилуйте, откуда? – пожал плечами Макарыч. – Я простой геолог-полевик, камушки собираю, описываю и классифицирую. Но были и те, кто знал, или, по крайней мере, искал ответы на эти вопросы. Один из этих людей сломал голову, пытаясь понять, почему не работают математические модели движения материков. Он бился над этой загадкой до тех пор, пока не познакомился с другим. Этот второй, по сути, не был ученым, я бы сказал, что он был художником – таким же, как Да Винчи. Он постигал суть вещей через образы, и не боялся искать ответы вовсе не там, где безуспешно искали их другие. Его звали Мстислав Верховцев.

– А другого? – спросила Ира. – Как звали его?

Макарыч не ответил, он продолжил:

– Верховцев с помощью нового друга не только привел в порядок свою теорию, весьма оригинальную, но многое объяснявшую. Новый друг также познакомил его с тем, кто казался ему самым прогрессивным в ученом мире. Он думал, что делает доброе дело, ведь он верил, что этот человек действительно ищет ответы на вопросы об устройстве нашей планеты и пытается проникнуть в тайны ее скрытого от глаз человека бытия. С академиком Кулешовым.

Теория Верховцева объясняла все, но напрочь перечеркивала все труды молодого академика. Тем не менее, тот, казалось, проникся ею. Он даже стал бывать дома у Верховцева, вникая в его идеи и узнавая больше об их первоисточниках, и приглашать его к себе домой. Слава поведал ему очень многое… на свою беду.

В один прекрасный день Верховцева остановили люди в штатском. Нет, Александр Филиппович, не Ваши коллеги, а коллеги нашей Женечки. Его отвезли на освидетельствование в институт Сербского. Надо сказать, что, как и все гении, Слава не всегда был адекватен. Кроме того, он был склонен впадать в гнев, когда не понимали его, подчас запутанных, пояснений. В конце концов, он набросился на врачей, которые проводили диагностику его психического здоровья… а это уже был, de-facto, приговор…

Щелчком отбросив пустую гильзу, Макарыч прямо взглянул на Кулешова, и спросил:

– А теперь, Павел Петрович, нам предстоит выяснить один вопрос – кто из нас назовет имя того, благодаря кому Верховцев поехал сначала на Канатчикову дачу, а потом – в один интересный санаторий в Мордовии, где аминазин применяли как аспирин, а при случае могли угостить и чем похуже. При том, что да, Славка был, конечно, с приветом, но не настолько, чтобы его в дурку сажать. Проблема была не в этом, а в том, что его теория разбивала все ваши выкладки, как материковая плита океаническую. Так кто же из нас назовет имя поганца, который отправил человека в желтый дом только для того, чтобы свое научное реноме сохранить – Вы, или я?

Напряженную сцену нарушило появление Игоря с Таней. Вид у обоих был запыхавшийся:

– Командир, я связь установил, – отрапортовал Игорь. – Сейчас пошаманю немного, и сделаю так, чтобы у нас и интернет, и мобилки работали. Кстати, Олег выходил на связь, говорит, взял контейнер и летит к нам.

– Отлично, – сказал Макс, дотоле внимательно слушавший Макарыча. Кажется, эти нюансы истории Верховцева были ему незнакомы.

– Он, кстати, говорит, что на Мурманск штормовое передают, – продолжил Игорь. – Я по дороге по метеорологическим сайтам пробежался – в общем, кажется, плохо дело. К северу от нас, между Кольским и Шпицбергеном, формируется мощный циклон, и его несет прямо на нас.

– Мы, когда наверху были, видели, как тучи надвигаются, – сказала Таня. – И ветер усиливается.

– А через сколько Олег будет? – спросил Макс. Игорь пожал плечами:

– Сказал, что в течение часа. Но это было минут двадцать назад.

– Можешь с ним прямо сейчас связаться? – спросил Макс.

– Сделаю, – кивнул Игорь, сбрасывая с плеч радиостанцию. – Заодно запущу программку, чтобы сеть нам раздавала.

– Если погода будет нелетной, бытовку нам Олег не довезет, – сказал Македонский. – Да я и не рискнул бы в бытовке пережидать бурю. Тут погода, бывает, так развернется – мама, не горюй.

– Будет что-то страшное, – подтвердила незаметно подошедшая Даша. – У мнея метеозависимость, я чувствую такие вещи.

– Она правду говорит, – подтвердил Миша. – Когда в Москве был ураган, она его за несколько часов предсказала.

– И как сейчас, по ощущениям? – спросил Макс (он, наконец, обратил внимание на состояние Даши, подошел и обнял ее). – Как тогда?

– Намного хуже, – ответила Даша. – Я… так меня впервые мандражит.

– Олег на связи, – сказал Игорь, протягивая переговорную трубку Максу. Тот тихо чертыхнулся и сказал в трубку:

– Олег? Что там у тебя?

– По Мурманску штормовое, – ответил тот сквозь шипение помех. – Меня еле выпустили, тем более – с контейнером. С бытовкой точно не выпустят. До завтра ждать придется.

– Не проблема, – сказал Макс. – Ты смотри, если сильно дует, то ну его, этот контейнер – поворачивай и лети обратно. Потом довезешь.

– Да я уже три четверти дороги осилил, – ответил Олег. – Минут через десять у вас буду. Пока штормит не очень, а потом я контейнер поставлю, да и улечу налегке. Нечто, я через бурю не летал?