Доспехи бога - Вершинин Лев Рэмович Страница 13

Впрочем, «Большой Блеф» – преданье старины глубокой.

И контора давно уже не евнухоподобный Комитет, а полноценный Департамент.

Мы не идеалисты и даже не хотим ими казаться. Мы – присяжные люди, солдаты Федерации; здесь, на Земле, наш долг защищать ее интересы, кто бы на них ни посягнул: хоть Лига, хоть Халифат, хоть, упаси господи, сама Поднебесная.

В Космосе, конечно, иначе. Там все мы, какому бы богу ни молились, прежде всего земляне. Что, однако, не отменяет присягу на верность Федерации.

А проблемы развития братьев наших меньших интересуют нас в последнюю очередь; бремя белых мы – и Ромео, и я, и Смуглянка, и тем более Маэстро – понимаем совершенно конкретно.

Цинично? Может быть. Но так нас учили.

Переучиваться поздно.

Задача Департамента – сверхдальняя разведка.

Обнаружив планету сколько-нибудь земного типа, мы столбим ее и высаживаем персонал временных станций. Со временем, когда начнется массовое заселение, эти планеты станут неотъемлемой частью Федерации.

Вот это – не спринтерство. Это солидно и перспективно.

За пятнадцать лет существования Департамента в кадастр Федерации вписано восемь будущих колоний – вдвое больше, чем у Поднебесной и Халифата, вместе взятых. Плюс Гуррагча; тамошний вождь, проявив себя воистину государственным мужем, уже поставил отпечаток клычка на прошении о включении в состав, причем церемония прошла в атмосфере взаимопонимания, а совместная инспекция Лиги, Поднебесной и Халифата хоть и сквозь зубы, но подтвердила правомочность сделки.

Ассамблея была в экстазе.

Награды и повышения раздавались не глядя, списком, в большинстве, естественно, лицам, к Департаменту ни с какого бока не причастным, но справедливости ради надо признать, что именно тогда Маэстро получил третью звезду на погоны, я – «Евлампия» первой степени с мечами, а моя Младшая – пару копеек на свой первый видеоклип.

А двенадцать лет назад рейдовики Смуглянки открыли Брдокву, и это была подлинная, хотя и совершенно секретная сенсация.

Еще бы: воздух, вода и атмосферное давление почти идентичны!.. идеальная, в самом центре сектора будущей колонизации стройплощадка для каботажного космопорта!!.. невероятное обилие полезных ископаемых, включая эриний и латоний!!!

И плюс ко всему – развитая антропоидная цивилизация…

Тут количество восклицательных знаков пошло расти в геометрической прогрессии, а мы взялись за разработку проекта «Айвенго».

К сожалению, высаживать разведгруппу на планету, заселенную гуманоидами, чревато на фиг никому не нужными международными осложнениями; посему первым долгом, еще до уведомления партнеров по Договору, на Брдокву отправились стандартные ищейки: мушки, рыбки, паучки и прочая недолговечная, простенькая, но вполне надежная мелочь, умеющая при необходимости самоуничтожаться. На орбитал хлынуло невообразимое количество информации; лаборатории Департамента перешли на семидневный режим; очкарики всех мастей потели денно и нощно, анализируя весь этот хаос данных, от тычинок и чешуек до тонкостей туземного этикета; Ромео и Смуглянка подгоняли их, как галерных рабов, едва ли не бичами, шеф, по обыкновению, дирижировал, изредка выпархивая из политических эмпиреев, а я, как и надлежит начальнику информационно-аналитического отдела, выматывал кишки из лучших психологов и лингвистов Федерации.

Идеальному разведчику требовался идеальный камуфляж.

По сравнению с теми неделями прорыв из Кашады был охотой на бабочек. Уму непостижимо, как ухитрился я не поехать мозгами. В моей голове, напрочь вытеснив все постороннее, вплоть до таблицы умножения и дня рождения Младшей, вертелась и клубилась дикая мешанина из хохочущих привидений, неведомых зверушек, скуластых божков и гривастых чертиков – и прочей нечисти всех представимых и непредставимых калибров, обитающих в на удивление богатом фольклоре Брдоквы. Я сортировал, сопоставлял, сравнивал, прикидывал, отбрасывал ненужное, вновь возвращался к единожды отвергнутому, опять взвешивал все подробности и нюансы – и чем меньше оставалось вариантов, тем настойчивее и упорнее, в полудреме и наяву, с рассветом и с закатом, молнией в окне, ледышкой за ворот являлся мне рыцарь в багряных доспехах…

И даже сейчас, после многократных лечебных и профилактических проветриваний мозга, успешно забыв все лишнее, я могу – разбуди меня в полночь – прочитать наизусть, не упустив ни слова, чеканные строки «Экки о Пришествии Короля».

«…и столь счастливы были люди под отеческой властью Старых Королей, что почитали их выше Вечного. Иссяк поток жертв на алтари Его, и узнали нужду служители Его, и храмы Его пустовали даже в Дни Восхвалений. Велик был грех, а по греху велика и кара. Чужаки в броне, выйдя из-за Хребтовых гор, унизили гордых, и смирили надменных, и над всею землей утвердили знамя свое, ибо была на то воля Вечного.

Все отдал чужакам Он: земли былых любимцев, и стада их, и сокровища их; лишь несотворенная корона Старых Королей сгинула без следа; иные говорили: ястребом унесена с поля последней битвы, но так это или не так, достоверно не ведомо.

Весь род Старых Королей обрек он мечу: принцев правой руки, и принцев левой руки, и бастардов мужского рода; дщерей же их бросил Он на ложа чужакам, и ни одной не попустил понести сыном. Говорили, однако, что младший из королевичей избежал гибели, ибо не было его головы среди прочих, предъявленных народу, и прошел слух: гады земные, пожалев дитя, скрыли его в норах своих.

Повелитель же чужаков не пожелал обитать на руинах чужого величия, но, выстроив новый град в Нагорье, поставил там свой престол, назвав себя Императором.

Тогда отняли у людей новые господа извечные вольности; земли, дотоле общинные, раздали храбрейшим из воинов своих, коих нарекли сеньорами, а в придачу к земле отдали и свободных людей, ту землю возделывавших.

И не стало в мире правды; сильный невозбранно грешил, а верный таился.

Но минули годы, а потом еще годы – и вышел в мир из неведомого укрытия некий рыцарь. Королевским колосом был украшен его щит, и корона из колосьев венчала чело, та самая корона, что пропала без следа в последней битве, когда сила пришельцев сломила силу земли и низвергла во прах славу Старых Королей.

И встали люди по зову его – все, как один, объединенные верой и гневом; гнев же породил месть, и ужасом истекала земля. Потоком лилась кровь; ни детский лепет, ни почтенная седина не охраняли чужаков от мщения; казалось уже, что оборвана нить судьбы владык, восседающих на престоле в Новой Столице.

Увы, не пожелал этого Вечный, ибо творилось сие не по воле Его, но вопреки ей.

Перед последним боем испепелил он мятежное воинство небесными молниями. Мужицкого же короля поставили пред ликом Императора. И повелел тот, ликуя, подвергнуть бунтовщика худшим из пыток, а истерзав – казнить такой смертью, чтобы запомнилась на века.

Но воззвали к Вечному Четверо Светлых:

– О Всесущий, явив грозу, прояви и справедливость! Без воли твоей не одолели бы смертные мятежника. Твой он пленник, не их. Сам реши его судьбу: хочешь – убей, хочешь – помилуй…

Вечный же, услышав это, признал: да, это так; отнял Он бунтаря у земного владыки и, призвав к себе, спросил:

– Хочу спросить: как смел ты, нарушив волю Мою, поднять из тлена корону отцов? И еще хочу знать: почему нарушил порядок вещей, позволив низшим топтать высших?

И ответил Вечному побежденный:

– Слишком долго прожил я, скрываясь, среди тех, кто, утратив свободу, тоскует о ней; понял я: не осталось под небосводом правды и, правды не зная, живет человек, подобно скоту. Но не должно быть так, даже если есть на то воля Твоя!

Дерзки были слова бунтовщика, бестрепетен взгляд.

Разгневался Вечный.

И присудил.

– Сам признаешься, ничтожный: не на господ руку поднял, но на Меня, замыслив изменить предначертанное Мной. Потому караю тебя карой худшей, чем измыслил бы Император, кровный враг твой. Лишаю я тебя права на смерть и права на речь. Бродить отныне по свету бессмертным и неприкаянным, скорбящим и бессловесным, видеть горе и слезы тех, кого тщился оборонить, но быть не в силах вмешаться.

Грозен был Вечный, и Четверо Светлых не посмели вступиться.

И еще добавил Он:

– Кровь невинных и бессильных, лишь родством и гербом виновных, пролитая с попустительства твоего, взывает ныне ко мне. Не желаю слышать стона ее. Твоя ноша, тебе и нести.

Сказав так, окунул мятежника в алый ручей у ног своих и вынул оттуда, когда окрасились латы кровавым багрянцем. Сделав это, смягчился, ибо понимал – жестока кара – и сознавал: не по вине назначена, но в запальчивости.

Тогда-то и изронили слово свое Четверо Светлых:

– Что сказано Вечным, то сказано навечно. Быть по сему. Но добавим и мы. Ездить тебе в багряных проклятых латах, смотреть на горе, слышать зовы о помощи – и не мочь вмешаться, и, пока не пойдешь к людям сам, будут люди бежать от тебя прочь. Но лишь до поры, пока зло под солнцем не превысит предела. Когда же свершится такое, иссякнет заклятье и рухнут препоны; иди к обиженным, и станет приход твой знаком от Нас. Непокорные придут к тебе, и ты объединишь их мощь; праведники признают тебя, и ты утвердишь их правду. Без слов поведешь и победишь. А когда победишь, вернется к тебе дар речи, и долгим будет царствие твое, и завершится почтенною смертью.

И побрел Багряный по земле, бессмертный и бессловесный; все горе мира видел и все стоны слышал – вмешаться же не мог. Ни на клич непокорных, ни на зов праведных не откликался он, и погрязали непокорные во зле, а праведники таились в укрытьях.

Ибо не пришел еще предел горю людскому.

Но никому не ведомо, где тот предел…»