Макс Гурин - Гениталии Истины Страница 14

Тяпа кивнула.

— Знаешь, почему я полюбила его? — вдруг спросила она вызывающе. Медвежонок едва заметно засопел и, стараясь придать своему тону как можно меньше снисходительности, ответил: «Расскажи, если тебе этого хочется». Сказав это, он как можно более дружелюбно улыбнулся. Ведь это лучшее, что может сделать мужчина, когда у его партнёрши исповедальное настроение. Даже если он и медведь, как, впрочем, и тем более.

— Я полюбила его за то, — начала Тяпа, закуривая очередную сигарету, — что он всегда рвал кокосы только тогда, когда следует, хоть и всё остальное время, как и ты, — тут обезьянка прищурилась и будто пронзила его насквозь своим взглядом, не преминув сделать парочку сальто-мортале внутри его головы, — думал лишь о том, почему же это их можно собирать только по вторникам и лишь начиная с полудня.

— И что он думал об этом?

— Да ничего особенного. Просто разглагольствовал с горящими глазами, да потягивал свою текилу, как и все вы любите поступать. И однажды мне вдруг стало понятно, зачем ему была нужна я.

— ? — посмотрел на неё Мишутка.

— Я была нужна ему в первую очередь, для того, чтобы делать… запасы! Ну, из того, что он приносил. Он хотел, чтобы у него появился тыл. Чтобы однажды он смог ослушаться Бога и быть, при этом, уверенным, что не умрёт с голоду. И когда я поняла, что главное для него вовсе не я, а этот чёртов Бог, мне стало неинтересно… Тогда я и забеременела.

Мишутка сдержанно усмехнулся. Тяпа же продолжала:

— Ну что я могу поделать, если мне неинтересны глупые мужчины? Ведь только глупый мужчина делит мир на Бога и Женщину! Ты так не считаешь?

— Когда в тот вторник ты собрала вещи и исчезла из его жизни… о чём ты думала? Ты хоть сказала ему об этом? Хотя бы потом? — вместо ответа спросил Мишутка. Тяпа некоторое время молчала, а потом пожала плечами.

— Я часто думаю, — сказала она чуть медленней, чем говорила до этого, — почему все европейские медведи всё время хотят подвести весь мир во всём его пресловутом многообразии явлений, предметов и поступков под какую-то систему, пусть даже и архисложную. Я думаю об этом с тех пор, как тебя узнала, но не нахожу ответа.

— А он знает, что с тобой стало потом? Он знает, что Андрюша его сын? Знаешь ли ты о нём что-нибудь? — не унимался Мишутка.

— Знает. — Тяпа выпустила дым. — Кто-то ему рассказал. Я с тех пор с ним не встречалась. Что о нём знаю я? Говорят, вечером того самого вторника, когда я ушла, он роздал все наши съестные припасы соседям, а на следующее утро сорвал свой последний кокос и, в составе гуманитарной помощи, уехал во Вьетнам добровольцем. Не знаю, можно ли этому верить, но если это правда, то по всем законам Удача должна была отвернуться от него на 64 недели. Среда — это уж слишком! Такое карается невезением в кубе.

— Почему именно во Вьетнам? — улыбнулся Мишутка, уже не скрывая снисходительных ноток.

— Нет, ну он, наверное, понастроил себе каких-нибудь трёхэтажных теософских конструкций — в этом уж я не сомневаюсь. Тут вы все мастера! Однако я думаю, что он поступил в действующую армию, чтобы быть на довольствии. На войне можно прожить и без кокосов. Не знаю, как ему удалось обойтись без Удачи, но, говорят, он выжил, а теперь и вовсе работает дантистом где-то на Тибете.

Мишутка сдержанно хмыкнул.

— Сегодня ведь тоже вторник. — улыбаясь, заметил он. Тяпа тоже улыбнулась и даже из вежливости хмыкнула.

— Слушай, — спросил Мишутка, — а почему кокосы можно собирать только по вторникам?

— Потому что вторник управляется Марсом. — ответила Тяпа.

После этого он взял её прямо на кухне.

— А какой он был породы? — спросил медвежонок сразу после шестьдесят четвёртой фрикции.

— Он… был… макакой… — с трудом ответила Тяпа. — Оч-чень умной ма-а-какой.

Мишутка с невероятной отчётливостью вспомнил свой сон про мотоцикл с коляской. Он хотел уж было всерьёз задуматься обо всём этом, но в этот момент на него навалился оргазм. По этой же причине он не обратил никакого внимания на то, что именно в этот миг в огромной алюминиевой кастрюле с недавно закипевшей водой стали одна за другой всплывать готовые к употребленью… галушки.

23

— …И секрет их изготовления был безвозвратно утрачен, — закончил свой рассказ дядя Володя, — а теперь спать. Завтра я тебя в сад поведу. Поэтому подъём на полчаса раньше!

— Спокойной ночи, — тихо сказал Ваня, повернулся на другой бок и закрыл глаза.

Он всегда закрывал глаза заранее. Ему казалось, что если этого не сделать, то сон никогда не придёт, потому что Олле Лукойе ни за что не станет крутить свои зонты зря, то есть попусту тратить свои силы на тех, кто ещё не готов увидеть всё в настоящем виде. Пусть ими занимается весь остальной, видимый, мир, если ему, конечно, больше нечем заняться.

В эту ночь Ване приснилось, что он едет в современном быстроходном танке по бескрайней пустыне, а справа от танка, то отставая, то догоняя их вновь, бежит стадо слонов. Но это не было сафари. Слоны взялись откуда-то сами по себе (вероятно, они возвращались домой от верблюдов) и бежали за танком примерно из тех же соображений, из которых преследуют велосипедистов собаки.

В танке, кроме Вани, было ещё трое танкистов, и они всё время разговаривали о каких-то дырках, хитро перемигиваясь и хохоча во весь голос.

Потом они приехали в Дамаск, чтобы выведать секрет выплавления знаменитой стали. Впрочем, возможно, они приехали вовсе и не в Дамаск, а в древний Киев, чтобы заново овладеть утраченным ныне искусством изготовления особо прочных русских кольчуг. Тех самых, что не берёт не один меч, пусть даже и самый татарский.

В любом случае, это было неважно, — Дамаск или Киев, сабли или кольчуги, потому что во сне Ваня точно не помнил, о чём рассказывал ему сегодня дядя Володя. Он помнил только о какой-то безвозвратной потере, но что конкретно было ими утеряно, вспомнить не мог. Поэтому они разъезжали на своём танке по всему земному шару и разыскивали хоть что-то, что действительно показалось бы им находкой. Возможно, если бы они были археологами, им могло бы повезти больше, но они были танкистами, от которых на неопределённый срок отвернулась удача.

24

«Пожалуй, пора что ли!» — приказал себе Парасолька, поцеловал сладко спящую Симу, резко встал с кровати и зашлёпал босыми пятками по линолеуму.

Уже через несколько секунд он оказался в ванной, где первым делом освободился от малой нужды прямо в раковину, после чего влез под душ, намылил подмышки, лобок и ноги между пальцами, трижды сменил температуру воды с горячей на умеренно ледяную, почти буквально представляя себе, как ускоряют своё движение внутри его тела крошечные красные шарики под струями контрастного душа. «Хор-рошо! — радовался майор, — ух, хорошо! Сейчас кровь-то моя разгонится, как к мозгу-то притечёт, как мысли-то мои завертятся, как пойму я наконец всё про этот грёбаный мир! Ух, хорошо!»

Он вышел из ванной, наскоро вытер свой атлетический торс и уже в красных вьетнамских шлёпанцах потопал на кухню. «Что же всё-таки делать с люком? — размышлял он, машинально проглатывая последнюю третью сосиску, — вот-вот начнётся война, придут на нашу землю враги, а где бордовая кнопка я так и не знаю. А они будут злорадствовать, а потом и вовсе возьмут нас всех в плен. И Симу, наверняка, изнасилуют!» Парасолька хотел уж было встать из-за стола, но в последний момент решил съесть ещё одну сосиску, вспомнив, что Александр Васильевич Суворов рекомендовал всем своим чудо-богатырям завтракать поплотнее, а потом уже смотреть по обстановке.

В 6.59 Парасолька был уже на плацу. «Здоровеньки булы!» — сказал ему танк.

— Здорово, ТанкО! — ответил майор. — Как боевой дух?

— Согласно уставу бронетанковых войск, товарищ майор! Пункт 4.1.1. «Утро в военной части»! — отчеканил танк и бодро качнул стволом, демонстрируя свою идеальную выправку.

— Как там с пластилином? — спросил Парасолька, не переставая думать о люке.

— Порядочек, товарищ майор! Васильевне вчера зарплату выдали. Есть пластилин. Правда, оранжевый — ну так ещё и не война!

— Как оранжевый? — возмутился майор, — Они что там, в штабе, все с ума посходили? Сегодня же рапорт стану писать! Это ж они что там о себе думают! Они думают, Директивы на них не найдётся? Да я самому Георгию Константинычу Жукову на тот свет маляву накатаю, если потребуется! Совсем охамели!

— Гм-гм-гм… — сказал танк. — Поедемте, что ли, товарищ майор?

И они поехали.

Уже на подъезде к полигону Парасолька снова заговорил о штабном самоуправстве, но уже более спокойно.

— Ну ты-то хоть меня понимаешь? Понимаешь, что я-то прав? — спросил он у танка. Тот снова кивнул стволом. — Ты же ведь зелёный, значит, и пластилин должен быть зелёный! Маскировка! Понимаешь это хоть ты?