Лао Шэ - Избранное Страница 16

Он вспомнил о Хуню. Может быть, она неплохой друг, по как она отвратительна, стара и бесстыдна! Вспоминать о ней было противнее, чем о солдатах, которые отняли у него коляску и чуть не лишили жизни! И она стала его первой женщиной! Из-за нее Сянцзы чувствовал себя развратником…

А что, если об этом заговорят? Что, если слух дойдет до Лю Сые? Знает ли старик, что его дочь — подпорченный товар? Если не знает, тогда он, Сянцзы, окажется во всем виноватым. А если старику давно все известно и он просто не желает сдерживать свою дочь — что же они тогда за люди? И он водится с такими подонками! Выходит, и сам он такой же негодяй? А вдруг они захотят его женить? Нет, ему не нужна такая жена. Все равно, сколько у ее отца колясок — шестьдесят, шестьсот или шесть тысяч. Надо немедленно оставить «Жэньхэчан», разом порвать с ними всеми. Когда-нибудь он снова купит коляску, а потом найдет себе достойную пару.

Он почувствовал себя молодцом: нечего бояться, не о чем печалиться, нужно лишь не жалеть сил, и все желания его исполнятся.

Подвернулись два пассажира, но Сянцзы с ними не сговорился, и настроение у него снова испортилось. Он не хотел больше думать о Хуню, однако мысли о ней преследовали его, волновали кровь. Он никогда не переживал ничего подобного. Даже если он порвет с ней, забыть ее все равно не сможет. Ему казалось, что он осквернил не только свое тело, но и душу, и это грязное пятно останется на всю жизнь. Однако, несмотря на ненависть и отвращение, которые он испытывал к Хуню, она не выходила у него из головы. Как только он пытался забыть о ней, она неожиданно вставала перед глазами, бесстыдная, голая, предлагая ему свое безобразное и вместе с тем влекущее тело. Он походил на человека, которого засасывает зловонная трясина. Хотя все произошло так грубо и было так отвратительно, он не мог забыть эту ночь. Он старался не думать, но воспоминания всплывали сами собой, словно пустили корни в его сердце. Близость с женщиной была для него не только чем-то новым, она внесла в его жизнь тревогу. Сянцзы не знал, как вести себя с Хуню дальше. Он походил на мошку, попавшую в сети паука.

Сянцзы машинально отвез нескольких пассажиров, но даже в те минуты, когда он бежал с коляской, его не покидала мысль о случившемся. Он не помнил всего, в памяти всплывали какие-то отрывочные образы, неясные, горячечные, бередящие сердце. Ему захотелось напиться до потери сознания — может, станет легче, и он избавится от этих мучений! Но он не посмел. Он не должен губить себя из-за женщины! Снова пытался думать о коляске, но не мог теперь сосредоточиться, что-то мешало ему: едва он вспоминал о коляске, как мысли его заволакивало туманом, будто тучи в небе заслоняли солнце.

Вечером, закончив работу, он почувствовал еще большую тяжесть на душе. Он боялся возвращаться в «Жэньхэчан», но деваться было некуда. А что, если он встретит ее? Что тогда делать? Сянцзы кружил по улицам с пустой коляской, раза три приближался к «Жэньхэчану», но вновь поворачивал и катил куда глаза глядят. Он походил на школьника, который впервые сбежал с урока и не решается вернуться домой.

Но удивительно, чем больше он хотел избавиться от Хуню, тем сильнее его влекло к ней. С наступлением темноты мысли о ней становились все настойчивее. Он знал, что не должен думать об этой женщине, но разбуженное желание говорило другое. Он испытывал такое же чувство, как в детстве, когда разорял осиные гнезда: и страшно, и руки дрожат от нетерпения, будто дьявол тебя подстрекает! Он чувствовал, что эта страсть сильнее его, что она способна его погубить, но не в силах был ей противиться.

Сянцзы снова возвратился к Сианьмыню. Он больше не колебался и решил идти прямо к Хуню. Она для него была теперь только женщиной. Все тело его горело.

У самых ворот конторы Сянцзы столкнулся под фонарем с мужчиной лет сорока. Лицо и походка этого человека показались ему знакомыми, но он не посмел его окликнуть, только машинально спросил:

— Вам коляску?

Человек удивился:

— Сянцзы?

— Да, — улыбнулся Сянцзы. — Господин Цао?

Господин Цао, тоже улыбаясь, кивнул головой.

— Как дела, Сянцзы? Если у тебя нет работы, приходи ко мне. Мой рикша очень ленив, даже коляску никогда не вытрет, хотя бегает быстро. Ну как, согласен?

— Как же не согласиться, господин? — Сянцзы мялся, не находя слов, и непрестанно вытирал мокрую от пота голову. — Когда можно приступить к работе?

Господин Цао подумал и сказал:

— Послезавтра.

— Хорошо, господин Цао: я отвезу вас домой.

— Не стоит. Я вечерами обычно прогуливаюсь. Я живу сейчас на улице Бэйчанцзе; с прежней квартиры я съехал, когда вернулся из Шанхая. Так что до послезавтра!

Господин Цао сообщил Сянцзы номер дома и на прощанье сказал:

— Возить меня будешь на моей коляске, как и раньше.

Сянцзы чуть не запрыгал от радости: сразу, словно ливнем, смыло все огорчения этих дней.

Господин Цао был его старым хозяином. Сянцзы работал у него недолго, но воспоминания сохранил самые теплые. Господин Цао был очень симпатичным человеком и семью имел небольшую: жену да сынишку.

Сянцзы устремился с коляской прямо в «Жэньхэчан». В комнате Хуню еще горел свет. Сянцзы замер.

Долго стоял он так и наконец все же решил повидать Хуню, сказать ей, что снова нашел постоянную работу. Надо расплатиться за коляску, взять свои сбережения и разом покончить с этим. Разумеется, он не сможет сказать ей все прямо, но она и так поймет.

Он въехал во двор, поставил коляску, храбро подошел к двери и окликнул Хуню.

— Войди!

Он толкнул дверь. Хуню полулежала на кровати, босая, в своей обычной одежде. Не поднимаясь, она лениво спросила:

— Что, понравилось?

Он покраснел как рак, долго стоял молча, потом медленно проговорил:

— Я нашел место. Послезавтра уйду. У хозяина своя коляска…

— Ах ты негодяй! Вот какой неблагодарный!

Хуню села и принялась его уговаривать:

— Здесь у тебя будет все: и еда и одежда. Неужели ты не можешь жить, не проливая вонючего пота? Я не хочу всю жизнь ходить в старых девах. Старик мне не указ. Если даже и заупрямится, у меня самой кое-что есть про запас. У нас будет несколько колясок — значит, каждый день принесет юань, а это куда лучше, чем месить грязь на улицах. Чем я плоха? Разве что немного старше тебя. Так ведь на самую малость! Я буду заботиться о тебе, жалеть тебя!

— Я хочу быть рикшей, — только и мог проговорить Сянцзы.

— Соломенная твоя башка! Сядь, я тебя не съем, — осклабилась Хуню, обнажив клыки.

Сянцзы в смятении присел.

— А где мои деньги?

— У отца. Не бойся, никуда не денутся. Ты пока денег не спрашивай. Знаешь ведь его характер! Вот когда наберется на коляску, тогда и возьмешь. А если сейчас потребуешь, только облает, слово даю. Он к тебе хорошо относится. Деньги твои не пропадут: не хватит юаня — добавлю. Понял, деревенщина? А теперь не выводи меня из терпения!

Сянцзы ничего не ответил. Опустив голову, долго рылся в кармане, наконец достал деньги и положил на стол.

— Вот плата за день. — Помолчав, добавил: — Сегодня я сдаю коляску, завтра денек отдохну.

У него и мысли не было об отдыхе, но так лучше: расплатится и не будет больше жить в «Жэньхэчане».

Хуню схватила деньги и сунула ему обратно в карман.

— На этот раз и коляска и я — все бесплатно. Тебе повезло! Скажи спасибо…

Она заперла дверь.

Глава седьмая

Сянцзы переехал к Цао.

Ему было стыдно перед Хуню. Но ведь она сама втянула его в эту историю, он не зарился ни на нее, ни на ее деньги! Он считал, что может покинуть «Жэньхэчан» и порвать с ней, не чувствуя вины. Сянцзы беспокоило лишь то, что его деньги оставались у Лю Сые. Сразу потребовать — старик, чего доброго, заподозрит неладное. Да и Хуню, пожалуй, обозлится, наговорит чего-нибудь старику, и тогда плакали его денежки. Если же и дальше отдавать деньги Лю Сые на хранение, придется бывать в «Жэньхэчане», встречаться с Хуню, а перед ней он чувствовал себя неловко. Он не видел выхода. Ему хотелось посоветоваться с господином Цао, но как это сделать? Рассказать о своих отношениях с Хуню он не мог. Вспоминая о ней, он искренне раскаивался, да что толку! Сянцзы начинал понимать, что сразу с этим не разделаешься. Такого не забыть, как не смыть родимого пятна. И за что на него столько напастей. Сначала он лишился коляски, теперь ни с того ни с сего на его голову свалилась новая беда. Ему казалось, что так будет всю жизнь: ему никогда не выбиться в люди! Еще, чего доброго, придется забыть о чести и жениться на Хуню. И вовсе не из-за нее и не из-за колясок, а потому, что так случилось, и никуда не денешься!

Сянцзы снова потерял уверенность в себе. Его рост, сила, воля ничего не значили. Он-то думал, что жизнь принадлежит ему, а на самом деле ею управляли другие, люди без стыда и чести.