Анджей Савицкий - Апозиопезис Страница 17

Грохнул выстрел. Вопль разорвал сферу тишины, а огонь из ствола разбил тьму. Грохот прокатился по улице, вонзился в ошеломленное сознание Генриетты и сотряс бандитов. Один из них рухнул, разбросав руки, с головой расколотой револьверной пулей. Воительница перекатилась в сторону, на лету хватая гвозди, и сбила с ног следующего бандита. Она поднялась на колени и с разгону вонзила один гвоздь в глаз, а второй — в горло противника. Брызнула кровавая струя. Над головой девушки просвистели очередные пули и мягко толкнули в грудь последнего из нападавших: одна, вторая, третья. Но мужчина все так же стоял с поднятой дубинкой и скалил зубы. Но тут последняя пуля попала ему в лоб. И он рухнул в лужу, лицом вниз. Все умерли в полнейшей тишине, не издав ни единого звука.

— С вами все в порядке? — спросил высокий мужчина в доходящем до самой земли кожаном пальто.

Генриетта не отвечала. На четвереньках она добралась до первого трупа, вырвала ключ из зияющей в голове раны и подкрутила им винт во лбу. Только после того она смогла спокойно вздохнуть и внимательно оглядеться. Тьма бесследно развеялась, от недалекого проспекта доносился стук колес извозчиков и повозок, фыркание лошадей. Кто-то со скрипом распахнул окно в доме, возле которого и произошло нападение.

— Эй, чего там, курва-мать, деется?! — раздался хриплый рык выглядывающей из окна толстухи. — Я вам дам, пьяндылыги! Полиция!!!

— Пани позволит? — мужчина склонился и подал руку.

Генриетта приняла помощь и поднялась, стиснув зубы. Болело в нескольких местах, но кости, похоже, все были целые. Корсет послужил вполне приличным панцирем. А вот платье, измазанное кровью и грязью, все было в лохмотьях. Волосы, которых гвозди уже не придерживали, упали на плечи. Вид, наверняка, был ужасный. Зато джентльмен, который прибыл к ней на помощь, выглядел так, словно бы на минуточку вышел с бала в Царском Селе. Под расстегнутым пальто у него был черный, современный lounge suit, состоящий из пиджака и жилета, на шее бабочка. На руках перчатки из тончайшей кожи, опирался он на тросточку с серебряной, гравированной рукоятью. Мужчина был совершенно молод и чертовски красив: худощавое лицо аристократа и интеллигента украшали тоненькие усики и золотой монокль. На девушку он глядел без даже тени надменности, умными, светлыми глазами. При том слегка улыбался.

— Вы следили за мной, — без всяких экивоков заметила Генриетта.

Это он был тем пьяницей в подворотне, крадущимся за ней вдоль стен. Все сходилось, у того на голове тоже была смешная овальная шляпа, которую называли котелком, последний писк моды. Джентльмен поклонился и поцеловал Генриетте руку.

— Полковник Александр Иванович Кусов, Третье Отделение Личной Его Императорского Величества Канцелярии. — Офицер вытянулся в струнку. — Согласен, следил, фроляйн фон Кирххайм. У нас сложились опасения, что вы очутились в смертельной опасности. Мне удалось вас обнаружить в самый последний момент. Прошу простить мою медлительность, но я и не ожидал столь заядлого и страшного нападения. Все разыгралось молниеносно, я едва успел добежать.

— Хорошо еще, что вы успели, — буркнула Генриетта.

Русский взял ее под руку и повел в сторону выхода из улочки. К ним мчалось двое жандармов, вдалеке стучали колеса военной кареты. Раздались полицейские свистки, немногочисленные прохожие тут же кинулись под стенки.

— Мои люди займутся телами, — сообщил офицер. — Нам необходимо тщательно их осмотреть. Боюсь, что разбойники действовали как простые марионетки. По их поведению и реакции я считаю, что их мехаборгическим путем лишили воли.

— Так это вы сегодня взяли в свои руки следствие от имени его высочества? — догадалась Генриетта.

— Да. А теперь, вы позволите, чтобы я отвез вас в безопасное место?

— В камеру?

— С чего это вы взяли? Правда, следствие вы вели вопреки воли Его Величества, зато от имени наместника, — усмехнулся полковник Кусов.

Генриетта с удовольствием отметила, что улыбается он просто прелестно и, что самое главное, с чистой душой. Он мог пробудить симпатию и сразу же ей понравился.

— И я включаю вас в следственную группу, — прибавил полковник.

Варшава, 13 (25) ноября 1871 г., 7:30 утра

За ним пришли утром. Алоизий как раз читал утреннюю молитву, стоя на коленях перед своей кроватью. Его богоспасительное занятие прервал резкий стук в ворота. Джинн благоговейно перекрестился, поднялся и поцеловал стопы Христа на распятии. Только лишь после этого он выглянул в окошко спальни, а поскольку та находилась под самой крышей, вид у него открывался на всю улицу. Внизу стояла черная повозка-кибитка без окон — карета для перевозки заключенных. Рядом с ней крутилось несколько солдат в черных мундирах лейб-гвардии, а перед самими воротами выпячивал грудь офицер в мундире с эполетами; компанию ему составляли четверо боевых големов. Великаны со стальными головами пускали клубы дыма из выхлопных труб, находящихся на месте ртов. Их продолговатые глазные отверстия бледно светились. На лбах големов сверкали таблички с двуглавым царским орлом. Боевые машины выглядели мрачно и грозно, к тому же, в своих лапах они держали крупнокалиберные пищали, стволы которых расширялись словно лейка.

Джинн бегом помчался вниз, вскочил в спальню Данила и стал резко тормошить хозяина. Инженер отталкивал руку, сердито бормоча. На ночном столике стоял подсвечник с совершенно выгоревшей свечой, там же валялась пустая бутылка, а на полу лежала раскрытая книга о демонах. Похоже, Довнар читал перед сном, и при этом заглотал цельную поллитру. Так что ничего необычного в том, что он не желал просыпаться, не было.

— Нас пришли арестовывать! — прошипел джинн. — Вставай, мы еще можем смыться.

— Арестовывать? — промычал инженер, с трудом раскрывая глаза. — Меня? И за какие грехи?

— Черт их знает, но выглядят серьезно. И не заметим, как нас затащат в какой-нибудь темный подвал, — нервничал джинн. — А я не собираюсь, чтобы меня хватали. А не то глядишь, еще и экзорцизмы[36] наложат…

— Так ведь ты же христианин, — махнул рукой Данил. — Ты принял священные таинства. Над тобой экзорцизмы читать не могут.

— Ну тогда засадят в лампу! А я себя засаживать не позволю, тем более, что ни в чем не виноват!

Довнар свесил ноги и почесал поочередно шрамы на животе, на шее и на лбу. Он открыл дверцу в груди, влил вовнутрь немного густой жидкости из стоящей под кроватью масленки, затем завел механизм. Все это время джинн переступал с ноги на ногу. А стук в ворота становился все сильнее.

— Полиция! Немедленно открывайте! — орал офицер. — А не то войдем силой!

— Спокойно. Это наверняка ошибка, сейчас мы все выясним.

Инженер встал и схватил висящие на спинке стула брюки.

Снаружи сделалось тихо. Данил поднял брови, вопросительно глядя на лакея.

— Ушли?

В ворота что-то сильно грохнуло, затрещала разбиваемая древесина. Вырванные из петель ворота грохнули о мостовую. По двору застучали военные сапожищи. Представив боевого голема, разбивающего ворота одним ударом, Данил почувствовал холодное прикосновение страха. То есть, это не было посещение участкового по причине неубранного перед домом тротуара, а нечто гораздо более серьезное.

— Бегите, хозяин, — героически заявил Алоизий. — Я их задержу.

— И как я могу от них сбежать? Сквозь стенку пройду? Сделаюсь невидимым? — Довнар спешно натянул мятую сорочку и жилет. — Это ты беги. Пригодишься на свободе, попытаешься вытянуть меня, если будут неприятности. Знаешь, куда я спрятал остаток денег?

— В пасти у Весека? — Алоизий впервые, сколько времени Данил его помнил, выглядел напуганным. Губы его слегка дрожали, и это, собственно говоря, был единственный видимый эффект, ибо благородное лицо африканского божества не было создано для проявления страха или каких-либо иных банальных и недостойных эмоций. — Но я не имею права оставить хозяина в беде. Может, попробуем их всех убить, а потом смоемся из Варшавы?

— Ты чего, головкой стукнулся? Убирайся отсюда, пока не случился скандал!

Данил набросил на плечи сюртук и, застегивая рубашку, вышел из спальни в коридор. Точнехонько в тот же самый момент входная дверь дома распахнулась, и в прихожую вскочило несколько гвардейцев, целясь в инженера из винтовок с примкнутыми штыками. Оставшийся же в спальне Алоизий встал, расставив ноги и сплетя руки на груди. Он закрыл глаза и пропел фразу на древнешумерском языке. Ноги его в тот же миг окутал кружащий клуб дыма. Он быстро продвигался вверх, охватил колени, затем бедра. Импозантная фигура джинна, словно разрубленная в поясе, поднималась в воздух. Все большая ее часть превращалась в дым.

Гвардейцы подскочили к Данилу, один из них пихнул его прикладом. Металлическая грудь инженера глухо загудела от удара. Пинками Довнара заставили встать под стеной, в шею нацелились целых три штыка. Хмурые лица солдат не вещали ничего доброго, у каждого из них палец на спусковом крючке так и свербел. Не говоря ни слова, Данил поднял руки над головой, дискутировать смысла не имело.