Д Кузиманза - Ну и что, что тролль[СИ] Страница 17

Вместо семи открыла шесть карт. И уже знала, что об этом единственном решении буду жалеть до конца жизни. Лгала. Лгала, как не лгала никогда. Бесстыдно, упрямо. Говорила "феху" (богатство), хотя видела "турисаз" (шип). Видела "наутиз" (принуждение), говорила "вуньо" (блаженство). И, в конце концов, "эйваз". Символ тишины, магии и смерти.

Привязывая красную ленту на его руку, прошептала ему прямо в глаза, что будет счастлив. Правды сказать ему не могла.

Нельзя увести с дороги смерти, даже если каким-то чудом её увидишь. Такое вмешательство в силы, над которыми мы властны, всегда ведёт к трагедии. Именно уверенность, что она имеет право безоглядно менять чужую и свою жизнь, убила мою маму. Перед смертью потребовала от меня клятвы, что никогда не буду пробовать таким образом противодействовать смерти.

Я погасила свечи, зажгла благовония и села перед моим любимым на пол. Приказала ему опуститься на колени. Подчинился без слов. Закрыла глаза. Никогда не произносила странных заклинаний, не кричала. Только на его лбу, едва касаясь, чтобы не понял, нарисовала ногтем символ правды и совершенства. Когда поцеловал меня и сказал, что никогда не было ему так хорошо, улыбнулась. Улыбалась и потом, когда ушёл.

Он погиб через два дня в автомобильной аварии".

Ингигерда очнулась и подняла взгляд. Впервые за эти странные дни ей пришла в голову мысль: "А кто каждый из них?"

И услышала крики: "Ингигерда, помоги!"

"Опять?! — Айвен готов был зачертыхаться. — Где я, что я теперь?"

Песок на арене был, как раскалённые угли. Айвен с минуту лежал, тупо глядя на свои пальцы, бессильно сжимающие горсти песка, потом взглянул вверх. Яркое полуденное солнце ослепило его блеском. Почувствовал острую боль в бедре и обернулся.

— Эй! Что с тобой? Я поставил на тебя целых сорок монет! — кричал какой-то загорелый дочерна тип в бархатном фиолетовом костюме с нелепыми жёлтыми бантами, покалывая мага острием шпаги.

Но за спиной типа Айвен заметил Годфрида, и в глазах управляющего были тревога и сочувствие. "Вставай на ноги!" — жестом подсказал он. Айвен тяжело поднялся на колени и осмотрелся. Увидел десятки пар глаз, глядящие на него с ожиданием, и скорее почувствовал, чем сообразил: надо не просто выпрямиться, а держаться козырем, изображать из себя несгибаемого парня.

Он поднялся на дрожащих ногах, принял гордую и важную позу. Чувствовал, как по лицу течёт что-то мокрое. Кровь? Ну и видик же у него, наверное! Но глаза Готфрида говорили, что он ведёт себя правильно, к тому же вокруг послышались шумные хлопки и довольный девичий визг. Все смотрели на него и улыбались. Айвен криво усмехнулся зрителям, и в этот момент какой-то мощный, звероподобный здоровяк понёсся в его сторону.

"Мама моя… это он врезал мне?.." — мелькнуло в голове Айвена, пока его тело делало неуклюжий пируэт в сторону. Избежал прямого удара в лицо. Громила на мгновение замер, соображая, что делать дальше. Этой заминки противника телу Айвена вполне хватило. Подвывая от боли — "Когда это меня успели так отлупить?" — изо всех сил ударил здоровяка ногой в щиколотку. Вложил в удар столько сил, сколько смог. Изумился, ведь делал это автоматически, но мысленно поблагодарил ногу и всё тело вместе: "Умницы, моя жизнь — или его жизнь".

В конечности противника что-то негромко хрустнуло. Громила замер, широко раскрыв рот в беззвучном крике. Используя момент, Айвен ударил обеими руками его в висок, опять удивляясь собственным движениям. В удар вложил все последние силы, бил с мощью, которой не постыдился бы любой кузнец. Не получится — конец! Мускулистый верзила явно не знал жалости и не ведал сомнений.

Но ура! — соперник свалился, как мешок, ткнувшись рожей в арену. Нехорошо упал, у Айвена сжалось сердце, так падают, когда… Но разводить интеллигентские сопли было не совсем уместно. Зрители громко зааплодировали, тип в фиолетовом бархате стал вытирать лицо Айвена кружевным платком, какая-то пёстро одетая девушка, резко пахнущая чем-то сладко-горьким, поднесла к его губам кубок с терпким, хорошего букета вином. Из-за их спин кивал Годфрид и подмигивала Мартина. Ничего не понимая, Айвен с благодарностью принимал ухаживания болельщиков и пытался подозвать к себе Годфрид и Мартину. Вдруг все расступились перед гордо выступающей фигурой, одетой в пурпурный шёлковый наряд, подпоясанный златотканым поясом-шарфом. Поля причудливой шляпы с драгоценными перьями нарочито закрывали лицо, на плечи спускались волны великолепных каштановых кудрей.

— Приветствую славного победителя! — сообщил звонкий голос. — Я гонец от барона Каморы. Ищу мощных личностей. Не таких, — изящный красный сапожок ткнул носком застонавшего и приподнявшегося на локте верзилу — Айвен облегчённо вздохнул, — а людей с темпераментом и, как это говорят… а-а-а… с харизмой!

Годфрид из-под чьего-то локтя закивал головой, как фарфоровый болванчик. Доверяя его подсказке, Айвен тоже кивнул. Тотчас сильные и осторожные руки каких-то людей, которых он не успел толком рассмотреть, посадили его в носилки, подвешенные между двумя красивыми, откормленными, с блестящей шерстью мулами; он видел, что сбруя животных щедро увешана погремушками, колокольцами и бляшками из начищенной меди и серебра. Только он попытался сосредоточиться и собраться с мыслями — "Каким образом меня занесло на арену, где никого знакомого, кроме Годфрида и Сиротки, и вообще, что происходит?" — как гонец барона Камеры… нет, Камары… ну, гонец барона затрещал, как нанятый:

— Ты поразил меня, победив эту гору мяса! Он ведь был подлым и применял всякие нечестные штучки. Ещё и накачался чудинами. А тебе прямая дорога в герои! — болтливое создание вытащило из кармана вышитый платок, сняло шляпу и промокнуло белый лоб и румяные девичьи щёки. — Меня зовут Виенна, а ты, как мне сказали, зовёшься Айвен. Вот мой знак, — важно показала небольшой пергамент с печатью.

Айвен скосил глаза в сторону и увидел кивок Готфрида, тот выразительно тыкал себя в грудь и указывал на Мартину. Голова ещё гудела, но инстинкт самосохранения — что это такое, он не помнил! — заставил Айвена указать в сторону приятелей и даже что-то сочинить:

— Там… вот… это мои конюший и… э-э-э… кормилица, — что такое конюший, Айвен тоже не соображал, вскочило в голову первое попавшееся слово, но здесь всюду кони, наверно, что-то связанное с конями.

Виенна вытерла потное лицо, прищурила голубые глаза (странное, но очаровательное сочетание с каштановыми кудрями) и продолжала:

— Ты как будто не совсем веришь? А печати? А барон? Ты же знаешь барона?

Можно было поискать глазами Готфрида и Мартину, только Виенна не сводила с Айвена глаз, поэтому он убедительно заявил:

— А как же!

— Тогда вперёд!

— А мои кормилица и конюший?

— Я гонец, а не вербовщик. Привожу к барону тех, кого он хочет, и не собираю всякий мусор с улицы. Вперёд!

Айвен не слишком ловко, но выпрыгнул из носилок:

— Раз так, то прощай, красавица!

Загорелый человек в фиолетовом обернулся и подмигнул ему: похоже, он не слишком симпатизировал самоуверенной девице в пурпуре. Но прежде чем покрасневшая от возмущения Виенна успела что-то сказать, вокруг поднялся невероятный шум. Кто-то начал трубить тревогу, кто-то кричал: "Бунтовщики! Спасайтесь!" и вокруг вдруг началась паника, нетерпеливые зрители превратились в беспомощных беглецов.

Судя по тому, что ворвавшиеся на площадь агрессоры скручивали и оглушали молодых мужчин, это было что-то вроде вербовки. Вокруг визжали, умоляли и проклинали. Айвена стукнули по голове, он простонал: "Чтоб вас… опять?", снова свалился на раскалённый песок и успел только заметить, что Мартина отчаянно сражается с превосходящими силами каких-то растрёпанных и оборванных парней. Потом свет в его глазах помутился, и он опять потерял сознание…

А очнулся с ужасной головной болью и тошнотой. На какой-то кровати. Начал было озираться, но сразу же стиснул виски ладонями: "Ой, ну и болит!" Потом всё-таки рассмотрел несколько кроватей, а вернее, нар. С потолка текло. Что это: казарма? тюрьма? больница?

Зато именно здесь память у него освежилась, и Айвен вспомнил всё, что предшествовало его победе над громилой.

После недолгой растерянности, вызванной появлением Маркуса и Ронни, они обсудили поход к башне Леди Бессмертия, оставили в гостинице (в "тылу", как пошутил Иво) Мартина, леди Элизабет и шмеля Полосатого в качестве возможного курьера, а потом… что было потом?

Скрипнула дверь, и в комнату вошла странная мокрая личность в мантии и капюшоне. Предполагая, что это один из товарищей по несчастью, Айвен уже открыл было рот для приветствия, но… Быстрым движением мантия оказалась сброшенной, и Айвен вздрогнул: у личности было лицо, но его покрывала чёрная блестящая шерсть, а под маленьким круглым носом торчали длинные, щетинистые, серые усы. Зато с лица — совершенно невероятно! — смотрели человеческие глаза, голубые и чуть насмешливые людские глазки.