Роман, в издательство - Константин Мазуренко Страница 2

Но что-то зацепило взгляд и показалось, что надо остановиться и рассмотреть. Я на мгновение притормозил, но подумав, что ничего более неожиданного, чем уже есть, здесь быть не должно, продолжил свой путь. Парочка бомжей, мамаши с детьми на площадке поодаль и...

– Смотри, смотри! Это разве не он? Ну этот, друг твой бывший, писатель! Не помню, как его зовут, – донеслось до моего слуха.

Человек, сидевший в инвалидной коляске, один из просивших у храма подаяние, поднял голову и посмотрел по ходу движения руки своего приятеля в моем направлении. Слово «писатель», конечно же, в данной ситуации, рядом с моим интернатом не могло сейчас быть случайным.

Я присмотрелся к двоим просителям милостыни и в одном из них узнал своего старинного друга по детскому дому, с которым не виделся невообразимое для дружбы количество лет! Вот, оказывается, что привлекло мое внимание и удержало, не давая пройти мимо…

Надо было подойти…

Ванька не звал меня и даже не шелохнулся, увидев, но напряженно следил за моими действиями: подойду я или пройду мимо, сделав вид, что не узнал его…

Я подошел.

Мы встретились взглядом и, не отрываясь, смотрели друг на друга. Он ждал моей реакции, я ждал… своей реакции.

А никаких эмоций не возникало вообще, просто смотрел в глаза бывшего друга, которого давным-давно простил и на которого не держал обиды или зла. Все, что произошло в прошлом, видимо, должно было случиться, и, наверное, было важно и нужно для нас обоих, и никак иначе. Точка. Враждебности не было, но не было и прежнего тепла. Четыре года дружбы, одно его решение – и мы больше не родные друг другу люди.

– Как ты? – спросил я первым, понимая, что он не скажет мне ни слова.

– Как видишь… Но, в принципе, терпимо… Мне надо поговорить с тобой. Можешь уделить мне пару минут? – проговорил он сдержанно, но с какой-то отчаянной надеждой.

Я кивнул.

– Отъедем? – спросил он, показывая на дальнюю скамейку внутри прихрамового дворика.

Я сел на скамейку, он развернул коляску, встав напротив меня – глаза в глаза… как тогда, в детстве, когда мы мечтали быть вместе, что бы ни случилось, и быть верными друг другу до скончания веков, аминь!

Ну, слова «аминь» я тогда не знал, но волею случая потом как-то выучил…

– Я ждал тебя, – начал он сдавленным голосом. – Все эти годы ждал тебя. Я был молодым, зеленым придурком. Предал тебя за три гроша. Мне не дает это покоя. Прости меня, если можешь! Я знаю, что потом у тебя вроде все сложилось, а потом не сложилось, и сейчас все не ахти как… кажется. Но может, ты выкарабкаешься? Я буду молиться за тебя.

– Бред какой! Вань! – опешил я. – Простил я тебя сто лет назад! Не парься, брат! Все норм! Тебе денег надо? Чем помочь?

– Нет, у меня все теперь отлично! Мне главное было – тебя дождаться и попросить прощения… – смотря в сторону и под ноги, скороговоркой проговорил он и шмыгнул носом. – Иди, мама Валя ждет тебя с утра, готовится.

– А ты откуда знаешь? – удивился я и этому повороту событий.

– Что ты звонил ей? Так об этом все знают! Она же большого, любимого писателя в гости ждет, всем растрезвонила! – улыбнулся Иван.

– Ясно. Я пойду? – Встал я со скамейки, понимая, что говорить больше не о чем.

– Иди, – как-то просветлев, проговорил мой бывший друг Ванька. – Спасибо тебе! Я рад, что ты меня простил! Камень с души снял…

Что это было – я не понял, как и не понял тогда, тучу лет назад: как он мог меня предать… Но после этой встречи на душе как-то полегчало, как будто действительно какой-то груз, с которым я брел по жизни, был сброшен и больше не тянул ни вниз, ни назад.

Впереди ждала радостная встреча с мамой Валей. После родителей она была единственной женщиной на этой земле, не требовавшей от меня ничего и любившей таким, каким я был…

– Здравствуй, дорогой мой, пропавший! Как же я по тебе соскучилась, – встретила ждавшая меня на ступеньках крыльца директриса интерната. Конечно же, малышня ей уже должна была доложить, что охранник пропустил на территорию незнакомого человека, а значит, того самого писателя, которого ждала их вторая мама.

Мы сидели долго, вспоминали жизнь, горести и радости, печали и невзгоды. Пили чай, обедали, ходили по интернату, разглядывая фотографии с наградами, медали и кубки, выигранные ее подопечными на всевозможных конкурсах и соревнованиях. Общались с юными дарованиями и трудными подростками, которых мам Валя надеялась образумить, ставя меня в пример. В общем, рассказывала она мне обо всех своих нынешних радостях и проблемах, всегда сопутствующих такой ответственной должности.

За полночь я вызвал такси и, собираясь уходить, грустно молчал, понимая, что следующая наша встреча будет не скоро, да и не был уверен вообще: будет ли, смотря на уставшую и больную на вид сильно сдавшую хозяйку интерната…

– Ты бы зашел к Ваньке, – вдруг как-то сокрушенно проговорила она. – Ты уже знаешь, что с ним случилось?

– Да, мы виделись! – не очень понимая, о чем она (но, наверное, про инвалидное кресло…), ответил я.

– Что значит: «виделись»?! Я не про тогда, я сейчас прошу тебя сходить к нему!

– Что значит: «сейчас»? Ночью, что ли? Зачем? Мы виделись днем, он стоял возле храма. Мы поговорили…

– Возле какого храма? Ванька?

Ее вскрик удивил меня.

– Ну, да! Он стоял на своей коляске с приятелем каким-то. Приятель меня узнал и позвал. Я подошел, мы поговорили.

– Родной ты мой! – произнесла мама Валя, прикрыв сморщенной ладошкой рот и присаживаясь на стул, в испуге смотря на меня. – Ваню убили полтора года назад.

«Мда уж! Кто-то из нас немножко ку-ку! – подумал я. – Может стресс, помноженный на старение? Деменция?»

Звонил таксист.

– Да-да, я понял! – ответил я ожидавшему меня таксисту и как бы Вале одновременно. – Обознался, значит. Зайду к нему, обязательно, – решив не дискутировать об этом среди ночи, отбрехался я и убежал, чмокнув старушку в макушку и предоставив ей самой разбираться со своими тараканами.

Возможно, стоило задержаться и уделить больше внимания этому вопросу, но