Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий Страница 2

— А что, у тебя семья маленькая? — ответил я вопросом на вопрос. — Одни твои четверо мальчишек — та еще сороконожка.

— И не говори, — согласился Оле со мной и как-то сразу сник. — Мне с тобой, Савва, не расплатиться… Нет у меня таких денег.

— А я у тебя денег не прошу.

— А что тогда? — озадачился кузнец.

— За сыном моим да за Эликой присмотрите, пока я на войне. И ладно.

— Значит… С собой ты их не забираешь? — выдал кузнец потаенные свои желания.

— Куда? На войну? В окопы? Думай, старый, что говоришь.

— Ну да… оно понятно… — замялся он, но тут же напустил на себя строгость. — Имя хоть сыну дал?

— Дал… Митя. Дмитрий.

— Странное имя.

— Отца моего так зовут.

— Что родителя своего почитаешь, уважаю. Хорошо это. По-людски.

— О!.. И фотки мои здесь! — воскликнул я, увидав в самом углу плоские картонные посылочки. — Вы даже их не открывали?

— Ничего мы не открывали, — буркнул Оле. — Отец-покойник наказал: ты приедешь, сам разберешься, а нам шариться по чужим вещам грех. Хотя жену мою постоянно подмывало посмотреть, что здесь. Ну так баба любопытней кошки, сам знаешь.

Тут и пестрая кошка в сарай заглянула, как бы подтверждая жизненные наблюдения хозяина. Чихнула от поднятой нами пыли, зевнула, не нашла для себя ничего интересного и с достоинством удалилась.

— Значит так, дядя Оле. Патроны в картонных коробках тащи в дом — там они сохраннее будут. В цинках можешь здесь оставить — ничего им не станется. Не течет тут у тебя вроде крыша, сухо. Винтовки, которые не будешь прямо сейчас пользовать, оставь в ящике, они в пушечном сале на длительном хранении. И…

— От… Поучи меня еще, как ружье чистить… Фельдфебель… — язвительно высказался кузнец. — Это ты там у себя фельдфебель — в роте, а тут ты зять.

Что на это возразить? И слов таких нет.

Только и успели, что магазинку и два левера[1] утащить в дом и патроны, которыми я в коробках докладывал пустоты в оружейном ящике, как притащились добытчики и сразу оккупировали стол в саду — дикий чеснок разделывать, пока не увял.

— С оружием все потом обсудим, — тихо предупредил меня Оле. — Кто меньше знает, тот крепче спит.

Кузнецу сразу досталось от жены за то, что рассол не готов, не говоря уже об ужине. Видно, что приготовилась баба хорошенько поскандалить «в своем праве». На что тот без лишних разговоров взял ее ласково за локоть и отвел в сарай. На выставку подарков.

Вышла оттуда кузнецова женка просветленная. Как из церкви после исповеди. Вытирая углы глаз платком, подошла ко мне, обняла, приговаривая тихо, практически на ухо:

— Вот оно как в жизни бывает, как мать моя говорила: кинь хлеб за лес — потом найдешь. Кто бы мог подумать, что с тебя такой добытчик объявится? Телок телком был, когда со своей горы спустился. Непутевый… Но теперь я спокойная за Элику. Ты прости меня, Савва, что я ее ругала по-всякому за то, что она дала себя обрюхатить. Ты ее в жены возьми. Она хорошая, работящая… — и добавила с обозначением собственной значимости: — И сыновей умеет рожать…

Мужик, который притащился к нам на хутор на медлительных флегматичных волах, запряженных в телегу, загруженную сохой и бороной, сразу уперся рогом.

— Сам пахать буду. Мои волы и работа моя.

Ввиду того что помимо аренды волов и инвентаря за свой труд непрошеный помогальник запросил по-божески, я возражать не стал. Нельзя убивать в людях желание трудиться. Тут-то полей всего две террасы на склоне горы. Одну гречкой Оле засеет, другую, по моему совету, горохом — больно там земля тощая, которую подкормить не грех.

Под ногами у опытных мужиков путаться — только мешать. Взяли мы две винтовки, вычистили их и пошли с денщиком на охоту в горы. Мяса свежего добыть.

— Предупреждала меня Элика, что все так и будет — не дадут мне на чужих волах пахать, — усмехнулся я, когда мы выбрались на дорогу, ведущую к заимке. — «Готовь, Савва, монеты», — сказала, как предрекла. Я поначалу не поверил…

— Командир, ты не обижайся, но я тебе скажу прямо. — Денщик встал на дороге, переложив винтовку с плеча на плечо. — Жена твоя — ведьма. Не смотри, что малолетка еще.

— Все бабы ведьмы, канонир. Только одни красивые и с сиськами, а другие — их подружки, — перевел я этот странный разговор на шутку.

— Ну, если смотреть в таком разрезе… То да, согласен, — весело захохотал Тавор.

— А сам-то что не женат? Лет-то тебе достаточно, чтобы свои сыновья уже бегали за девками.

— Я, командир, зверь редкий, — ответил денщик гордо. — В неволе не размножаюсь.

Весенний лес в горах только-только нежный бледно-зеленый лист выбросил. Ореховые кусты пока совсем голые стояли. Новая трава уже пробивалась сквозь прошлогоднюю палую листву. Красота вокруг… И воздух целебный. Запахи…

Сильно захотелось свежего березового сока, да вот только нет тут в горах берез.

Бродили долго, но без толку, никого так и не обнаружив. Чуткий зверь шарахался от нас, издали обнаруживая. Всей пользы с той охоты, что оружие пристреляли.

Обедали в охотничьей заимке тем, что с собой нам Элика в торбу сунула. Сковородку на керосинку. Бутерброды на сковородку. Потом чем-то кофейным из местных запасов эту сухомятку залакировали.

— На охоте домашнее есть последнее дело, — недовольно заметил денщик.

— Вот-вот, — откликнулся я. — Был у меня аналогичный случай. Мальцами еще взяли нас родители с собой на охоту по осени, на перелетную птицу. На лесные озера. Первым делом, как добрались, поели. Отец ружье за спину, собаку свистнул и пошел по камышам шуровать. Тут мой младший братишка нам и заявляет: «Я есть хочу». Мать удивленно на него смотрит. Только что со всеми налопался — за ушами пищало. «Да ешь, — говорит ему. — Кто не дает?» «Не-э-э-эт, — заявляет гордо. — Я есть хочу то, что папка убьет». Пять лет ему было тогда.

— А где твоя семья, командир? — задал денщик скользкий для меня вопрос.

— Нет моей семьи, канонир. Один я тут. Горы… — глянул вверх я на плато, где до поры скрывался от взора сумрачный берендеев лес. Не говорить же ему, что семья моя совсем в другом мире. Где? Бог его знает. Тем более что бог отсюда уже ушел.

Денщик тактично переспрашивать меня не стал. Легенды о войнах кланов в горах и разные страшилки о горской кровной мести жителями долин транслировались охотно, хотя я тут пока еще ни одной вендетты[2] не видел. А сами горцы больше делают в таком случае, чем говорят.

Все же добыли в этот день мы пару небольших диких козочек недалеко от карьера с горючим камнем. От двух разных стад. Метров за четыреста сняли. По очереди.

Одну неудачно — упала в расщелину. Хорошо еще веревку с собой по наказу Оле захватили. В горах без веревки шастать не след. А так бы… прощай добыча.

Пришлось денщика обвязывать для спуска — он помельче меня в корпусе и полегче будет, и опускать вниз помалу, держа веревку через спину, привязав к дереву другой ее конец. Из нас альпинисты те еще…

Потом козочку мне одному наверх тягать. То еще удовольствие.

А за ней и самого денщика вытаскивать из каменного плена. Веревка-то одна.

Вырубили подходящую слегу, привязали тушки коз к ней за ноги. И таким макаром со слегой на плечах пошли паровозиком домой. Добычей хвастать. И на грудь накатить законным образом тем, что после праздника осталось. Мы тут, конечно, все выпить не дураки, но ящик сразу не осилили.

Встретили нас на подворье аплодисментами, как прим на бенефисе.

Догадливая родня заранее на хуторе баньку протопила, потому как воняло от нас с денщиком после того, как мы козу из расщелины вытаскивали, как от самых натуральных козлов. И посему питие алкогольсодержащих жидкостей пришлось оставить на потом. Сначала тушки коз разделать, шкуры присолить и только потом уже отмываться от засохшей крови всем мужским коллективом.