Вспомни о Флебе - Бэнкс Иэн М. Страница 22

– Прекрасный день, правда, Джейз? – сказала Фал, снова посмотрев на далекие горы.

– Прекрасный, – ответил Джейз.

У автономника был необычно низкий и полнозвучный голос, и он умело им пользовался. Уже больше тысячи лет автономники Культуры имели поля ауры, менявшие окраску в зависимости от настроения, – это был их эквивалент мимики и жестов, – но старого Джейза изготовили задолго до того, как додумались до полей ауры, а когда ему предложили пройти соответствующую модернизацию, он отказался. Джейз предпочитал передавать оттенки чувств с помощью голоса или оставаться непроницаемым.

– Вот ведь ерунда! – Фал тряхнула головой, разглядывая снег на вершинах. – Как хочется в горы!

Она щелкнула языком и посмотрела на свою правую ногу, вытянутую вперед. Восемь дней назад она сломала ее во время восхождения на гору, расположенную с другой стороны равнины. Теперь нога в шине была обмотана тонкими бинтами, которые скрывались под модными узкими брюками.

Фал подумала, что Джейз мог бы воспользоваться поводом и еще раз прочесть ей лекцию о преимуществах восхождений с поплавковой подвеской, автономником-спасателем или как минимум со спутником, но старая машина ничего не сказала. Фал посмотрела на него. Ее загорелое лицо заблестело на солнце.

– У вас есть что-то для меня, Джейз? Дело?

– К сожалению, да.

Фал поудобнее уселась на каменной скамейке и скрестила руки. Джейз выпустил из своей оболочки короткое силовое поле, чтобы поддержать ее беспомощно вытянутую ногу, хотя прекрасно знал, что силовые поля шины принимают всю нагрузку на себя.

– Ну, выкладывайте! – сказала Фал.

– Возможно, вы помните один из пунктов сводки новостей восемнадцатидневной давности – о нашем корабле, собранном на космической фабрике в секторе пространства вовнутрь от Сумрачного Залива. Фабрике пришлось самоуничтожиться, то же самое сделал позднее и созданный ею корабль.

– Помню, – сказала Фал, которая вообще мало что забывала, а уж если речь шла о сводках новостей, то их она помнила всегда от и до. – Он был собран на скорую руку, потому что фабрика пыталась спасти Разум, предназначенный для всесистемного корабля.

– Вот в этом-то и закавыка, – сказал Джейз слегка усталым голосом.

Фал улыбнулась.

Не было никаких сомнений: Культура во всех вопросах стратегии и тактики войны, которую она теперь ведет, стопроцентно полагается на свои машины. Можно было утверждать даже, что Культура – это ее машины, что машины представляют ее на более глубинном уровне, чем любой отдельный индивидуум или группа индивидуумов внутри общества. Разумы, производимые ныне на фабриках Культуры (кроме Разумов орбиталищ и крупнейших всесистемных кораблей), представляли собой самые сложные сгустки материи в галактике. Они были настолько умны, что ни один человек не был в состоянии оценить их способности (да и сами машины не умели рассказать о них представителям вида, столь ограниченного в своих возможностях).

Культура (еще в те времена, когда об Идиранской войне не было и речи) делала ставку не столько на человеческий мозг, сколько на свои машины: сначала шли интеллектуальные гиганты, затем менее впечатляющие, но все же разумные машины, после них – быстродействующие, но основанные на формальной логике и предсказуемые компьютеры, и наконец – мельчайшие чипы (например, в микроракетах), едва ли более разумные, чем мухи. Объяснялось это тем, что Культура считала себя рационально устроенным обществом, и машины, пусть даже наделенные сознанием, были в большей степени способны достигнуть этого вожделенного состояния, а достигнув – более эффективно пользоваться своим положением. Культуру это устраивало.

Кроме того, это позволяло людям Культуры заниматься действительно важными вещами – спортом, играми, любовью, изучением мертвых языков, варварских обществ и нерешаемых проблем, а также покорением горных вершин без страховочных приспособлений.

Неправильное истолкование этой ситуации могло навести на такую мысль: стоит Разумам Культуры обнаружить, что некоторые гуманоиды фактически способны быть с ними на равных и даже превзойти их в умении правильно оценить тот или иной ряд фактов, как это приведет к возмущению машин и короткому замыканию в их цепях. Однако подобное допущение было бы неверным. Разумы приходили в восторг от того, что человеческий мозг с его хаотическим набором невысоких умственных способностей может вследствие некоего движения нейронов выдать решение проблемы, и это решение будет ничуть не хуже их собственного. Конечно, этому существовало объяснение: вероятно, такие способности были связаны с особой причинно-следственной логикой, понять которую не могли даже самые могущественные, почти богоподобные Разумы. Кроме того, вполне вероятно, что тут играла свою роль и чистая случайность, закон больших чисел.

Население Культуры в общей сложности превышало восемнадцать триллионов человек, и почти все они были хорошо ухожены, прекрасно образованы и имели живой ум, но только тридцать или сорок из них обладали этой необыкновенной способностью прогнозировать и оценивать события на равных с хорошо информированными Разумами (которых уже существовало много сотен тысяч). Не исключалось, что это просто удачное стечение обстоятельств – если в течение некоторого времени подбрасывать в воздух восемнадцать триллионов монеток, то некоторые из них много-много раз подряд будут падать одной стороной.

Фал ’Нгистра была рефератором Культуры, одной из этих тридцати на восемнадцать триллионов; она могла предложить вам свое интуитивное видение того, что должно произойти, или сказать вам, почему, по ее мнению, то, что случилось, случилось именно так, а не иначе. И почти всегда она была права. Ей постоянно предлагали проблемы и идеи, одновременно используя ее и вознося на пьедестал. Все, что она изрекала или делала, непременно фиксировалось: ни одно из ее ощущений не оставалось незамеченным. Однако она упрямо настаивала на том, что если она уходит в горы (одна или с друзьями), то должна быть предоставлена сама себе и Культура не должна за ней наблюдать. Фал непременно брала с собой карманный терминал, записывавший все происходящее с ней, но при этом отказывалась от прямой связи с какой-либо из частей сетевого Разума на той плите, где она проживала.

Из-за этого своего упрямства она и пролежала в снегу с раздробленной ногой целые сутки, пока ее не нашел поисковый отряд.

Автономник Джейз начал излагать ей подробности вылета безымянного корабля с материнской фабрики, его перехвата и самоуничтожения. Но Фал отвернула голову и слушала вполуха. Ее взгляд и мысли были на далеких заснеженных склонах, по которым она надеялась подниматься через несколько дней, как только окончательно срастутся эти дурацкие кости в ноге.

Горы были прекрасны. По другую сторону прилепившейся к склону террасы возвышались другие горы, устремляющиеся в ясное голубое небо, но они выглядели совсем невинно по сравнению с крутыми высокими пиками за долиной. Фал знала, что именно поэтому ее и поместили в этот дом – надеялись, что она предпочтет невысокие горы, ведь до них можно было добраться без перелета через всю долину. Но идея была глупой: в окне дома должен был открываться вид на те самые пики, иначе Фал была бы сама не своя, а уж если она видит горы, то непременно должна на них подняться. Идиоты.

«На планете, – подумала она, – их так хорошо не разглядишь. Там не увидишь подножий, а здесь горы поднимаются прямо из долины».

Дом, терраса, горы и равнина находились на орбиталище. Этот мир построили люди или по меньшей мере машины, построенные машинами, построенными… И так едва ли не до бесконечности. Плита орбиталища была почти идеально плоской, хотя и слегка вогнутой по вертикали, но так как внутренний диаметр завершенного орбиталища – сформированного надлежащим образом, после соединения всех отдельных плит и удаления последней разделительной стены – составлял более трех миллионов километров, то кривизна его поверхности была намного меньше, чем на выпуклой поверхности любой из населенных планет. Поэтому Фал могла с высокой точки видеть далекие горы целиком, вплоть до подножий.