Мы пришли с миром - Забирко Виталий Сергеевич Страница 23

— Таким образом, вашу контору можно закрывать, — резюмировал я.

Брови Иванова удивленно взлетели.

— И что привело вас к этому выводу?

— Уже более столетия с тех пор, как миражи удалось зафиксировать на фотопленку, они считаются обычным атмосферным явлением.

— Именно считаются! — поморщился Иванов. — В очередной раз убеждаюсь, насколько сильны в человеке стереотипы обывательского мышления. Если авторитетная наука утверждает, что миражи— обычное атмосферное явление, значит, так оно и есть. Однако природа миражей, как и природа шаровых молний, до сих пор не выяснена. С открытием радиосвязи все почему-то безоглядно уверовали, что иные цивилизации будут связываться с нами исключительно радиосигналами, и с тех пор другие варианты к рассмотрению не допускаются. Человеческая гордыня настолько велика, что даже послание иным цивилизациям, отправленное за пределы Солнечной системы, было записано на золотом диске граммофонным способом. Попади этот диск в руки современных специалистов, они бы неделю возились, копаясь в архивах, чтобы суметь воспроизвести звук.

— Вы хотите сказать, что все так называемые атмосферно-визуальные неидентифидируемые явления, в том числе и миражи оазисов посреди пустыни, представляют собой попытку иных цивилизаций связаться с нами?

Иванов ухмыльнулся.

— Рад за вас, вы уже начинаете мыслить, хотя и достаточно прямолинейно. Все обстоит почти так, но не совсем.

— То есть сейчас мы перейдем от рассмотрения атмосферно-визуальных явлений к рассмотрению материально-контактных?

Усмешка исчезла с губ Иванова, лицо стало замкнутым и серьезным, как у санитара.

— Этот тип явлений мы рассматривать не будем, — жестко отрезал он.

Настолько жестко и резко, что внутри у меня что-то перевернулось.

— Вас не интересует мое мнение? — упрямо спросил я.

— Здесь есть только два мнения: мое и ошибочное, — стальным голосом заявил он.

Не знаю почему, но мне сразу подумалось, что материальные контакты с иными цивилизациями у группы «Горизонт» уже были, причем результативные. Ничем иным я не мог объяснить внебюджетное финансирование государственной структуры. Мне стало не по себе, и я прикусил язык, чтобы не задать вопрос вслух.

— Нет так нет... — пробормотал я, отводя взгляд в сторону.

— Вот и договорились, — кивнул он. — Продолжаю. Все не так просто и не настолько прямолинейно, как вам представляется. Предлагаю проанализировать некоторые примеры появления миражей. Восемнадцатого июня тысяча восемьсот пятнадцатого года ровно в полдень над голландской деревушкой на фоне кучевых облаков проявилась панорама грандиозной битвы, как если бы на нее смотрели с большой высоты. Стреляли пушки, крутила колесо конница, полки сходились врукопашную... Экспозиция продолжалась несколько часов, затем исчезла. И только на следующий день жители деревушки узнали, что в это время происходило знаменитое сражение под Ватерлоо. Первый же вопрос, который задаст себе любой ученый и будет искать на него ответ: каким образом возможна подобная передача изображения? Вопрос вполне стереотипный для научного анализа, однако именно в этом и проявляется косность научного подхода. Поэтому я задам другой вопрос: почему проявилось именно это изображение? Почему миражи оазисов в пустыне, как правило, предстают перед глазами людей, заблудившихся в песках и крайне обезвоженных? Почему сейчас миражи в пустынях практически не наблюдаются, зато количество зафиксированных летающих тарелок растет чуть ли не в геометрической прогрессии? Сможете ответить?

Честно говоря, я ожидал чего угодно, и в первую очередь дознания с пристрастием и рукоприкладством о происхождении пачки долларов, но только не этого. Розыгрыш, что ли, или бред собачий? Мираж...

— Детский сад... — буркнул я.

— Не понял? — удивился Иванов.

— Вы формулируете вопросы, как в детском саду, включая в них подсказки.

— Верно, — снисходительно улыбнулся он. — И все же хочется услышать вашу версию.

— Мою версию? Моя версия — бред сивой кобылы.

— Вот как?

— Это моя версия. А ваша версия, которую вы пытались навязать наводящими вопросами, заключается в том, что за нами постоянно наблюдают инопланетяне и, улавливая наши мысли, воспроизводят их в виде голографических картинок. Так, что ли?

Иванов неопределенно повел плечами.

— Скажем, в первом приближении...

— Вот я и говорю, бред собачий! — раздраженно повторился я.

Брови Иванова удивленно взлетели, затем он от души рассмеялся.

Я исподлобья посмотрел на него, зачерпнул большой ложкой красную икру и с невозмутимым видом принялся намазывать ее на гренок.

— Для десяти тысяч долларов обед скудноват, не находите? — заметил я с набитым ртом, чтобы сбить с него веселье.

Продолжая улыбаться, Иванов покачал головой.

— Не обольщайтесь, обед за наш счет. К тому же, повторюсь, при вас было не десять тысяч, а восемь с половиной. Полторы тысячи вы оставили в бутике, когда приоделись.

Он смотрел на меня с прищуром, давая понять, что слежка за мной велась добротно. Мне стало не по себе, есть расхотелось, и я отложил бутерброд.

— Продолжим или будем отвлекаться на хиханьки-хаханьки? — вкрадчиво спросил Иванов.

— Не я начал хохотать... — буркнул я, не поднимая глаз.

— Удивляюсь вам, — продолжал он, будто не услышав моей реплики, — взрослый человек, а ведете себя как ребенок. Все для вас чушь, бред собачий, а то и сивой кобылы. — Он помолчал, а затем жестко, расставляя акценты, сказал: — У нас серьезная организация, и мы занимаемся конкретным делом, каким бы невероятным оно ни представлялось на первый взгляд. К тому же есть сведения, что вы разделяете эту точку зрения. Мы предлагаем вам сотрудничество, и усвойте раз и навсегда, повторяться не буду, — иного выхода у вас нет. На третье здесь «компота» не подают!

Когда со мной говорят, посмеиваясь и подтрунивая, я не всегда нахожу нужные слова и часто тушуюсь. Но если пытаются читать нотации или выговаривать, то тут в меня вселяется бес противоречия.

— Ребенок, говорите? — вспылил я. — Тогда не устраивайте детский сад! Ах, миражи, миражи... Фата-моргана... Кто, по-твоему, деточка, их проецирует? Инопланетяне, деточка!

Иванов кисло поморщился, тяжело вздохнул, налил только себе коньяку, выпил и посмотрел сквозь меня усталым взглядом.

— Может, не стоит мучиться? — тихо спросил он, и по тону я понял, что обращается он не ко мне, а как бы разговаривает сам с собой. Мысли вслух произносит. — Списать как бесперспективный материал... Нет человека, нет проблемы. — Его взгляд наконец сфокусировался на моем лице, и был он тяжелым, неприятным, будто перед Ивановым сидел манекен. Неодушевленный предмет. Этакая помеха или докука. — Основная заповедь чиновника — отказать всем. Зарплата идет независимо от принятого решения, но отказ снимает проблему и головную боль. Не надо ни над чем думать, переживать. За бездействие чиновника не наказывают, а на активной работе можно столько шишек набить, что лишишься теплого места.

Говорил он искренне, и мне стало жутко.

— Вы не находите, Денис Павлович? — наконец обратился он ко мне.

Кажется, я побледнел. Ответить было нечего, и я отвел глаза в сторону. Ишь, размечтался, что могу за себя постоять! Ничего я не могу... Против чиновничьей машины мы все как муравьи на асфальте перед катком. Сплющит, пойдет дальше, и никто не заметит исчезновения какого-то кукольных дел мастера.

— Давайте, Денис Павлович, договоримся, — невыразительным голосом предложил Иванов, — либо мы работаем как соратники и вы прекращаете пикироваться по любому поводу, либо будем считать, что аудиенция закончена со всеми вытекающими последствиями.

Не поднимая глаз, я кивнул.

— Хорошо. Теперь насчет детского сада... Да, если вы так хотите трактовать свое обучение, то именно на уровне детского сада!

В голосе Иванова прорезались металлические нотки. Я мельком глянул на него и не решился что-либо возразить. Слишком серьезно он смотрел на меня.