Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Ример Людмила Страница 24

Последние его слова утонули в невообразимом шуме, захлестнувшем Зал. Мужчины и женщины кричали, размахивая руками, и было совершенно непонятно, кто и что пытается кому доказать. Члены Малого Совета сбились в плотную кучку, что-то бурно обсуждая. Во всей этой кутерьме невозмутимыми оставались только Эльма и Золотые Мечи, хотя последним спокойствие давалась всё сложней.

Наконец от совещавшейся кучи отделился Главный судья и, стараясь перекричать возбуждённую толпу, обратился к Эльме:

– Как главный блюститель Законов Нумерии, я не могу принять во внимание эту подделку без предъявления настоящего документа! Есть ли у тебя, Эльма Гинратус, другие доказательства права твоего сына на трон?

Женщина кивнула. Шум вокруг постепенно стих, и в наступившей тишине она объявила:

– В «Книге записей рождений Солонии» есть запись о дне и часе появления на свет моего сына. И если сверить её с хранящейся в вашей читальне «Хроникой государства Нумерии», то станет очевидным, что Юнарий родился ровно через девять месяцев после визита Палия в наш замок.

– Запись можно подделать, для мастера раз плюнуть. И это всё, женщина?

Бледное лицо Эльмы порозовело.

– Теперь мне понятно, насколько законно и справедливо правосудие в вашем государстве! Мы в Солонии не опускаемся до подделок и подлогов! К счастью, ещё жива повитуха, принимавшая у меня роды, и она сможет подтвердить дату рождения моего сына.

Рубелий, начавший приходить в себя, нервно хохотнул:

– И сколько же лет этой карге? Голову даю на отсечение, что не меньше семидесяти!

– Ты прав, не меньше. Но её разум не уступает молодому…

– Ты и вправду считаешь, женщина, что члены Большого Совета поверят бредням выжившей из ума старухи, которая с трудом уже вспоминает, для чего существует ночной горшок? Долго ты ещё собираешься нас морочить своими сказками?

Эльма повернулась к толпе и звонко выкрикнула:

– Благородные господа Нумерии! Вы своими глазами видите, как эти люди пытаются лишить вас законного правителя! Я предоставила доказательства! Любого из них было бы достаточно, чтобы признать моего сына Наследником. Но у меня есть ещё одно, главное доказательство. И увидев его, вы… – её палец ткнул в сбившийся в кучу Малый Совет, – уже не сможете сказать, что оно – подделка!

– Так предъяви его. – Голос Рубелия предательски дрогнул. – Давай, мы все с нетерпением ждём…

Эльма вскинула голову и, повернувшись, посмотрела ему прямо в глаза:

– Это мой сын Юнарий! Но… его здесь нет.

Несколько секунд стояла мёртвая тишина. Потом в задних рядах кто-то придушенно хихикнул, сдавленно кашлянул, и уже через минуту весь зал бешено хохотал. Истерика длилась недолго. Рубелий, стерев выступившие слёзы кружевным платком, шумно высморкался и скомандовал:

– Взять эту ведьму! В Саркел её! До дальнейших разбирательств пусть там посидит! Да поживей, главные блюда уже стынут!

Два Золотых Меча подхватили Эльму под руки и, пресекая всякое сопротивление, повели через расступающуюся перед ними толпу. Повернув к Рубелию искажённое яростью и ненавистью лицо, женщина выкрикнула:

– Ты очень скоро пожалеешь о своём решении, Рубелий Корстак! Очень скоро пожалеешь! Остановись, не навлекай не Нумерию страшную беду!

– Иди, иди, ведьма! У тебя будет много времени подумать о той беде, которую ты сама навлекла на себя! Одно славно – повеселила ты нас, разбавив эту кислую церемонию!

– Будь ты проклят, Рубелий! И все твои потомки! – Слова донеслись от самой двери, и будто холодный ветерок пронёсся по залу, сметая с лиц улыбки и заставляя мужчин и женщин вздрогнуть под своими нарядами.

Рубелий хмыкнул и кивнул Главному судье, который вдохнул побольше воздуха и произнёс наконец главные слова:

– Да здравствует Повелитель Нумерии Рубелий Первый!

Кшыстя

Девчонка быстро бежала, неуклюже выбрасывая вперёд худые голенастые ноги в старых стоптанных башмаках. Её густые светлые волосы, стянутые на затылке в хвост, растрепались, в огромных ярко-голубых глазах плескался страх. К груди она прижимала небольшую краюшку хлеба, которую стянула у зазевавшегося булочника. За ней, гулко топая и шумно отдуваясь, бежал рыхлый неуклюжий парень в серой рубахе и фартуке, перепачканном мукой.

Голод и отчаяние гнали девчонку вперёд. И преследователь, понимая, что уже безнадёжно отстаёт, остановился и, подхватив с земли увесистый камень, запустил им в спину воровке. Но то ли никогда раньше бросать камни ему не приходилось, то ли счастье было сегодня на стороне беглянки, но булыжник просвистел у неё над самым ухом, не причинив ей ни малейшего вреда. Грязно выругавшись, помощник булочника развернулся и зашлёпал назад, что-то сердито ворча под нос и размахивая руками.

Никита с Дартом проводили взглядами скрывшуюся за поворотом девчонку. Было в ней что-то такое, почти неуловимое, что заставило Никиту внутренне напрячься. Она была какая-то… необычная. Совсем не похожая на всех встречавшихся ему здесь девчонок. И дело было не в близко посаженных глазах цвета летнего неба, и не в курносом носе, щедро обсыпанном мелкими веснушками, и даже не в худой грязной шее или в пухлых губах слишком широкого рта.

Дарт толкнул его в бок. И правда, управляющий послал их на рынок за дёгтем для смазки колес, а они стоят посреди дороги и, открыв рот, наблюдают за наглой воровкой, стащившей у почтенного булочника его товар. Ник ещё раз бросил взгляд на проулок, куда скрылась девчонка, и потопал вслед за другом. Вокруг шумела торговая улица Ундарака, ведущая прямо к рынку, где ежедневно десятки торговцев выставляли на продажу всё, что требовалось жителям столицы Солонии.

Подойдя к распахнутым воротам, Никита поёжился – два месяца назад они и сами были товаром. Но грустные воспоминания здесь никого не интересовали – ныть и жаловаться было не принято. Да и кому он мог пожаловаться?

Заплатив за вход один дарк, ребята прошли в ворота и, повернув направо, начали проталкиваться в задние ряды, где облюбовали себе место продавцы колёс, бочек, гвоздей и прочего железного скарба. Дарт уверенно протискивался сквозь толпу, почти на голову возвышаясь над большинством покупателей. Никита изо всех сил старался не отставать. Девчонка никак не шла из головы, и он уже почти ухватил за хвост вёрткую неясную мысль, как его имя, громко произнесённое рядом, заставило парнишку вздрогнуть и остановиться.

Слева от него, вытаращив глаза и открыв рот, стояла бывшая жена «убитого» им Одноухого Дрона. Рядом с ней застыли двумя столбиками её сыновья, Буст и Тул, с непередаваемым выражением ужаса на озорных физиономиях. Никита чуть не подпрыгнул от неожиданности. Кого-кого, а уж давних знакомых он здесь увидеть никак не ожидал! Заорав так, что Дарт ломанулся обратно, он кинулся к Феоне, сжал оторопевшую торговку в объятиях и начал забрасывать её вопросами.

Подбежавший Дарт был удивлён и обрадован не меньше. Он стоял, молча хлопая глазами, и жадно слушал, о чём тараторили Ник с Феоной. Женщина привезла на продажу мёд в маленьких бочонках и чистейший воск в круглых чурочках, уложенных друг на друга высокой пирамидой. Торговля шла бойко, и пока они с Феоной обсуждали последние новости Гудвуда и судьбу Никиты, Буст с Тулом распродали чуть ли не половину товара, ссыпая звонкие монеты в кошель на поясе матери.

Домой Феона собиралась везти купленные здесь же сушёные фрукты, шёлковые ткани и экзотические приправы, чтобы с выгодой продать всё это добро в Унарии. Окончательно придя в себя, она сообщила, что в Гудвуде их всех считают погибшими в том страшном пожаре, устроенном проклятыми шаванами, от которого выгорела добрая половина города. Её харчевня уцелела чудом – почему-то пожар сам собой остановился через два дома от неё.

По этому поводу Феона не преминула принести Богам достойные дары, и те теперь её не забывают. Мало того что харчевня даёт ей приличный доход, так она ещё и замуж вышла за очень уважаемого господина Багга Звира, торговца тканями. Он потерял в том пожаре дом и семью, но сохранил, хвала Богам, увесистую кубышку с золотыми литами. Да вот и он сам!