Урсула Ле Гуин - Морская дорога Страница 25

     - И нас привлекут к суду за... Как это называется?..

     Нет, не спекуляция... Скорее тайный сговор двух могущественных корпораций за спиной у третьей... Ну, в общем, вы понимаете...

     И никому из нас в этот момент даже в голову не пришло такое парадоксальное слово, как "доверие". Я была искренне тронута: вряд ли он был намного старше меня и уже начинал забывать слова в связи со склерозом.

     Впрочем, мы поговорили и о том, как некоторые слова напрочь вылетают из головы в самый ответственный момент, особенно имена; и о том, как трудно порой, скажем, представить людей друг другу или заговорить с малознакомым человеком, потому что нужное имя тут же исчезает из памяти. Наконец принесли наши сандвичи с крабами.

     - Как вам живется в вашем мотеле? - спросила я.

     Если судить по моему рассказу, может показаться, что мы запросто болтали друг с другом. Однако это было далеко не так. Мне Антал нравился, и я ему, по-моему, тоже, но оба мы вели себя довольно скованно. Мы оба были людьми сложными в общении. Я, например, стеснялась уже оттого, что мы сидим за одним столиком и вместе едим, а волосы у меня причесаны кое-как; и потом, мне все время казалось, что я раздражаю его своей болтовней. По-моему, он тоже очень стеснялся, каковы бы ни были причины этого. Я видела, как он напряжен, а глаза так и бегают по сторонам. Вряд ли в нашей общей напряженности была слишком большая сексуальная составляющая. С моей-то стороны совершенно точно нет. Я прохожу период подобного напряжения, общаясь с любым человеком, которого знаю недостаточно хорошо, даже с маленьким ребенком. Ну что ж, зато мы отлично подходили друг другу по неуклюжести поведения и общей доброжелательности. И хотя чисто внешне он был немного похож на Хитклифа , на самом деле это был скорее тип мистера Рочестера , человека вполне общительного и разговорчивого.

     На мой вопрос: "Как вам живется в вашем мотеле?" - он только рассмеялся, запустил пальцы в волосы и сказал:

     - Ну... - Известно, что словом "ну" можно заменить целые тома книг.

     - Сидони называет его "последним приютом".

     - Верно, - сказал он. - Но миссис Такет - очень милая женщина. И там действительно не так уж плохо.., если не считать неработающего душа! Однако миссис Такет не может сделать ремонт или хоть что-то привести в порядок, пока не прояснится вопрос с завещанием. Ведь ее муж назначил своим душеприказчиком представителя какого-то банка в Аризоне, и тот, по-моему, в сговоре с его первой женой - судя по тому, что миссис Такет мне рассказывала. Она ведь даже не знала, что он завещание давно составил.

     - Так он не оставил свою половину мотеля ей?

     - Очевидно, нет. Ей необходим компетентный адвокат, который сумел бы защитить ее права, но хорошего адвоката она, разумеется, не может себе позволить. Говорит, что хочет посоветоваться с Доном Хартоном.

     Он, видно, специально сказал это, чтобы посмотреть, какова будет моя реакция, и я, подмигнув ему, сказала:

     - Дон Хартон - добрый старик, но он давно на пенсии. И, по-моему, все здесь давно поняли, что любое дело, за которое возьмется Дон, будет тянуться до скончания веков.

     - Вряд ли Розмари это подойдет. Мне кажется, ей стоило бы все это продать и освободить себе руки, но она твердит, что непременно приведет мотель в порядок, если ей хоть что-нибудь по этому завещанию достанется или, может, по страховому полису. А что случилось с ее мужем, кстати говоря?

     - Его грузовик переехал. Тяжелый. Прямо у них в мотеле, на подъездной дорожке, - сказала я очень осторожно.

     Но Антал был человеком сообразительным и сразу уловил мою интонацию, а потому тихо спросил:

     - Намеренно?

     - Ну, это так до конца и не выяснили... Тот водитель грузовика - он работает не здесь, а в Кус-Бей - здорово выпил тогда в городе. По словам Сидони, он выпил по крайней мере два пива и еще порядком "горячительного". В общем, он возвращался в мотель, где жил уже несколько дней, а старый Такет с ним еще давно из-за чего-то поссорился - кто-то говорил мне, что то ли из-за денег, то ли из-за водобоя, которым этот шофер грязь с грузовика смывал. Сама Розмари не видела, как все это случилось, она была в доме, но, похоже, водитель грузовика хотел уехать, не заплатив, а старый Такет пытался его остановить и не выпускал на подъездную дорожку. И этот шофер то ли его не заметил, то ли наоборот - в общем, он поехал прямо на него. Может, просто хотел его попугать или думал, что тот с дорожки сойдет?

     Да только с дорожки Такет не сошел. И грузовик, сбив его с ног, проехал прямо над ним.

     - Так он между колесами попал?

     - Да. Но, к сожалению, одна нога угодила под колесо. Он умер в Саммерси, в больнице. Той же ночью.

     - Какой ужас! - сказал Антал.

     - Да. И по-моему, хотя Такет, конечно, был просто ужасным стариком, но этот шофер оказался настоящим молодым подонком!

     - Неужели он так и уехал? И его не арестовали, не отдали под суд?

     - Никто не видел, как это случилось. А сам он утверждает, что старика не заметил. Я никак не могу понять, как.., у нас судебная система работает! Здесь ведь все друг друга знают. И миссис Такет даже не хочет выдвигать обвинения против этого типа - во всяком случае, так говорят. Она вроде бы будет вполне довольна, если получит деньги от его страховой компании, а потому и не хочет подавать судебный иск и так далее. Ее, конечно, можно понять: у нее на руках мотель. Да только страховая компания ведь за каждый грош станет драться; заявит, что старик сам виноват, что он сам под грузовик шагнул... Вы не обращали внимания, какие странные веши в последнее время творятся в суде? Особенно когда не совсем ясно, чья вина? Помните, процесс в Лос-Анджелесе, когда дети утверждали в суде, что учителя оскорбляли их и склоняли к сожительству, а присяжные заявили, что дети все врут, что их родители, возбудив дело, понапрасну истратили деньги налогоплательщиков? В итоге эти мерзавцы были представлены сущими агнцами, а виновными во всем признали маленьких дьяволят-первоклашек!

     Он не ответил. И довольно долго молчал. Потом сказал задумчиво:

     - Я рад, что вы мне все как следует объяснили.

     Очень трудно спрашивать Розмари о таких вещах прямо в лоб. Она ведь старается избегать любых разговоров на эту тему. И я теперь понимаю почему.

     - Я уверена, она очень рада, что вы у нее живете.

     Окрестности там не очень, да и страшновато, наверное?

     - Да нет, нормально, - улыбнулся он. - Мне ведь, в сущности, все равно, где ночевать. Я много путешествовал и, что называется, легок на подъем.

     Ну да, конечно, чаще всего так и бывает: люди утверждают, что им все равно, под какой крышей спать, что они легки на подъем, что не любят ситуаций, когда нужно быть хорошо одетым, и т, д. - это обыкновенное пуританское пустословие; все эти заверения крайне редко имеют какое-то отношение к тому, как в действительности живет такой человек. Я совершенно уверена, например, что человек, который возит с собой МНОГО книг, НЕ МОЖЕТ быть легок на подъем! Хотя, если судить по состоянию окон и полов в его книжной лавке, Антал действительно очень терпимо относился к грязи, а витрина магазина указывала на то, что он совершенно равнодушен ко всяким приятным мелочам, создающим уют. И он, похоже, даже не заметил, что в его магазине есть широкий подоконник, предназначенный для устройства витрины. Он умел лишь продавать книги, и для него действительно важно было только наличие у него в магазине достаточного количества хороших книг.

     В общем, покончив с разговором об этом отвратительном убийстве-загадке, остальное время, проведенное за ланчем, мы посвятили беседе о Фанни Бюрне и о сборнике ранних орегонских сказок и легенд, который Антал откопал в Астории и надеялся купить.

     Впрочем, тайны, как известно - если это настоящие тайны, конечно! - непременно втянут в свои сети и тех, кому были рассказаны.

     Как-то днем я была в магазине миссис Хэмблтон, и туда вошел Антал. Миссис Хэмблтон и Роуз Эллен Сиссел поздоровались с ним и сказали: "Мы вами так гордимся!" (это - Роуз Эллен, ласково!) и "Ну, вот и наш нынешний герой!" (это - миссис Хэмблтон, сухо). Когда он подошел к стеллажу с безалкогольными напитками и картофельными чипсами, я спросила, что это такого героического он успел сделать. Он улыбнулся с очень довольным и одновременно очень смущенным видом.

     - Да вчера в мотеле произошла одна совершенно дурацкая история! - сказал он. И я, разумеется, потребовала, чтобы он мне все немедленно рассказал, так что в итоге мы оказались в кафе у Тома, причем в отдельном кабинете, сделанном в виде раковины, за тем самым единственным столиком, у которого столешница из толстого прозрачного пластика цвета морской волны, и в нее как бы вплавлены мелкие ракушки, кораллы, морские губки и даже один-два маленьких крабика. Смотришь - и кажется, что перед тобой открываются неведомые морские глубины... Там все столики должны были быть такими, но тот человек, что сделал первый столик, сказал, что с этими столешницами слишком много возни. Он забрал, что ему причиталось за работу - шесть пакетов с провизией и воз сена - это ведь было еще в 70-е, - и уехал в Тилламук. Том назвал тот отдельный кабинет, где находилось сие произведение искусства, "Морской раковиной", а потом так стало называться и все открытое кафе. В общем, там мы и сидели.