Баба Люба. Вернуть СССР (СИ) - Фонд А. Страница 26

Поэтому носом крутить я не стала, и прежде всего отправилась в школу. Проситься гардеробщицей или уборщицей. Не взяли. Мест нет — это раз, кроме того, они зарплату полгода вообще не получают.

Кстати, этот момент я что-то совсем выпустила. Поэтому в бюджетную сферу проситься не буду. Забесплатно работать с какой-то туманной перспективой — дураков нет. Тем более, что я прекрасно знала, что в будущем ничем хорошим это не закончится.

И официанткой в местную кафешку не взяли. Сказали — старая. Я осмотрела небольшое прокуренное помещение с десятком столиков, накрытых липкими скатертями, и огорчаться не стала. Им всё же виднее.

Такой же облом поджидал меня и в общежитии местного ПТУ, куда я попыталась устроиться вахтёршей, и даже в небольшой агрофирме, куда я хотела пойти в тепличный комплекс поливать рассаду.

Везде отказ!

Солнце пригревало не по-весеннему, словно лето. Резко пришла жара. Мне было душно в Любашином пальто, я расстегнулась. Прекрасно знала, что апрельская погода переменчива и будет еще ой как холодно.

Ну что же, полдня пробегала, а результат даже не в ноль, а в минус. Нигде работы нет. Здесь Семён был абсолютно прав. Но забирать заявление обратно и возвращаться в дворники не хотелось. Изнутри поднимался протест.

В поисках свободных вакансий я сделала петлю и сейчас дорога домой шла мимо большого городского рынка, который местные жители называли просто и незамысловато — старый базар. За городом был и новый, власти построили его ещё при Союзе, справедливо рассудив, что рассаднику всех этих запахов и звуков не место посреди чистого города. Однако идея среди калиновцев не прижилась и скупаться они продолжали ходить на старый рынок. Сперва там возникли стихийные развалы, а затем городские власти сдались и оборудовали обратно торговые ряды.

Базар встретил меня суетой и разноголосым шумом. В основном торговали продуктами питания, но были и стройтовары, и одежда, и даже сельхозинвентарь.

Я медленно прошла промеж рядом, отмахнувшись от наглой тётки, которая пыталась всучить мне самовязанные платки, отбилась от продавщицы мороженной рыбы, и вышла в овощные ряды.

Хозяин одного из развалов — пузатый коренастый то ли азербайджанец, то ли армянин, то ли ещё кто-то (вот не умею я определять), злобно распекал подзатасканную тётку с мешками под глазами, которая, пьяненько похихикивала и не понимала, что происходит:

— Вот ты зачэм пиль? Ты же зналь, что сегодня ты торгуешь! И что я теперь делать буду? Ты женщин и ты пьяный! Нельзя пьяный продавец людям товар продавать! Убытки будут! Ай, зачэм мне такое наказание!

От избытка чувств он запричитал на своём родном языке и смысл тирады я не поняла.

Поругав ещё немного пьяненькую тётку, он отправил её домой, а сам попросил торгующую рядом женщину продавать и его товар. Женщина насмешливо хмыкнула:

— С какого перепугу? Ты мне заплатишь? Мне свою выручку надо получить, твоим гнильём заниматься некогда.

— Ай, что ты такое говоришь⁈ Зачем так говоришь⁈ Мы же соседи и должны помогать друг другу…

— Соседи? А почему ты не помог мне, когда я в долг пятьсот рублей попросила?

— Ай, Галя-джян, ты ещё Всемирный потоп вспомни! Это когда было!

— Нет, ну вы посмотрите на него, — изумилась женщина, — и тут выкрутился!

Я подошла к толстячку и сказала:

— Извините, это вы продавца ищете?

— А что такое? — покраснел толстячок, но тут же расплылся в слащавой улыбке, — бэри пэрсик. Как поцелуй райской гурии. Будешь вкусно доволен! Мёд, а не пэрсик.

— Продавец вам нужен, я спрашиваю? Пэрсики продавать.

— Ах, да, нужен, этот нехороший жэнщин, он не готов сегодня работать, — разразился причитаниями толстячок.

— Я продавец, — сказала я и улыбнулась, — и как раз ищу сейчас работу. Могу продавать все, что нужно. Опыт работы, в основном — в продуктовом магазине.

— Тебя сам джин послал, — сказал он.

— Так что, возьмете? — ответила я. — Могу трудовую книжку показать.

— Да, давай, возьму, — отмахнулся от трудовой книжки толстяк — неделю поработаешь, а я посмотрю. Если я буду доволен, то возьму на всё время.

— Нет, так не пойдет, — возразила я, — я забесплатно работать не буду. Даже один день.

— А вдруг ты пьяный будешь?

— Тогда вы не заплатите мне за тот день. И можете даже уволить. Но я не пью.

— Ну ладно, давай, — махнул рукой толстяк, видя, как к прилавку подходят и уходят люди. А продавать некому.

Я приступила к своим трудовым обязанностям прямо сразу. Хозяин товара только показал, где что находится, сказал, что почём, и потом ещё объяснил, куда заносить товар на ночь. Таскать всё это тоже, кстати, предстояло мне. Единственным плюсом было то, что у него имелась небольшая тележка.

Уж как-нибудь перетяну потихоньку, — вздохнула я и приступила к работе.

Хозяин товара, которого, кстати, звали удивительным именем Рафик, оплату мне выставил вполне даже приличную. Не такую, чтобы прямо ох, но уж повыше, чем зарплата дворника.

Так я стала торговать на рынке.

Ну а что, работа, как работа. Что, я овощи продавать не могу?

Сперва подошла девушка. Долго присматривалась, почти принюхивалась:

— Почём у вас картошка? Взвесьте мне два килограмма.

Ответила, взвесила.

Следом дедок:

— А эта редиска откуда? Мне вот этот пучочек. И вот этот.

Обслужила.

Следующий покупатель взял свеклу.

Галя-джан, как называл её Рафик, смотрела, смотрела и не выдержала:

— Слышь, подруга, ты чего творишь-то, а? — фыркнула она.

— Овощи продаю, — даже растерялась я от такого её напора.

— Да я сама вижу, что овоща, но кто ж так продаёт-то? — поморщилась Гала.

— Что не так?

— Сюда смотри! — Гала поманила меня к себе (она продавала сыры, творог и прочую молочку), — вот здесь видишь винтик такой?

— Угу.

— Ты его подкручиваешь, во-о-от так, но не сильно, на два прокручивания. Поняла? На два только. А потом уже взвешиваешь.

— А что, весы не откалиброваны разве?

— Отгавнованы! — покрутила пальцем у виска Гала, — ты Рафику всю выручку вечером отдашь. А так и у тебя кое-какой навар будет. Только подкручивай незаметно.

— Но это же получается нужно людей обманывать…

— А ты что думала? Или ты до сих пор считаешь, что на рынке всё точно взвешивают?

— Ну…

— Ещё слушай дальше, — нахмурилась Гала и воровато оглянулась по сторонам, не слышат ли покупатели, — когда тебя просят набрать килограмм овощей, ты что делаешь?

— Набираю килограмм, — удивлённо пожала плечами я, — а что?

— А то! Тебя просят килограмм, так ты набери с лишком. И улыбайся. Так им неудобно будет тебе эти двести-триста грамм обратно отбирать. А ты так быстрее всё и продашь. Тем более товар у тебя тоже скоропортящийся.

— Но как…

— Так! У тебя дети есть?

— Есть. Двое.

— Они что, конфет разве не хотят?

— Хотят…

— Ну так действуй!

— Но у этих покупателей дома тоже дети. И тоже конфет хотят.

— А тебе какая забота о чужих детях?

Я хотела сказать, что дома у меня тоже дети чужие, но не стала. Тем более к прилавку как раз подошла бабушка.

— Доча, слушай, а у тебя капустные листочки вечером останутся? — заискивающе пробормотала она.

— Д-да, — кивнула я. — Конечно. Я же верхние, гниловатые или сухие, обрываю.

— А ты можешь мне их отдать? — прошамкала бабуля. Одета она была бедно, но чистенько, — ты же всё равно их выбросишь, а я супчик сварю.

У меня слёзы чуть не брызнули из глаз. И сердце аж закололо.

Не помня себя, я схватила кочан капусты. Положила его в пакет. Добавила туда картошки, две свеклы, морковку, пару луковиц, пучок петрушки. И сверху ещё положила баклажан.

— Вот, берите, — я протянула довольно увесистый пакет старушке.

— Да ты что, у меня денег совсем нет! — перепугалась та, — не надо!

— Берите, берите! Это гуманитарная помощь.

Старушка ахнула и рассыпалась в благодарностях, аж прослезилась, бедная. Схватила этот пакет, руки трясутся.