Век железа и пара - Величко Андрей Феликсович Страница 28

Он осмотрелся, быстро выделил взглядом меня и, подойдя, бодро гаркнул:

– Ваша светлость, второй плутонг первой роты Лефортовского полка прибыл в распоряжение Ост-Австралийской кумпании! Рапорт отдал поручик князь Голицын.

– Прекрасно, – восхитился я. – Не падайте духом, поручик Голицын! Вас ждет очень интересная служба. А пока получите на личный состав две большие палатки, это вон там. Выберите из солдат пару-тройку тех, кто может кашеварить, пусть начинают осваивать полевую кухню – это та железная бочка с трубой и на колесах, видите? Организуйте караульную службу, посторонних ближе пятидесяти саженей от площадки быть не должно. Пускать только австралийцев или государя, всех остальных – с разрешения старшего по лагерю. На обустройство и организацию службы вам два часа, а потом жду в своей палатке, она тут единственная синего цвета.

С утра я начал готовить к запуску циркулярку. Люди, знакомые с данным механизмом, могут удивиться – да чего тут готовить-то? Но должен напомнить, что ни двухсот двадцати, ни трехсот восьмидесяти, ни еще каких-нибудь вольт в Таганроге конца семнадцатого века не имелось. Кроме того, электропривод нельзя было никому показывать во избежание стимулирования мыслей в ненужном направлении. Наконец, к этому времени уже все привезенные из двадцать первого века бензиновые и дизельные генераторы давно нашли применение в Австралии. Правда, оставались генераторы без двигателя, которых я в силу компактности захватил довольно много, но их еще нужно было крутить.

Однако наша с Ильей возня вокруг авиационной паровой турбины оказалась полезной в том смысле, что образовалось несколько опытных образцов, которые были непригодны для установки на дирижабль, но вполне могли вертеть генератор. Один из них и был установлен под циркуляркой.

Когда я потихоньку поднял пары, прибежал Петр. Первое бревно распустил я, молодой царь в компании с одним из выделенных нам мужиком только поднял его на станину и потом подталкивал. Но, естественно, после первого бревна последовал вопрос: все ли понятно в работе механизма? Получив ответ: «Да, все», я отошел в сторонку и дальше только смотрел, как Петр командует около циркулярки. Одного мужика он посадил подбрасывать дрова в топку, два других подавали бревна, а царь стоял на самом ответственном месте – у диска и принимал доски. Первое время я еще покрикивал: «Ровней, ровней веди, а то диск закусит», но потом, убедившись, что экипаж станка уже освоился, занялся другими делами.

За полдня Петр с командой распилил все привезенные бревна и, довольный, как слон, сел обедать, сочетая прием пищи с расспросами про полевую кухню. Впрочем, в силу несложности данного устройства их было немного. Солдаты, кстати, были ею очень довольны, о чем и не упустили случая сообщить царю.

Как там про него потом напишет Пушкин? Кажется, «на троне вечный был работник». Да, от работы царь не бегает, и, главное, я уже заметил в его характере любопытную черту – он любит учиться и с уважением относится к тем, кто его учит. То есть за время нашего знакомства я стал для него почти непререкаемым авторитетом в технике. Ну а политические советы я всегда старался всунуть между техническими, да так, чтобы они не особо выпирали. Вот и сейчас я ждал, когда царь вернется к циркулярке в приложении к воронежским верфям. И действительно, покончив с ухой, он сказал:

– Сей механизм заменил пятьдесят работников, а ведь мы его пользовали неумело. Научившись, можно заменить сто. Вот бы мне в Воронеж хоть один такой!

– Одного и только в Воронеже мало, – возразил я. – Сделать-то мы их можем, чем ты за них заплатишь, тоже договоримся, но ведь техника требует ухода, или, как у нас говорят, регулярного обслуживания. Значит, тебе надо заранее готовить людей, причем не абы каких. Вот, например, что можешь сказать про паренька, который обрезки собирал и в топку их подбрасывал?

– Отца его, Афоню, знаю, – чуть растерялся Петр, – отрока же сего раньше не видел.

– А он, между прочим, с полуслова понял, что такое манометр и как надо соизмерять его показания с потребным количеством топлива, – пояснил я. – Вот тебе первый: его только подучить малость и получится готовый сменный мастер. Остальных сам ищи и учти, что среди мужиков смышленые встречаются ничуть не реже, чем среди дворян, их просто заметить труднее. И вернемся к циркуляркам. Эта останется здесь на нужды будущего Донецка. Для воронежской верфи я тебе в следующий раз привезу побольше. И еще одна пригодится в Таганроге – тут тоже надо верфь ставить. Кстати, что это там за возня в бухте метрах в трехстах от «Кадиллака»? Вообще-то о таких вещах предупреждать надо, а то мало ли чего капитан подумает.

– Не предупредили? – вскочил Петр. – Хотя ты-то откуда знаешь – сюда же гонца не было?!

Вообще-то мы с Колей Бариновым только что побеседовали на эту тему по радио, и в конце разговора я велел отправить юнгу на ют – тренироваться в сигнальной азбуке адмирала Макарова. Поэтому я просто показал царю на размахивающего флажками паренька.

– Ну, Данилыч, погоди, вот я тебе… нет, смотри, пошла лодка!

– За это время снайпер с корабля мог десять раз перестрелять всю ту команду, поэтому в следующий раз пусть предупреждают заранее. Так чего им там надо-то?

– Есть у меня задумка на той отмели построить рукотворный остров, а на нем форт, чтобы защищал бухту с моря, – вот сейчас и меряют глубины. И что ты там говорил, какой… э… снайпер?

– Такой островной форт лучше в Керчи делать, когда ты ее возьмешь, – хмыкнул я, – а если не возьмешь, так он и тут будет не больно нужен.

Пожалуй, следует сделать небольшое отступление. Наверное, многие помнят место в «Семнадцати мгновениях весны», где Штирлиц утверждает, что в разговоре запоминается последняя фраза. Это не совсем так, если, конечно, беседуют не дебилы. Но вот на отношение ко всему услышанному конец беседы действительно влияет очень сильно. И теперь, когда я уже сообщил Петру все, что было запланировано на сегодня из стратегических установок, следовало закончить наш разговор чем-нибудь эффектным, что будет потом долго вспоминаться, причем в положительном плане. Именно из подобных соображений я пояснил:

– Снайпер – это отличный стрелок, вооруженный дальнобойным оружием. Слышал про нарезные штуцеры?

– Не только слышал, в руках держал и даже стрелял из него. Бой, конечно, хороший, но больно уж дорогая штука. И главное, перезаряжать ее долго, у меня так минут десять уходило.

– А сейчас я покажу тебе, как делают штуцеры в Австралии. Где бы тут пострелять, чтобы не переполошить весь лагерь?

Я сходил в свою палатку за штуцером и всем необходимым для стрельбы, вручил Петру мишень, и мы отошли от лагеря на полкилометра. Там царь отмерил двести своих шагов, которые были по метру, если не больше, и воткнул в землю шест с ростовой мишенью. Потом вернулся и с интересом уставился на извлеченный из чехла штуцер. Действительно, тут было на что посмотреть – у оружия полностью отсутствовала вся задняя часть ствола. То есть оно было предназначено для стрельбы вроде как унитарными патронами, только они имели толщину стенок «гильзы» в восемь миллиметров и не вставлялись в ствол, а просто насаживались на его выточку и контрились затворным рычагом.

– Значит, рычаг вверх, вставляем патрон, рычаг вниз, взводим курок, передергиваем рейку затравочной коробки, чтобы на полку подсыпался порох, и стреляем. Планка прицела уже стоит во втором положении, это как раз на двести метров. Вот восемь заряженных патронов, пробуй. Кстати, я дарю тебе этот штуцер, только постарайся не показывать его англичанам, да и своим без разбору тоже ни к чему.

Глава 15

Очень давно, где-то лет за триста с хвостиком до рождества Христова, в Древней Греции жил знаменитый ученый по имени Аристотель. Даже такой дуб в древнейшей истории, как я, и то слышал про его великие деяния. Наверняка не все, но три его эпохальных свершения мне были известны.

Первое – он внес неоценимый вклад в становление философии. Ладно, с кем не бывает, тем более что я эту науку толком никогда не знал, а после сдачи экзамена и вовсе забыл.