Надя Яр - Червь Страница 3

С рассветом ярость окончательно погасла. Надежда на помощь людей ушла вместе с нею, и наступила печаль. Ка оглянулся. Он стоял под неизвестным ему деревом, напоминающем шелковицу. На ветвях дерева уже завязались маленькие плотные шишечки, и Ка вдруг понял, что любит и шишечки, и дерево, и всю здоровую яркую зелень парка. Он даже услышал пение птиц, он, не слышавший в эти дни ничего, кроме таинственных процессов в глубине собственной бренной плоти. Он услыхал, как за оградой парка проехал автобус. Ка вымученно улыбнулся и решил пойти на работу.

— Господи, Ка! Вы потеряли десять килограмм! — с заботой в голосе воскликнул шеф. — Вы что, уже здоровы?

Ка вяло кивнул, выражая благодарность, которой не чувствовал, и прошёл к своему креслу. Сидящий там коллега немедленно ретировался. Ка заснул было в автобусе, проспал свою остановку, проехал до конечной, оттуда назад, и явился в самый разгар заседания. Он работал в кинотеатре, и на повестке дня стояла летняя дыра, особенно глубокая в этом году. Дыра, этот сезонный провал в посещаемости, становилась хуже год от года. Видео, DVD, а в последние годы и интернет победоносно шествовали в будущее по трупам погибающих кинотеатров. Ка сел в кресло и отключился. Он слышал голоса и даже слова, но не мог уловить их смысл.

— … так всё кино приговорили к смерти, — донеслось до него.

Меня приговорили к смерти, подумал он — вернее, подумал, что подумал. На самом деле он, видимо, сказал это вслух, потому что через несколько тактов голоса внезапно умолкли и наступила тишина. Ка понял, что все смотрят на него.

Он поднял свинцовую голову и повторил:

— Меня приговорили к смерти.

Это был почти подвиг. Голова его весила тонны, а язык стал деревянным бруском. Ка сглотнул.

— Во мне сидит червь. Мне не дают… мне запрещают удалить червя.

Ни у кого, кроме шефа, не нашлось комментариев.

— Ка… Поговорим об этом, да?

Не дожидаясь ответа, шеф помог Ка подняться и вывел его в коридор.

— Ка, хотите воды?

Надо поить червя, подумал Ка и кивнул.

Шеф набрал и подал ему стакан воды. Усевшись в кресло, Ка увидел, насколько он похудел: это чёрное кожаное кресло для гостей, узкое в дань стройной моде, больше не сжимало ему ляжки. Ка сидел и пил воду, смакуя каждый глоток.

— Вам нужен отпуск? — спросил шеф, снова выныривая из кабинета.

— Мне нужен врач, — ответил Ка. — Со скальпелем. И с правом его применить.

— Да, с правами теперь непросто, — протянул шеф и сунул Ка подписанное заявление на августовский отпуск. Ка взял бумагу и вспомнил, что вроде бы собирался на Крит, и не один… Теперь он действительно был не один, в такой мере, которую раньше не мог себе и представить.

Потом он зашёл в комнату для отдыха сотрудников, купил в автомате бутылку кока-колы и рухнул на стул. Напротив сидел новый сотрудник, очередной студент. Ка ещё не успел запомнить его фамилию. Сотрудник лениво тянул из бутылки спрайт. Наверное, тишина показалась ему неправильной, потому что он сказал:

— Вы едете в отпуск?

— Крит, — коротко ответил Ка и на мгновение вернулся в ту жизнь, где у него ещё были планы.

— Лечиться?

— Почему?

Сотрудник смутился.

— Ну… я слышал, что Вы нездоровы.

Он явно сожалел, что начал разговор, но Ка об этом не жалел. Его вдруг осенила идея: уехать в Китай. Интересно, сможет ли он, скажем, завтра лечь на операцию в Гонконге? Или лучше Тайланд? Ка представил себе, как дожидается своей очереди среди бедно одетых крестьян в тесном холле больницы. Очень давно он видел репортаж из больницы в социалистической стране — кажется, в России… Больница была бедной, не чета среднему бюро западного врача, но медицина там была официально бесплатная. Потом он вспомнил, что в России социализма больше нет. В Китае вроде бы тоже. Интересно, сколько там придётся платить?

Цены в Азии ниже европейских, шепнула память, и Ка рассудительно произнёс:

— Нездоров? Почему? У меня в животе сидит червь, который может стать полноценным индивидуумом. Он или выйдет из меня, или сожрёт меня заживо. Это моя вина. Из жадности я съел дешёвую дрянь. Поскупился на ресторан.

Ка исподлобья наблюдал за студентом.

— Ага, — сказал тот. — Теперь невыгодно на еде экономить.

— Точно, — подхватил Ка. — Жлобство не окупается. У меня была даже мысль потребовать операцию. Нервы… Правильно, что это запрещено. Я считаю, что право на жизнь должно быть у всех. Я имею в виду, оно есть у всех, и отнимать его без вины… это предательство и есть. Как тогда.

— Да уж, — с умным видом сказал студент. — Всякое бывает, конечно, но всё же не так, как тогда. Теперь у нас есть ответственность.

— Да! — Ка хлопнул ладонью по столу. — Точно!

— Я имею в виду, — студент осмелел, — мы сами отвечаем за то, что с нами происходит. За наши решения, за поступки. И перекладывать ответственность на других просто бессмысленно. Мы же можем просто всех уважать… и отвечать за себя. Мы должны. Нельзя допустить, чтобы прошлое повторилось.

— Да, — твёрдо сказал Ка. — Это наша ответственность перед историей. Вы что изучаете?

— Педагогику, — сказал студент.

Из окна бюро шеф Ка смотрел, как тот подозвал такси и уехал. Интересно, подумал он, кто вернётся на работу первого сентября? И насколько с него будет толк?

— Погодите, — сказал Ка в мобильник. — Секунду, пожалуйста.

Цена ошарашила его. Не то чтобы он не мог позволить себе этот вечерний билет в Гонконг. Мог. Но его внезапно настигла мысль: что, если на операцию потом не хватит денег? Он снимет со счёта все свои сбережения, но их не хватит. Вряд ли китайские врачи согласятся на рассрочку…

— А на завтра тоже нет обычных билетов? Только бизнес-класс?

— На завтра ещё есть…

Ему назвали цену, и он продиктовал номер своей кредитной карты, параллельно отметив: только последний идиот постоянно тратит зарплату на дорогие обеды вместо того, чтобы самому научиться прилично готовить. Задним умом все умны… Дома он заварил чай, сел за стол, ещё не позволяя себе радоваться отмене смертного приговора, и случайно опустил руку в карман. Там была скомканная бумажка.

Адрес. Через минуту Ка вспомнил, откуда он: тусклый свет, коридоры, больница… бумажку сунул ему тот врач. На ней не было телефона, только адрес в спешащих каркулях. По дороге Ка заехал в банк и проверил свой счёт. Двадцать две тысячи евро — для его возраста нежирно. Впрочем, у многих и того нет. Времена изменились.

Это оказался адрес очередной адвокатской конторы. Она открылась только в полдвенадцатого, и Ка пришлось ждать в машине. Это насторожило его, а ещё больше его насторожил тот факт, что контора сидела в безликом здании на окраине того района, где ему продали в фольге червя.

— Двести евро, — сказал адвокат и, увидев выражение лица Ка, тут же поправился. — Ладно, давайте пятьдесят.

Он был чем-то похож на продавца. Ка решился и выложил купюру на стол. Адвокат сгрёб её и оставил на её месте визитку.

— Вот. Это врач. Мой знакомый. Он делает срочные операции.

— У меня… — и Ка указал на живот.

Адвокат отгородился ладонью:

— Нет. Пока что это Ваше дело. Когда оно уладится, приходите, я помогу Вам уладить юридический аспект, если он паче чаяния возникнет.

Ка понял. Этот тип не хотел слышать о его преступном намерении жить. Знать — одно дело, а услышать — совсем другое. Надо избегать слов, могущих стать доказательством в суде…

— Сколько?

— Врач скажет.

Опережая сомнение Ка, адвокат быстро добавил:

— Не больше, чем у Вас есть. Не жадничайте. Это надёжнее, чем лечь под нож каких-нибудь канак в Таиланде.

Канак, отметил запретное слово Ка. Ко всему он расист…

— А сколько я Вам ещё должен?

Адвокат подмигнул и осклабился:

— Это в будущем. Вы бегите к врачу, там сочтёмся.

Ка понадобилось полчаса, чтобы принять решение. Адвокат ускользнул от вопроса о цене. Уже сам этот факт автоматически включает тревогу в голове каждого неглупого европейца. И к тому же… воспользуйся Ка этим шансом — и он на всю жизнь отдаст себя в руки неизвестного врача и этого скользкого адвоката. Ка отметил, что последнее его не так уж и волнует, и понял, почему: так или иначе он не собирался оставаться в Европе. Всему свой час. Крысы бегут с тонущего корабля, но Ка никогда не подозревал, что они чувствуют моральное удовлетворение.

Ка ждал в машине, погрузившись в лёгкую, почти приятную меланхолию. Он уже не думал, а просто ждал, пока выбор сделает сам себя. В животе у него тревожно шевельнулся червь, но это уже не смогло напугать Ка. Перед ним забрезжила жизнь и свобода. Мысленно Ка уже покинул Европу и стремительно падал в состояние души, в котором червь и правда мог показаться незваным гостем — от него полагалось избавиться хитростью — или нежданным конкурентом. Можно было без истерики ждать исхода состязания и одновременно прилагать все усилия, чтобы победить.