Последний сын - Андреев Алексей Валерьевич Страница 3

— Я не вижу номера, — зашептал он. — Я выхожу на улицу без очков, чтобы не привлекать внимание. Но без них я плохо вижу.

— Хорошо, — согласился Телль. — Что подсказать?

— Гречку, — по-детски шепнул пожилой мужчина и добавил: — Мне только номер. Давно ее не брал — вот решил…

Телль взглянул на ценники. Сам он различал крупу по номеру, а Фина — по названию. Когда она просила мужа после работы купить пачку крупы, Телль всегда просил сказать номер.

— Смотри, — учила его Фина. — Пшено — желтые маленькие шарики. Горох — шарики побольше, желтоватые. Гречка…

— Я знаю, как они выглядят, — перебивал жену Телль. — Ты номера скажи.

Гречка стоила дороже остальных круп, и Телль с Финой ее покупали нечасто. Пачку с номером 2 среди аккуратно разложенных пачек он сейчас нашел сразу. Она лежала не второй по счету, что было бы логично, а в конце ряда круп, у края витрины.

— Номер два, — сказал Телль.

Старик шепотом спросил его, сколько она стоит. Телль помог ему отсчитать деньги.

— Дайте мне тоже "двойку", — попросил он, подождав, пока старик расплатится и заберет гречку.

Едва Телль отошел от витрины, пожилой мужчина взял его за руку.

— Послушайте, — тихо начал он. — Вы только не говорите, если вас спросят здесь, что мне помогали.

— Хорошо.

Выйдя из двери магазина, старик отпустил руку Телля и стал спускаться по ступенькам.

— Не помогайте мне, — попросил он.

— Почему?

— Я боюсь, что меня отправят в дом престарелых, — убедившись, что их никто не слышит, объяснил старик.

Телль не понимал, почему он должен знать об этом. Ведь ему не было никакого дела до пожилого мужчины.

— Моих знакомых туда отвезли, — настойчиво продолжал старик. — Мы договорились — они мне напишут. Но ни от кого не пришло письмо. Ни от кого. Их туда увезли — и все.

— Так, может, рано еще? — пожал плечами Телль.

— Больше года прошло, как увезли последнего из них. Больше года, представляете?

Телль видел тревогу старика. Но что он мог ему ответить?

— Вы просто не знаете… — сожалением произнес тот. — Таким как я, одиноким старикам, одна дорога — в дом престарелых. Даже нашим клиникам мы не нужны. Старый, изношенный материал… Уже поздно, мне пора. Боюсь не успеть до отбоя. Прощайте.

Старик медленно скрылся в темноте.

Телль поглядел на часы. У него оставалось сорок минут, чтобы добраться домой до отбоя. В голову сразу вернулось решение инспекции. Как сказать о нем Фине? Как теперь смотреть в глаза Ханнесу, разговаривать с ним, зная, что сына ждет? И зная, что ему, Теллю, предстоит сделать.

Занятый своими переживаниями, Телль не заметил, как дошел до дома. В комнате Ханнеса горел свет, а рядом, у темного окна родительской стояла Фина.

Глупо было надеяться, что сын и жена легли спать. Собравшись с духом, Телль стал подниматься по ступенькам. Ноги не слушались, дрожали, но Телль думал о том, что его ждут. И сейчас это важнее.

Дома

Едва Телль открыл дверь, Фина вышла к нему из комнаты.

— Ты поздно пришел, — сказала она. — Все плохо?

Телль снял кепку, скинул плащ, наклонился развязать шнурки. Он не мог заставить себя произнести тех слов.

— Так что? — не дождавшись ответа, снова спросила Фина.

— Ничего, — коротко ответил Телль.

— Ясно, — жена опустила голову. — Я скажу Ханнесу, что ты устал. Чтобы он ложился.

Фина открыла дверь комнаты сына. Лежавший за книжкой на диване Ханнес выглянул из-за матери.

— Папа, — помахал он рукой.

Телль кивнул в ответ, и Фина погасила у сына свет.

— Мог бы улыбнуться, — бросила она мужу. — Ханнес ведь ждал тебя.

— Нечему тут улыбаться, — не глядя на жену, произнес Телль.

Ему хотелось броситься к сыну, обнять его, но, с ощущением собственной ничтожности, невозможности ничего изменить, Телль остался в прихожей. Отодвинув мужа, Фина прошла на кухню, плотно закрыла шторы и включила свет.

— Долго будешь там стоять? — позвала она мужа.

Сев боком к столу, Телль отодвинул тарелку с макаронами. Несмотря на то, что он с ничего не ел прошлого вечера, ему было не до ужина.

— Неужели вообще никак? — не могла до конца поверить Фина.

— Никак.

— Даже за деньги?

— Я забыл про них, — глядя в пол, признался Телль.

— Ты серьезно?

— Да.

Фина не знала, что сказать на это. Она представить не могла — как можно что-то забыть, если речь идет о жизни сына. Самой, надо было самой идти в ту инспекцию. Они как специально вызвали Телля, словно знали: он все проглотит.

— А ты не спросил у них, почему сын нашего почтальона четыре раза попадался на воровстве? — с негодованием начала Фина. — Почему его посадили только после того, как он избил женщину и отнял у нее сумку с едой? И почему ему дали только два года?

Телль, не ожидавший такого от жены, отпрянул и уперся спиной в стену.

— Так он все нормативы сдал, у него значок есть.

— Этот значок разрешает красть и нападать на людей? Ты спросил, почему этого разбойника упрятали только на два года, а мы должны потерять сына?

— Да ну, прекрати.

— Ты спросил?

— Нет, — тяжело признался Телль.

Конечно, Фина понимала, что спрашивать бесполезно.

— Не будешь есть, поставь тогда в холодильник, — показав на макароны, она поднялась из-за стола и пошла в родительскую.

Телль потушил свет на кухне. Отодвинув штору, он прислонился лбом к стеклу. Уличные фонари давно погасли, было видно только бегущие по небу холодные облака.

Умывшись, Телль отправился к жене. Фина лежала на кровати спиной к нему, накрыв голову подушкой. Телль знал, что она не спит, но заговорить с ней не решился. Все и так было слишком плохо, а от одних разговоров лучше не станет.

То, что Ханнеса спасти не удастся, оказалось понятно, когда Теллю пришел вызов из инспекции. Он спрятал его от Фины, но повторный вызов почтальон вручил уже ей, да еще в присутствии коменданта дома. Телль корил себя за то, что не предупредил жену, попросив ее никому не открывать дверь.

— Как же так? — держа в руках вызов, подняла Фина на мужа потерянные глаза.

Телль не мог представить, как можно жить без Ханнеса. Кроме него, у них с Финой детей нет, и больше не будет. Им уже столько лет, что, захоти они пожениться сейчас, их брак просто не зарегистрировали бы.

Дети

Первый малыш у Фины с Теллем родился мертвым. Случилось это через год после их свадьбы. От горя Фина слегла, и Телль ухаживал за ней, бросив учебу по вечерам.

Спустя несколько лет у них появился Боб. Врачи сразу предупредили Фину: у ребенка больное сердце, лечить его нечем, и предложили забрать Боба.

Телль помнил побелевшее лицо Фины, которая ничего не смогла сказать в ответ, а только помотала головой. С той минуты она не отпускала от себя малыша, пока не вернулась из роддома с ним домой. А к Теллю за эти дни несколько раз приходили из инспекции с бумагой об отказе, которую просили подписать. Если приходили домой, Телль просто не открывал дверь. На работе было сложнее — Телль выслушивал в кабинете у мастера и уговоры, и угрозы, но неизменно говорил "нет".

Боб прожил несколько месяцев. Может быть, он прожил бы чуть дольше, но Фина боялась ходить с ним по докторам. После того, как в роддоме ей посоветовали бросить сыночка, она решила, что больше никогда не обратится ко врачам.

Фина и Телль знали, что Боб умрет. Об этом они никогда друг с другом не разговаривали, хотя все время ждали, что кто-то первым заведет такой разговор. И оба, каждый сам для себя, решили — пусть у Боба в его маленькой жизни будет только самое лучшее. Ему купили лучшую коляску, одевали в лучшую одежду, дарили лучшие игрушки. Фина старалась быть с малышом все время, а Телль бегом бежал к ним с работы. Он с женой ловили каждый вдох, каждый звук сына, и так часто, как в те дни, они больше не улыбались, не радовались никогда. Выросший без матери, Телль не мог подумать, что можно так любить человека, что этот маленький, беспомощный, теплый малыш может стать таким родным.