Сын Сталина - Орлов Борис Львович Страница 3

Крупская, лязгая зубами о стекло, выпила валерьянку и уставилась на секретаршу:

– Учится? А как же сотрудник ЦК? Грузин уже так обнаглел, что решил цесаревича себе завести?!

Дризо только зябко передернула плечами, икнула и неожиданно бухнула:

– А ещё у него орден Красной Звезды, и его часто видели с оружием…

Надежда Константиновна выпучила глаза, уронила стакан и начала задыхаться.

Вера бросилась к ней:

– Товарищ Крупская, товарищ Крупская, что с вами?!

– Школьник? – только и смогла выдавить из себя Надежда Константиновна. – Это – школьник?

– Да… И ещё говорят… – Вера набрала побольше воздуха, – Лидочка вроде к нему подошла с каким-то документом, и говорит… чуть не грохнулась в обморок, так он на неё взглянул…

Наступила долгая пауза, прерывавшаяся только тяжёлым дыханием Надежды Константиновны.

– И… И что же нужно этому… – Крупская запнулась и перевела взгляд на окно. За стеклом, полускрытая снегопадом, шумела Москва. – Этому… Такому «обычному советскому школьнику»?

– Я… я не знаю… – Вера растерянно развела руками.

Надежда Константиновна молчала долго. Очень долго. Затем вдруг забарабанила пальцами по краю стола, посмотрела на башню больших напольных часов. Стрелки показывали пять минут девятого…

– Думаю, ему можно назначить на завтра на девять часов. Заседание методического совета ведь перенесли на завтра?

Вера Соломоновна кивнула.

– Я позвоню.

К грядущей реабилитации новогодней ёлки Александр подошёл ответственно и со всем тщанием, так как был уверен, что это одна из многих проверок, которые ему ещё устроит приёмный отец. Да и пора ему уже приобретать аппаратный опыт, которого он был практически лишён в прошлой жизни. Прочитав объективку спецотдела ЦК на Крупскую и её окружение, Александр составил психологический портрет соратницы Ленина, а на основании её публичных выступлений уточнил некоторые моменты психотипа.

Поскольку последнее время Саша каждый день прочитывал ведущие советские газеты, он был достаточно подкован в актуальной риторике и уже почти не сбивался в речи на артефакты из будущего.

Когда дверь в класс открылась и в щель просунулось широкое лицо Михаила Елистратова, преподаватель физики – недавно пришедший в школу Матвей Петрович Бронштейн – только вздохнул и кивнул Александру:

– Идите, Белов. И на завтра жду вашего доклада по теме.

– Хорошо, Матвей Петрович. – Белов, быстро сложив портфель, кивнул на прощание затосковавшим Артёму и Василию и вышел в коридор.

– Ну?

– К девяти ждут в Наркомпросе, – доложился Михаил.

– Чёрт! Переодеться бы… – бросил Александр на ходу.

– Так захватил я…

– Зелёный?

– Зелёный в чистке. Черный.

– Хрен с ним, пусть будет чёрный.

Александр хмыкнул, подхватил с вешалки пальто, не одеваясь дошёл до машины и быстро юркнул в нагретое нутро «бьюика»:

– Привет, Коля, – Белов пожал руку водителя и стал быстро переодеваться, – к сроку-то успеем?

– Успеем, – Николай уверенно придавил акселератор, и мощная машина полетела по заснеженным улицам Москвы.

Когда машина остановилась возле высоких дверей Наркомпроса, из салона вышел уже не ученик школы, а молодой человек в отлично сшитом чёрном полувоенном костюме со скромной Красной Звездой на груди и тонкой кожаной папкой в руках.

Внизу уже клубилась толпа просителей и посетителей наркомата, но пропускной системы как таковой не было, и Александр, предъявив удостоверение сотрудника ЦК, прошёл в наркомат.

В приёмную Крупской, где в очереди уже стояло десятка полтора человек, Белов прошел без двух минут девять и, встретившись глазами с сидевшей у дверей женщиной, коротко кивнул головой:

– Вера Соломоновна?

Женщина подняла глаза и невольно съежилась. Взгляд юноши, спокойный и уверенный, тем не менее словно приморозил её к стулу, словно оттуда на неё глянул Сам.

– Я Александр Белов. Мне назначено на девять ноль-ноль.

Машинально Вера кивнула, не в силах оторвать взгляд от странного светловолосого юноши в чёрном полувоенном френче и брюках, с орденом Красной Звезды на груди. Пронзительные синие глаза словно выворачивали душу наизнанку… – Проходите, товарищ Белов.

И только когда подтянутый и широкоплечий, словно кадет со старой фотографии, молодой человек скрылся за тяжёлой дверью, обитой коричневым дерматином, Дризо выдохнула и замерла, словно мышка, глядя остановившимся взглядом в пространство: «Вот это пионер!»

– Доброе утро, товарищ Крупская, – Белов улыбнулся и, как только встретился взглядом с Надеждой Константиновной, шагнул вперёд. Александр уже знал, что между ней и Сталиным давно не было не то что любви, но даже взаимопонимания, а лишь холодная вежливость товарищей по партии, и что часть этого отношения она наверняка уже примеряет к нему.

– Я не отниму у вас много времени, – он открыл папку и, не присаживаясь, взглянул на первый лист. – У спецотдела ЦК появился проект возвращения в новогодние праздники ёлки и всей новогодней атрибутики: Деда Мороза, Снегурочки, ёлочных игрушек, подарков и прочего.

– А почему спецотдел ЦК обратил внимание на этот вопрос? – Крупская, несколько опешившая от первого напора Белова, вскинулась, оскорблённая вмешательством в её епархию. – Спецотдел ЦК полагает, что нам необходимо восстановить религиозное воспитание вместо борьбы за юных коммунаров? Возврат к прошлому – шаг к могиле революции!

Белов увидел, как выпученные глаза Надежды Константиновны заблестели лихорадочным блеском. Старуха вдруг даже не закричала, а завизжала, словно циркулярная пила:

– Нам буржуазные пережитки прежнего строя не нужны! И их буржуазные праздники – тоже! Ясно вам?!

Саша терпеливо дожидался, пока пожилая, и не очень здоровая женщина закончит истерить, а затем спокойно произнес:

– Но, товарищ Крупская, ведь насколько я знаю из книг и мемуаров, вы вместе с Владимиром Ильичом сами устраивали Рождество. И даже ездили на ёлку в детский дом в девятнадцатом году. Или то, что пишут о Владимире Ильиче – неправда? Этого не было?

Тут он обдуманно умолк, но в воздухе явственно повис незаданный вопрос: «А как же вы, товарищ Крупская, допустили, что Владимира Ильича оболгали?..»

Крупская налила себе стакан воды и долго пила, выигрывая время. Мальчик действительно очень странный. А Белов тем временем решил продолжить:

– Кроме того, ЦК не считает возможным возобновлять празднование Рождества – действительно религиозного и, я бы сказал, одиозного праздника. А вот Новый год как раз был исключительно народным праздником. Конец сельскохозяйственного года, начало подготовки к новым работам и так далее. Не бояре же его праздновали, верно? – Он улыбнулся Крупской. – Да и не грех перехватить старый праздник и наполнить его новым содержимым. Вот, например, большевики вполне успешно заменили праздник начала весенне-полевых работ, переродившийся потом в Пасху, Первомаем. Собственно, ведь революционные маевки, которые в свое время организовывали лично вы, пошли от традиционных народных майских гуляний. Праздник в начале мая не просто так появился, а как настоятельное требование биологического ритма человека и важная веха в году. Точно то же можно сказать и о праздновании Нового года.

Надежда Константиновна слушала его молча, но Саше показалось, что в выпученных тусклых глазах промелькнула искорка интереса. Стремясь закрепить успех, он выложил ещё один заранее подготовленный аргумент. Он снова широко улыбнулся:

– Вот, кстати: система воспитания, принятая в НКВД, не предполагает никаких новогодних праздников, и что?

– Что? – заинтересовалась Крупская.

Она искренне ненавидела всех, кто вмешивался в её дела. Как в свое время она расчихвостила этого выскочку Макаренко![9] Ей было приятно это воспоминание, и по бледным губам проскользнула тень улыбки. А он хитёр, этот молодой грузин. Или не грузин?..