Не паникуй! История создания книги «Автостопом по Галактике» - Гейман Нил Страница 3

– А в этом автобусе вчера ничего не находили? – спросил мистер Смит.

– Боюсь, что нет. Но может, вам удастся вспомнить хоть что-нибудь об этой вещи? – спросил служитель, все-таки пытаясь помочь.

– Ну, я помню только, что она была очень плохая.

– Может, что-нибудь еще?

– Э-э-э… ну, если подумать… по-моему, она была похожа на решето, – сказал мистер Смит и оперся локтем на высокую отполированную стойку, а подбородком – на локоть. Локоть скользнул, и подбородок мистера Смита врезался в стойку с оглушительным треском. Но прежде, чем служитель подоспел к нему на помощь, мистер Смит радостно подпрыгнул.

– Большое вам спасибо! – сказал он.

– За что? – спросил служитель.

– Я нашел ее! – сказал мистер Смит.

– Нашел – что?

– Мою память! – сказал мистер Смит и, развернувшись, бросился вон. Нога его зацепилась за порожек, и мистер Смит врезался лбом в стеклянную дверь.

Д.Н. Адамс (12 лет), Брентвуд, Эссекс.

«Меня это очень порадовало, – вспоминал он. – Всякий раз, когда я теряю вдохновение (то есть чуть ли не на каждом шагу) и впадаю в очередной творческий кризис, а попросту говоря, сижу, смотрю перед собой и не могу выдавить ни строчки, я говорю себе: “Ну, ничего. Зато я однажды получил десять из десяти!” Это мотивирует куда сильнее, чем всякие мысли о том, сколько миллионов экземпляров того или сего у меня распродалось. “Однажды я получил десять из десяти…” – думаю я».

Впрочем, подобный успех сопутствовал ему не всегда.

«Не помню, когда именно я впервые задумался, не стать ли мне писателем, но мысли на этот счет стали меня посещать довольно рано. Честно сказать, это была сущая глупость: ничто не предвещало того, что из меня выйдет толк. Мне просто казалось, что это так здорово – быть писателем… Да и до сих пор кажется. Но, как и все писатели, я люблю не столько писать, сколько сознавать, что, вот, я написал то-то и то-то. Пару лет назад мне попались на глаза какие-то старые литературные журналы, которые издавала наша школа. Я пролистал их в поисках своего вклада – но, к большому своему изумлению, ничего не нашел. И только потом вспомнил, что всякий раз, как я собирался написать что-нибудь для школьного журнала, у меня снова случался творческий кризис и я не успевал сдать работу в срок».

Дуглас играл в школьном театре, и ему это нравилось («Актер из меня был странноватый. Что-то у меня получалось неплохо, а к чему-то я даже не знал, с какой стороны подойти… Например, мне никогда не давались роли гномов – с ними вечно была масса проблем»). Однажды вечером он посмотрел очередной «Отчет Фроста»[7], и все его честолюбивые мечты о карьере физика-ядерщика, знаменитого хирурга или профессора английского языка внезапно утратили былую привлекательность. Его внимание привлек Джон Клиз, будущий участник группы «Монти Пайтон», выступавший у Фроста со скетчами собственного сочинения. Росту в нем было шесть футов и пять дюймов. «Я тоже так могу! – осенило Дугласа. – Я такой же высокий!»[8]

Но чтобы стать исполнителем собственных скетчей, надо было сначала их написать. А это оказалось не так-то просто. «Я подолгу просиживал за пишущей машинкой, думая и гадая, что бы мне такое написать. А потом рвал листок за листком, приговаривая: “Ну вот, опять ничего не пишется”». Фактически под этим девизом – «Опять ничего не пишется!» – и прошла вся его дальнейшая писательская карьера.

Но жребий был брошен. Адамс отринул все свои детские мечты, не пощадив даже грезу о том, как он вырастет и станет рок-звездой (хотя на гитаре он играл вполне пристойно), и твердо решил сделаться писателем и артистом-комиком.

В декабре 1970 года он окончил школу и со своим сочинением о возрождении религиозной поэзии (в котором ему удалось на одной странице собрать блестящую компанию из Кристофера Смарта, Джерарда Мэнли Хопкинса[9] и Джона Леннона) выиграл конкурс на стипендию от факультета английского языка и литературы в Кембридже. И для Дугласа было очень важно, что это именно Кембридж. Дело не только в том, что его отец в свое время учился в Кембридже, и не в том, что сам Дуглас, если уж на то пошло, там и родился. Нет, Кембридж был прекрасен тем, что из его стен вышли писатели и актеры, выступавшие в таких шоу, как «За гранью», «Вот такая у нас была неделя» и «Простите, я оговорился», ну и, конечно же, многие участники «Летающего цирка Монти Пайтона»[10].

Дуглас Адамс мечтал об «Огнях рампы»[11].

2. Кембридж и прочие явления циклического порядка

Еще до того, как направить свои стопы в Кембридж, Дуглас Адамс принялся нарабатывать послужной список, которым мы имеем честь любоваться на обложках его книг. Он решил съездить автостопом в Стамбул, а для этого требовались деньги. И Дуглас пошел работать – сначала уборщиком в каком-то курятнике, а потом вахтером в рентгенологическом отделении больницы общего профиля в Йовиле (кстати сказать, в школьные годы он подрабатывал вахтером в психбольнице).

Путешествие автостопом сложилось так себе: до Стамбула Дуглас добрался, но там съел что-то нехорошее, отравился и вынужден был отправиться домой обычным поездом. Он спал в коридорах, очень жалел себя, а по возвращении в Англию был госпитализирован. Возможно, этот случай в сочетании с предыдущей работой в больнице сыграл свою роль, но, так или иначе, Дуглас начал переживать, что не пошел учиться на врача:

«Я ведь из семьи медиков – ну, в некотором роде. Моя мать была медсестрой, отчим – ветеринаром, а дед по отцу (с которым я на самом деле ни разу не встречался) – очень известным ухо-горло-носом в Глазго. Да я и сам работал в больницах. И вот у меня возникло такое чувство, что если Там, Наверху, Кто-Нибудь Есть, то Он таким образом как бы трогает меня за плечо и говорит: “Эй! Эй! Вот чем тебе надо заняться! А ну-ка доставай свой стетоскоп!” Но я Его не послушался».

Дуглас так и не занялся медициной – отчасти потому, что все-таки хотел стать писателем и артистом-комиком (хотя по меньшей мере четверо самых знаменитых британских юмористов были врачами по образованию – Джонатан Миллер, Грэм Чепмен, Грэм Гарден и Роб Бакмен), а отчасти потому, что для этого пришлось бы потратить еще два года на подготовку к экзаменам. Так что он не стал искать добра от добра и начал изучать английскую литературу в кембриджском Колледже Святого Иоанна.

Студент из Дугласа вышел не блестящий, хотя он всегда гордился тем, какую большую работу проделал по изучению творчества Кристофера Смарта, поэта XVIII века: «Смарт годами держал пальму первенства как самый заядлый пьяница и развратник из всех студентов, каких только знали стены Кембриджа. Случалось, он щеголял в женском платье, напившись в том же самом пабе, в который захаживал я. Из Кембриджа он перекочевал на Граб-стрит[12], где прославился как самый скандальный писака за всю историю. А потом он внезапно ударился в религию и стал набожным донельзя. Случалось, он падал на колени прямо посреди улицы и принимался возносить громогласные молитвы. За это-то его и упекли в сумасшедший дом, где он написал длиннющую, как “Потерянный рай”, поэму “Возвеселитесь во Агнце” и первым в истории попытался сочинять на английском стихи в жанре библейской поэзии».

Дуглас постоянно пропускал сроки сдачи домашних заданий: за три года учебы ему удалось закончить всего три письменные работы. Впрочем, это может объясняться не столько его легендарной медлительностью, сколько тем, что учеба занимала лишь скромное третье место в списке его интересов – после театра и пабов.

Направляясь в Кембридж, Дуглас собирался вступить в студенческий театральный клуб «Огни рампы», и эта мечта сбылась, но не принесла особой радости ни ему, ни его одноклубникам. С первой попытки его не приняли – по словам Дугласа, «это был закрытый коллектив, состоящий из людей, чересчур довольных собой». Ему дали понять, что он еще совсем «зеленый новичок», и Дугласу пришлось удовольствоваться членством в кембриджском Обществе легких развлечений, ставившем увеселительные спектакли для больниц, тюрем и тому подобных заведений. Особой популярностью они не пользовались (по крайней мере, в тюрьмах), и впоследствии Дуглас вспоминал об этом периоде жизни с большим смущением.