Ефим Сорокин - Милостыня от неправды Страница 30

— Мой брат Иавал — бог!

Человекокобылица поскакала в сторону кумирни Иавала-скотовода. Люди глядели ей вслед. Иагу что-то восторженно говорил, но, пораженный увиденным, Тувалкаин не слышал его сияющих слов. Когда человекокобылица исчезла в туманной пелене солнца, речь Иагу стала проясняться.

— …это будет значительнее черной металлургии и железных дорог! — От сияющих слов Иагу Тувалкаин ссутулился. — Иавал-скотовод создаст тварей больше, чем сейчас живет на земле. Сифиты проклянут его, потому что он уподобится их Богу. Иавал-скотовод назовет тварей больше, чем назвал покойный Адам!

— Иагу, а вам не приходит в голову, что своими дальнейшими опытами Иавал может выдернуть из-под меня власть.

— Я думаю, что вы, господин, никогда этого не допустите! — не задумываясь, ответил Иагу. В его лице не мелькнуло тревоги за авторитет Тувалкаина.

Подъезжая к жилищу Иавала-скотовода, Тувалкаин с удовлетворением отметил, что братнин шатер покрыт не рваными лошадиными шкурами. У Тувалкаина от внутренней неосознанной радости загорелось лицо, когда он увидел полные скота новенькие загоны. На ушах животных стояло свежее клеймо Иавала. «И топится шатер не конским навозом», — войдя в жилище, с удовлетворением отметил Тувалкаин. И под ногами лежал не старый пропыленный ковер с потертым орнаментом. И восседал Иавал на нем не пьяный и не в лохмотьях. Вид у него был глубоко утомленный, но вполне довольный. Иагу поклонился Иавалу. Иагу едва сдерживал свой восторг.

— Я видел твою человекокобылицу, — проговорил Тувалкаин и замер в полудвижении, голос его споткнулся, ибо над занавеской увидел он бабью голову. Лицо бабы с маленьким морщинистым лбом напомнило Тувалкаину морду человекокобылицы, а свежая рана на ухе великанши — клеймо на ушах скота. Тувалкаину показалось, что громадная женщина хочет заплакать, но она не заплакала — бесслезно присела на пол за занавеской. — Ты бог, Иавал! — искренне сказал Тувалкаин, очнувшись от поразившего его сходства бабы с человекокобылицей.

— Как вам это удалось? — присаживаясь рядом с Тувалкаином, спросил восторженно Иагу. — Хотя бы в общих чертах!

— Все это не без помощи Тувалкаина! — сказал Иавал, намекая на помощь брата в возвращении утерянных духов. Иагу не знал об этом и решил, что Иавал говорит про змеевик. Тувалкаин понял брата и кивнул — кивнул неопределенно, ибо опасался, что Иавал может сказать: «Моими руками ты устранил жрецов». Но Иавал ничего не сказал, а велел бабе опустить полог шатра, и совсем скоро Тувалкаин и Иагу наблюдали за мерцающими в полутьме змеями-гирляндами. Голос Иавала-скотовода извивался, как цветные змеи-гирлянды, но как бы в акустическом исполнении.

— …они не будут разлагаться и, может быть, смогут воспроизводить себе подобных, а… — В безвременных зеваниях Иавал так и не договорил.

Баба раздувала очаг. В свете огня все как бы раздвоилось, а рисунки животных на шкурах полога как бы ожили.

— Брат, чем я могу помочь тебе? — спросил Тувалкаин пораженный рассказом Иавала. — Мы, как ты сам понимаешь, заинтересованы в продолжении твоих исследований.

— Видишь ли, Ту, создание одной человекокобылицы (или человекоконя) требует огромных духовных усилий. Мне могут помочь другие жрецы, но за так сейчас работать никто не будет. И хотя ты помог мне выбраться из нищеты, мне не хочется почему-то занимать у тебя, Ту. У меня сегодня, как только я тебя увидел, на лице появилась какая-то угодливая улыбка. Я сам себя не узнал.

Тувалкаин погасил свое раздражение.

— Твоя гордыня, Иавал, здесь совершенно неуместна! Я найду для тебя очень богатого человека, очень богатого. И человек этот получит налоговую льготу за то, что будет помогать тебе. Заметь, он сам будет злоупотреблять твоим терпением и предлагать деньги! — Тувалкаин улыбнулся в предвкушении удовольствия от произнесения любимого словосочетания и с удовольствием произнес: — Экономика любви! Над твоим капищем, Иавал, будет красивый храм с золотыми куполами. На золотые своды надо не так уж много. Но я хочу облагородить и земли, на которых ты живешь. Пока и скотоводство, и землепашество на них — примитивно, а люди бедны, почти нищие, а нищета развращает. Осел, который полежал в тени кипариса, никогда не будет возить мешки. Мы подселим к тебе скотоводов-сифитов и дадим им лучший скот, но самое главное: наладим сбыт мяса и шерсти. И совсем скоро на этих землях будет — ну, если не рай… Заодно мы позаботимся о твоем имени. Тебя будут боготворить не только каиниты, но и сифиты.

— А сифиты за что?

— Многие сифиты не выдерживают жестких условий жизни, которые мы предлагаем, и спиваются. Редко, но кое-кто из них бросает винопитие. С обоссанными ширинками под заборами валяются, но все равно бросают! Их ставят в пример другим сифитам… Сейчас все города знают, что Иавал-скотовод, каинит, спился. Скоро все города узнают, что Иавал-скотовод поднялся из тины нечестия и…

— Понятно… Ты только забыл, Ту, что говоришь не с простолюдином, а со своим братом… Кто этот богатый человек, которому ты дашь налоговую льготу? И как он разбогател? Как он скупил земли с золотом и углем? Или он украл земли сифитов, которые ему не принадлежали? И ты хочешь, Ту, сделать этого ворюгу еще богаче?

Тувалкаин рассмеялся и увидел себя как бы со стороны.

— Тебя, Ту, нельзя назвать наивным человеком! Твоей экономики любви на всех не хватит! Те, кто будет жить не очень сыто, недолго будут считать себя туповатыми.

— Это уже наша забота, чтобы у неудачников всегда была чечевичная похлебка.

— Это неплохо, Ту! Это неплохо — плохо то, что ты хочешь, чтобы я создал человека.

— Почему бы и нет? И что в этом плохого? Или ты все еще боишься подпасть под власть Денницы?

— Что мне его бояться? Он давно уже всех нас обхитрил. Иногда мне кажется, что власть Денницы и его духов уже давным-давно отразилась на нашем облике, на нашей речи, на нашей походке — на всем! Нас уже невозможно отделить от тех духов, которые в нас! Мы удивительно совпадаем с ними. — Без видимой причины голос Иавала поменялся. Тувалкаин вздрогнул, ибо ему показалось, что покойный Каин вселился в брата и говорит его губами. И лицо Иавала стало походить на лицо Каина: оно будто состояло из темных и светлых треугольников. Сполох огня отделился от очага и как бы встал над головой Иавала. — Иногда мне кажется, будто я помню, что было до сотворения Адама. Так, промельком. А когда я разговариваю с самим собой, по сути я говорю с духом, который внутри меня. Он и вкладывает в меня иллюзию благополучного бессмертия. И в людях, которых ты, Ту, называешь простыми, тоже обитают духи, но попроще, чем в нас. Но они тоже вкладывают в людей иллюзию благополучного бессмертия. Ты спрашиваешь, Ту, боюсь ли я Денницу? Иногда мне кажется, что он не видит во мне противника. Если он и ведет с кем-то брань, то с сифитским Богом. И борьба идет не только за сердца людей, но и за каждую клеточку человеческого мозга! И что-то подсказывает мне, что борьба Денницы ограничена временем. Но вот нюанс: мне не хочется, подобно Еноху, очищаться от чего-то, что помогает умному духу вселиться в меня. Без этого духа мне станет скучно жить! И в то же самое время я хочу спросить тебя, Ту: может, остановимся и не будем как бы из ничего создавать человека? — Тувалкаин заметил, что рот брата набит сочным мясом, и он с трудом пережевывает его. Рот Иавала не мог порождать слов. — Ты молчишь, Ту? А я жду от тебя ответа, — сказал Иавал с набитым ртом.

— Уже поздно! — сказал Тувалкаин не своим голосом и сам испугался его. Иавал поперхнулся от испуга. Взгляд жреца Иагу еще долго оставался испуганным.

У коновязи Тувалкаин спросил своего жреца:

— Иагу, вы помните голос Каина?

— Да, господин!

— Иногда мне кажется, что Иавал говорит голосом Каина. Он будто поселился в теле Иавала и с того света говорит его губами.

— Да простит меня господин, но иногда и ваш голос напоминает голос покойного Каина. Я надеюсь, что покойный Каин не вселяется в вас в это время и не говорит вашими устами.

31

Ветром в шатер занесло клопов, и после отъезда Тувалкаина и Иагу Иавал-скотовод долго не мог заснуть. В полусне Иавал мысленно продолжал разговаривать с братом, и возможные братнины вопросы вскоре измучили не меньше паразитов. Иавал вышел из шатра по малой нужде и вдруг услышал шорох чьих-то шагов и обернулся на него.

— Кто здесь? — спросил Иавал, покашливанием прочищая шершавое горло. Рядом с ним по колено в недвижном тумане стоял человек.

— Ты вернулся, Ту?

— Я не Ту, Иавал, я — твой брат Иавул.

— Да ба! — пропел изумленный Иавал. — Что привело тебя в такой поздний час?

— Я приехал вечером, но мне почему-то не хотелось встречаться с Тувалкаином.

Иавал разбудил свою громадную служанку и велел ей собрать трапезу и накормить осла нежданного гостя. Шатер освещался сальной плошкой. Иавул отказался от трапезы и, изнемогший в долгом пути, сразу прилег на ковер. Иавал не мог унять удивления приездом брата, все пытался сосчитать, сколько сотен лет они не виделись и путался.