11/22/63 - Кинг Стивен Страница 31

Но в Дерри пятьдесят восьмого компьютеры занимали небольшой жилой микрорайон, а местная газета ничем не могла помочь. Что же оставалось? Я вспомнил совет профессора социологии из колледжа, ехидного старикашки: Если во всем облом, сдавайся и иди в библиотеку.

Я пошел.

6

Во второй половине дня, обескураженный (по крайней мере на данный момент), я медленно продвигался вверх по Подъему-в-милю. Немного задержался на пересечении Джексон и Уитчем, чтобы взглянуть на водосток, рядом с которым маленький мальчик по имени Джордж Денбро потерял руку и жизнь (если верить рассказу Фреда Туми). Когда я поднялся на вершину холма, сердце колотилось и мне было тяжело дышать. Не потому, что потерял форму: сказывался грязный вонючий воздух.

Я ощущал разочарование и… испуг. Конечно, мне еще хватало времени, чтобы разыскать семью Даннингов, и я не сомневался, что смогу обзвонить всех перечисленных в телефонном справочнике, если до этого дойдет, даже с риском вызвать подозрения у отца Гарри, ходячей бомбы с часовым механизмом, – но я начал осознавать, откуда у Эла взялось ощущение, будто что-то работает против него.

Я шагал по Канзас-стрит и так глубоко задумался, что не заметил, как дома справа закончились. Земля теперь круто уходила вниз в зеленое, болотистое буйство, которое Туми назвал Пустошью. Только хлипкое, выкрашенное в белый цвет ограждение отделяло тротуар от склона. Я положил руки на перила, всмотрелся в изумрудное царство внизу. Разглядел поблескивающие озерца мутной стоячей воды, высоченные, почти доисторические камыши, заросли колючих кустов. Чахлые деревья боролись за место под солнцем. Я не сомневался, что найду внизу ядовитый плющ, мусор, вполне вероятно, шалаши каких-нибудь бродяг, а также тропы, которые знали только местные подростки. Искатели приключений.

Я стоял и смотрел, но ничего не видел, ушел в себя, слышал, едва осознавая, музыку… что-то такое с духовыми инструментами. Думал о том, как мало продвинулся за это утро. Ты можешь изменить прошлое, говорил мне Эл, но это не так легко, как кажется.

Что же это за музыка? Что-то веселое, заводное. Оно навело меня на мысли о Кристи, о наших первых днях вместе, когда она кружила мне голову. Когда мы кружили голову друг другу. Ба-да-да… ба-да-дэ-ди-дам… Может, Гленн Миллер?

Я пошел в библиотеку, чтобы ознакомиться с протоколами переписи. Последняя общенациональная перепись проводилась восемью годами ранее, в 1950-м, и могла зафиксировать только троих из четырех детей Даннингов: Троя, Артура и Гарольда. Эллен, которой в год убийств исполнилось семь, еще не родилась. И разумеется, я нашел бы адрес. Конечно, за прошедшие восемь лет семья могла переехать, но в таком случае кто-нибудь из соседей подсказал бы мне куда: городок-то маленький.

Однако протоколов переписи в библиотеке не оказалось. Библиотекарь, очень милая женщина по имени миссис Старрет, объяснила, что протоколам, по ее мнению, самое место в библиотеке, но городской совет по какой-то причине решил, что они должны храниться в муниципалитете. И все бумаги перевезли туда в 1954 году.

– Звучит не очень, – улыбнулся я. – Вы же знаете, как говорят: с муниципалитетом не повоюешь.

Ответной улыбки от миссис Старрет я не дождался. Она старалась помочь, выказывала радушие, но и в ней чувствовалась настороженная сдержанность, как и во всех остальных, встреченных мной в этом странном городе. Фред Туми являл собой то самое исключение, которое подтверждает правило.

– Ну что вы такое говорите, мистер Амберсон. В протоколах национальной переписи нет ничего секретного. Отсюда вы прямиком пойдете в муниципалитет и скажете начальнику канцелярии, что вас послала Реджина Старрет. Ее зовут Марша Гуэй. Она вам поможет. Хотя протоколы, думаю, хранятся в подвале, а это, конечно же, неправильно. Прежде всего сырость, да еще, возможно, мыши. Меня это не удивит. Если возникнут какие-нибудь проблемы – любые проблемы, – возвращайтесь сюда и скажите мне.

Я пошел в муниципалитет, в вестибюле которого увидел плакат: «РОДИТЕЛИ, НАПОМИНАЙТЕ СВОИМ ДЕТЯМ, ЧТО ОНИ ДОЛЖНЫ ИГРАТЬ ТОЛЬКО С ДРУЗЬЯМИ И НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ С НЕЗНАКОМЦАМИ». Несколько человек стояли в очереди к различным окошкам (большинство курили – само собой). Марша Гуэй приветствовала меня смущенной улыбкой. Миссис Старрет позвонила ей заранее и, не сомневаюсь, пришла в ужас, узнав от мисс Гуэй, что протоколов переписи пятидесятого года больше нет, как и всех документов, хранившихся в подвале муниципалитета.

– В прошлом году шли ужасные дожди, – поведала мне мисс Гуэй. – Целую неделю. Канал вышел из берегов, Нижний город – так старожилы называют центр, мистер Амберсон, – затопило. И все в Нижнем городе. Наш подвал почти месяц напоминал Большой канал в Венеции. Миссис Старрет права, эти протоколы не следовало забирать из библиотеки, и никто, похоже, не знает, почему их забрали и кто отдал такое распоряжение. Я очень сожалею, мистер Амберсон.

Тут уж я не мог не испытать то, что ощущал Эл, когда пытался спасти Каролин Пулин: я словно находился в тюрьме с эластичными стенами. И что теперь? Ходить по местным школам в поисках мальчишки, похожего на шестидесятилетнего уборщика, который только что вышел на пенсию? Или сосредоточиться на семилетней девочке, которая могла рассмешить одноклассников до колик? Надеяться, что кто-нибудь крикнет: Эй, Тагга, подождешь меня?

Дельная мысль. Особенно с учетом висевшего в вестибюле муниципалитета плаката, предупреждавшего родителей об опасных незнакомцах. Если я хочу привлечь внимание полиции, лучшего способа не найти.

Одно я знал точно: из «Дерри-таунхаус» надо съезжать. По ценам пятьдесят восьмого года я мог жить там неделями, но пошли бы разговоры. Я решил просмотреть объявления и найти комнату, чтобы снять на месяц-другой. Повернулся к Нижнему городу, остановился.

Ба-да-да… ба-да-дэ-ди-дам.

Точно Гленн Миллер. «В настроении» – композиция, которую я знал очень хорошо. Заинтригованный, я пошел на звуки музыки.

7

Хлипкое ограждение привело меня к небольшой площадке для пикника, расположившейся между Канзас-стрит и склоном, уходившим в Пустошь. На площадке стояли каменный мангал для жарки мяса и два столика, плюс ржавая урна. На одном из столиков возвышался переносной проигрыватель с большой черной пластинкой на семьдесят восемь оборотов.

На траве танцевали неуклюжий подросток в очках с обмотанной изолентой дужкой и совершенно фантастическая рыжеволосая девочка. В ЛСШ мы называли таких «междулетки». Но танцевали они по-взрослому. Причем не просто дергались под быструю музыку – танцевали свинг. Они зачаровали меня, но при этом… что? Испугали? Скорее да, чем нет. Практически все время, проведенное в Дерри, меня не покидал страх. Однако тут я столкнулся с чем-то еще, чем-то значимым. Словно оказался на пороге какого-то открытия. Или всматривался (сквозь тусклое стекло[50], вы понимаете) в механизм мироздания.

Потому что я встретил Кристи в классе свинга в Льюистоне, и мы учились танцевать, в том числе и под эту композицию. Позже, в наш лучший год, шесть месяцев до свадьбы и шесть после, мы танцевали на турнирах, один раз заняли четвертое место (по словам Кристи, «первое среди прочих») на Новоанглийском соревновании по танцам в стиле свинг. Нашей песней была чуть замедленная версия «Буги шуз» «Кей-Си энд Саншайн бэнд».

Это не совпадение, думал я, наблюдая за ними, парнишкой в джинсах и футболке с круглым вырезом под горло и девчонкой в белой блузке навыпуск и вылинявших красных капри. Потрясающие волосы собраны на затылке в конский хвост – точно так же делала Кристи, когда мы выступали на турнирах. Только она надевала длинные белые гольфы и классическую юбку с пуделем[51].

Это не может быть совпадением.