Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Дивов Олег Игоревич Страница 34

Я уже заканчивал. Один блок был вынут, на его место поставлен запасной. Строго говоря, никакой необходимости в этом не было: замененный блок почти не глючил, да и глюки у него были терпимые, но я не мог придумать ничего лучшего, чтобы занять себя и держаться подальше от Инес. «Брендан» выскочил дальше от искомой планеты, чем я надеялся, и расчет показывал, что путь к цели займет сорок шесть суток, если не случится ничего непредвиденного. Я надеялся провозиться с починкой блока не менее суток, так что после этой работы осталось бы всего сорок пять. А вообще я был близок к тому, чтобы расчертить переборку над своей койкой на клетки и зачеркивать их одну за другой, как, по слухам, поступают тюремные узники.

Сначала я хотел было отказать Джеффу, но, глядя на его физиономию, сжалился.

— Вот ключ. Вынимай эти блоки по одному и аккуратно ставь вот сюда.

— А потом?

— А потом сдуешь с них пыль, внимательно осмотришь и аккуратно поставишь обратно.

— О, я осмотрю внимательно! И правым глазом, и левым! Придирчивым взглядом художника!

Я хмыкнул.

— Можешь еще в поляризованном свете. Фильтры вон в той коробке.

Он просиял, и некоторое время мы работали, если можно так назвать наше занятие. Потом Джефф вздохнул и высказал наболевшее:

— Нехорошо убивать женщин…

С этим тезисом я не спорил, но уже знал, чем он закончит фразу.

— …но как иногда хочется!

На это я ничего не ответил, а Джефф, помолчав, продолжил:

— Кто-то здорово ошибся, назначив ее руководителем.

— Допустим, — сказал я. — Но что мы теперь можем сделать?

— Поговорить, — предложил он. — Поставить… как это у вас говорят?.. вопрос ребром.

Именно ребром, подумал я. Гендерные вопросы — они всегда ребром, если вспомнить, из какого материала была сделана Ева. Но вслух сказал иное:

— Ага. И тогда по возвращении домой она напишет нам такие характеристики, что с ними нам останется только красить заборы. В присутствии инструктора. Хотя… она и так их напишет.

Об этом Джефф и сам догадывался. Наверное, он затеял этот разговор лишь для того, чтобы я первый предложил то, о чем он не решается сказать.

Ага, держи карман! Будь наш командир мужиком, я не отказался бы поговорить с ним круто. Возможно, мы втроем устроили бы саботаж и тихий бунт. Или шумный. Женщина — другое дело. Даже для Джеффа, хоть он и американец из незалежного Висконсина с остатками мозговых вывихов гражданина бывших Соединенных Штатов.

И вот что интересно: будь Инес уродиной, я бы, пожалуй, сделал вид, что она не женщина. А так — не мог.

Джефф — тоже.

Он так и не дождался от меня инициатив и, помедитировав на последний блок, водворил его на место, постным голосом сообщив мне, что замечательно провел время.

На следующий день ко мне в закуток явился Ганс. Этот делал вид, что еще и не такое выдержит, а по сути, просто рыдал мне в манишку, и я как мог утешал придурка. Ганс уверил меня, что выбросит Инес из головы, и удалился с глухими угрозами в ее адрес. В адрес Инес, понятно, а не головы.

Подслушивала нас Инес, что ли? Или и без слежки поняла, что на борту назревает революция? В чутье нашему командиру было не отказать.

Так или иначе, на какое-то время она стала справедливее относиться к Гансу, а наш лопух, понятно, сразу растаял. Джефф сказал мне, что не может смотреть на его блаженную морду, и я придумал для него ненужную работу, только чтобы он не заехал Гансу в ухо.

— Ты что, слабак? — прямо спросил я, увидев, что трудотерапия не излечила Джеффа. — Забыл, какой у нас был отбор на психологическую устойчивость?

— У нас и на психологическую совместимость был отбор, — парировал он. — А много ли толку?

— Все равно терпи.

— Это вы, русские, славитесь терпением, — обиженно заявил Джефф. — У вас оно в крови. Никто не может столько терпеть, кроме, может быть, китайцев с японцами. Но зато потом вы взрываетесь, и очень громко.

— А ты не дергайся раньше времени, — сказал я ему. — Тут ключевое слово — «потом». Это когда еще будет.

— Но ведь будет?

— А то как же. Вот вернусь домой и первым делом убью балалайкой первого встреченного на улице медведя.

Моя ирония не пришлась ему по вкусу. Слово за слово, и мы поругались. Даже я понимал ненужность этой склоки, а уж Джефф и подавно. Как врач экспедиции он имел некоторые познания в психологии. Наверное, он сумел бы погасить ссору, если бы только сам не был ее участником.

Вот потому и не сумел. И ему уж точно не следовало касаться моей внешности и моих родителей. Другой на моем месте, не врезав Джеффу промеж глаз, гордился бы своей выдержкой, но я-то понимал, что не врезал лишь потому, что растерялся. Не ожидал такого от Джеффа.

С этого дня наша жизнь внутри «Брендана» стала напоминать вязкий кошмар. Мы больше не собирались вместе за обеденным столом, а если иногда и делали это по приказу Инес, то поглощали пищу в мертвом молчании, чтобы потом разойтись по своим углам и угрюмо работать. Только и оставалось, что воткнуть себе в ухо горошину проигрывателя и целыми днями слушать записи из фонотеки. Я подсмотрел, что Инес занималась тем же. Ганс вышел у нее из фавора и имел вид побитой собаки. А «Брендан» столь медленно полз к планете, что хоть волком вой, хоть той самой собакой. Что вы хотите, такую тушу, как наш корабль, не вдруг разгонишь и не вдруг остановишь.

Тут по закону подлости должна была случиться какая-нибудь поломка, но есть на свете более универсальный закон: любая гадость всегда имеет и светлую сторону. Перелет до планеты прошел столь гладко, что хоть нарочно акцентируй на этом внимание в бортжурнале. Уверен, Инес так и сделала: бортжурнал ведь будет приложен к отчету об экспедиции.

Планета оказалась чуть больше Земли, а на вид почти такая же. Облака — значит есть вода. Мы вышли на орбиту и в разрывах облачного слоя разглядели океаны и материки раньше, чем нам их показал локатор. Правда, атмосфера не радовала изобилием кислорода, но он все же присутствовал! Значит — что? Фотосинтез? Жизнь? Первая обнаруженная людьми внеземная жизнь?!

Ганс и Джефф сделали вид, что безмерно счастливы, а что до меня, то Инес просто приказала мне стереть с лица кислое выражение: жизнь ведь! Не зря был построен «Брендан», не зря потрачены безумные средства, не зря мы подвергали себя опасности, проскальзывая в иные вселенные, ну и так далее. Я соорудил на физиономии такую слащавую улыбку, что Ганса передернуло. Что опять не так? Прекратить скалиться? Да я пожалуйста, я с удовольствием!..

Начали пускать зонды, пошла информация. Да, на планете была жизнь — примерно такая же, как на Земле миллиард лет назад. В океане преобладали одноклеточные, а на суше многоклеточных существ вообще почти не было — лишь водорослевые корки во влажных низинах и нечто вроде примитивных грибов, развившихся на тех же корках.

Примитивные грибы — это в общем-то плесень. Первыми на планету спустились Инес и Ганс, набрали образцов, вернулись, и я потом волей-неволей слышал их реплики. Из них мне стало ясно, что все влажные места на суше покрыты ковром из коротких — в сантиметр — серо-бежевых волосинок. Только-то. Если положить в сырой подвал хлебный батон и забыть его там на полгода, он станет примерно таким же. Стоило тащиться ради плесени за тысячу световых лет!

Нет, я-то помалкивал, во-первых, потому что мне вообще не хотелось ни с кем разговаривать, во-вторых, потому что биологам виднее, а уж нашему начальству и подавно. Скажи я словечко — Инес сразу поставила бы меня на место в самой обидной форме. Кто я такой? Бортинженер. Моя епархия — «железо» и софт, а никакая не плесень, волосатая там она или нет. Инопланетная? Ну, поздравим друг друга не от души, и вот что, ребята: не мешайте-ка мне работать.

И мы фальшиво улыбались и говорили фальшивые слова, мечтая лишь о том, чтобы поскорее вернуться домой и немедленно разбежаться прочь друг от друга. Как можно дальше. По-моему, каждый из нас изо всех сил старался продержаться, не доведя дело до взрыва. Я — точно мечтал.