Стратегия звездных флотов - Алексей Аникин Страница 38

Мак, отключив на всякий случай комлинк, чтобы их никто больше не слышал, - Жизнь вообще полна дерьма, а справедливости в принципе ней нет. Ты че щас раскис, я не понял? Поплакать решил мне в жилетку? Ну самое время! Дерьмовым царем ты будешь в том случае, если будешь вести себя, как тряпка. Давай, прекращай эту хуйню! Выполняй свои обязанности, как должно «спартанцу»! Мы на войне, если ты еще не понял!

- Мак… Мак… Мне кажется, я больше не могу. – сбивчиво заговорил Кэп, его взгляд затуманился. – Совсем не могу. Все же из-за меня, все умерли из-за меня, вся «Спарта» умерла из-за меня, я не справился, вовремя не понял, не предусмотрел!.. Прости меня Мак, я не должен быть царем. От меня только зло и смерть!

- Простить тебя, да ты охуел что ли?! Проси прощения у тех, кто умер, доверившись твоим решениям. Ты царь! Быть царем - посылать на смерть людей и нести за это ответственность! А сейчас ты хочешь сдаться, хочешь бежать?! Хочешь сбросить с себя ответственность за случившееся, потому что тебе плохо и ты слаб? Да кого волнует твоя ебучая слабость!! Ты не можешь, ты не должен бежать – иначе все эти смерти будут напрасны! Только сражаясь до конца, как должно истинному «спартанцу», ты сможешь быть достойным памяти тех, кто сейчас мертв! – Мак прижал его сильнее, - Соберись, Кэп, яйца в кулак! Сейчас не время для этого говна, сейчас время воевать и быть царем! Тебе быть, именно тебе! Даже блять не думай скидывать с себя ответственность! Никаких оправданий!

Слова Мака подействовали на Кэпа сильнее любого физического удара, он некоторое время молчал, слыша только биение пульса в своих висках.

- Это было жестоко, Мак, - только и сказал он тихо.

- Извини, Кэп, но у меня для тебя не найдется жалости. Только въебать могу, но и этого будет много. Сам разберешься! И вообще. Депрессия – моя прерогатива. И давай закончим с этими твоими душевными пиздостраданиями. Я тебе больше скажу, никому они даже не интересны. Они тупо нахрен никому не сдались. Сейчас от тебя нужно одно - чтобы ты повел людей вперед и дрался. Остальное можешь запихать себе в жопу, а лучше в жопу врагу – а враг у нас сейчас такой, что «Спарты» можно сказать почти не осталось… - Мак на секунду замолчал, желваки на его скулах вздулись, - Ладно, хватит.

Потом включил обратно комлинк, отпустив Кэпа.

- Эй, че у вас там, Мак? Уже пятое сообщение игноришь! – ворвался голос Эльдара.

- Все норм, мелкие технические трудности, - сказал Мак, бросив короткий взгляд на Кэпа, так и стоящего у стены в одной позе. – Что там у тебя, нашел что-то?

- Ага, есть! – сказал Эльдар, - Обломок «спартанского» «Корсара» и там кто-то вроде живой, отсюда плохо сечется.

- Отлично! Тогда мы подойдем, мы ближе. А вы с Гизмо ищите дальше, и заодно смотрите, чтоб никакая шваль не подкралась незаметно, - приказал Мак, и уже обращаясь к Кэпу, - пошли, вытолкнем из грузотсека твою спаскапуслу. Место занимает, надо освободить, чтобы принять выжившего.

Кэп, сгорбившись и молча, побрел в грузотсек, последовав за Маком.

Вдвоем, открыв створки грузотсека, они вытолкнули обгоревшую спаскапсулу Кэпа в открытый космос. Несколько секунд понаблюдав за ее полетом, они закрыли грузотсек и отправились обратно в рубку. Мак вывел на визор увеличенное изображение обломка «Корсара», который обнаружил Эльдар. По спаренным кормовым легким лазерам и символике флота, Кэп сразу узнал корабль Майсы. На обломке, как маленькое насекомое, удерживался человек в боевом скафандре – с такого расстояния не совсем было понятно кто это. Майса?..

Они подлетели ближе, Мак аккуратно подвел «Дракон» к медленно кружившему обломку «спартанского» корабля. Уже стало ясно, что выживший – не «спартанец». Это был Мантикор, обозначение флота и надпись «ЖАЛЬ» хорошо просматривались на визоре.

- Ну чтож, сейчас узнаем, правда ли это восставший Сен, - сказал Мак, маневрируя, чтобы подойти в удобное расположение для подбора. – Подберем его, раз он пока единственный, кто остался.

Вооружившись разрядником, Мак пошел в грузотсек, чтобы принять выжившего, Кэп остался в рубке, чтобы контролировать корабль. Кэп осторожно выдвинул «клешню» в сторону обломка – Мантикор перебрался на нее – и завел ее в грузотсек. Когда «монолитовец» оказался внутри, Кэп закрыл створки из рубки. Мак уже встречал Мантикора, направив на него ствол разрядника. Но тот был безоружен, точнее в одной руке был только обломок катаны, который он зачем-то продолжал держать, вторую катану он потерял при бегстве со «Стальной Ярости».

- Ну-ка, снимай-ка шлем! – скомандовал Мак, внимательно рассмотрев его темное забрало с «зубастой» голограммой, - и брось нафиг этот кусок железяки, не нервируй меня. У нас тут без шуток.

Мантикор повиновался. Откинув в сторону обломок катаны, сломанной «каранаргом» Майсы, он вслед за этим снял и шлем.

Истинное лицо лидера «Монолита» открылось.

- Ну привет, Мак, - сказал Мантикор своим реальным голосом, без искажения транслятором, - И тебе привет, Кэп.

- Ну что, я охуевлен!.. – воскликнул Мак, увидев кто это и сразу узнав, он опустил ствол оружия, - Твоюжмать, Спэйс, ты!

- Ага, как-то так, я, - ответил бывший воин фаланги «Тритон», - Давно не виделись.

Часть 1.14 После всего

- Обстоятельства для встречи стремнее не придумаешь, но я рад тебя видеть после стольких лет, и рад, что ты жив, - сказал Мак, как будто заново рассматривая Спэйса, - А ты ничего! Похужал и возмудел, смотрю. Ну, рассказывай, как ты докатился до жизни такой?

- Да как… После того замеса на Корвусе, меня, сбитого в спаскапсуле, подобрали люди добрые, и отвезли на Веруну-7. Все тогда очень рвались продолжить бой с элитами до победного конца, ну и меня, как «спартанца», быстренько подлатали и даже собирались дать корабль. Такой был общий энтузиазм. Только немного позже, стало ясно в какую огромную жопу мы все катимся. И что продолжения войны не будет, и никому оно не надо, - ответил Спэйс. – А дальше, если коротко, застрял я там на некоторое время. Связи не было, из-за разрушения Кора все прыжковые маячки повредились, я даже не знал, где остальные «спартанцы» и что с ними. Лететь узнавать наугад не стал, да и корабля не было – когда всеобщий пыл поутих, раздумали меня