Стимпанк! (сборник) - Блэк Холли Страница 38

Той зимою дел по горло стало у всех, особенно у тех, кого хлебом не корми, дай только сунуть нос в чужое дело. Слухи клубились над городком, словно пар: того и гляди вскипит. На плантациях рубили тростник, и очистные заводы не останавливались даже на ночь: работники продолжали трудиться при свете свечей. Под ветром с моря весь город пропах карамелью. Пролетая над заливом Разбитой Короны, над портом и заводами, ветер врывался в город и смешивался с запахами садов и субботнего рынка, вливая в ароматы цветов и фруктов тягучую карамельную сладость.

Гефсимания была городом садов. Растительный перегной, копившийся миллионы лет, и многометровый зольный слой образовали здесь рыхлую плодородную почву, податливо расступавшуюся под мотыгой. Местные всегда говорили о почве с особым пиететом, словно о каком-то полубоге, точь-в-точь как в портах на высоких широтах говорят о погоде. Одним словом, почва не сходила у них с языка, но инженеров, прибывших на борту «Джона Бартоломью», интересовала только зола: где да как она залегает и до какой глубины. Для горожан слово «зола» заключало в себе лишь простой практический смысл: «белая зола», она же поташ, служила для производства фарфора, а древесная зола входила в состав пороха. Боготворя свою почву, они при этом не задумывались, из чего она состоит и что находится под нею. Тем не менее местные власти – мэр и шериф, владельцы и управляющие заводов и плантаторы, чьи летние усадьбы раскинулись на нижних склонах Гефсиманского холма, встречали инженеров с распростертыми объятиями, потому что все они мечтали, чтобы из их городишки вырос настоящий большой город, точь-в-точь как дыня – из семечка. Но за банкетными столами толковали не о деньгах, а о прогрессе, о плодовитом будущем. И все сходились на том, что Гефсимания – сущий рай на земле. Еще первые колонисты обнаружили здесь целебный климат и необычайно радушных туземцев, охотно разделивших с белым человеком дары своего острова: кистеухих свиней и жирную дичь, плодовые деревья и нерукотворные купальни горячих источников. Колонисты принялись рыть колодцы для своих бань и прачечных и быстро поняли, что пользу, пусть хотя бы в виде природного тепла, местная земля приносит даже на бесплодных участках. И вот теперь, чуть не лопаясь от гордости за свои богатства, городок приветствовал инженеров и геологов, собиравшихся извлечь из земли всю ее тайную мощь: пробурить скважины и докопаться до могучих источников пара, которые станут вращать турбины и вырабатывать электричество. И тогда очистные заводы смогут работать день и ночь, а город засияет всеми огнями, как чистый, яркий самоцвет на глади Тихого океана.

Рука об руку с пересудами о горячих источниках шла еще одна новость, изрядно подогревавшая сплетников. Главный инженер проекта, мистер Маккагон, оказался человеком дерзким и целеустремленным до свирепости, что островитянам было непривычно: между местными плантаторскими семействами давно устоялось равновесие сил. Многие склонялись к тому, что в руках Маккагона – ключ к грядущему процветанию острова.

Главный инженер был не такой, как все. Его повсюду приглашали, придирчиво оценивали и находили достойным восхищения. Не прошло и пары недель, как поползли слухи, что он положил глаз на Сильвию, дочку мэра. А вскоре Сильвия и сама подлила масла в огонь: кое-кто заметил, как однажды ночью, переодевшись в мужское и надвинув шляпу на самые глаза, она прошла быстрым шагом по переулку за Рыночной площадью и юркнула в калитку перед ведьминой лачугой.

Ведьма, хорошенькая девица на вид не моложе шестнадцати, но никак не старше двадцати, жила здесь уже около года, торгуя бальзамами и любовными талисманами, а еще, как утверждали сплетницы, средствами для выкидыша, снотворными настойками и колдовскими зельями, вызывавшими сны о том, что гефсиманцы побогаче могли увидеть въяве, посетив большую землю – Саутленд, державший Кандальные острова под своим протекторатом. Как зовут ведьму, никто не знал, а ее служанка, та самая белоглазая немая, была, по слухам, живой покойницей.

Обитатели дорогих особняков на набережной, люди здравомыслящие, пытались указать на логические прорехи в этих сплетнях. На кой черт дочке мэра любовный талисман, если Маккагон уже и так на нее заглядывается? И (добавляли шепотом) на кой черт ей средство для выкидыша, если они с Маккагоном знакомы всего пару недель? А что до служанки маленькой ведьмы, то какая же она зомби? В конце концов, полгородка видело, как она спускается с горы рука об руку с тем пожилым моряком, или кто бы он там ни был. Местный доктор за бокалом чая со льдом с местными светскими дамами заметил, что все девчонкины зелья – это просто опиум, дурман и грибы-псилоцибы. Так что она или искусная травница, или просто не боится ставить опыты на клиентах. Все это доктор сказал, чтобы пресечь нелепые сплетни, но семя сомнений в его собственной душе проросло и пустило ростки соблазна. Через несколько дней, под вечер, он сдался и сам отправился к ведьме. Он утешал себя мыслью, что хочет всего лишь раздобыть образцы ее доморощенных снадобий для химического анализа, но после вынужден был признать, что девчонка производит впечатление. Она поразила доктора своей ужасной, холодной суровостью, а ее служанка, высокая и тощая, как скелет, неподвижно простояла в углу на протяжении всего разговора, не подавая ни единого признака жизни, – словно старые напольные часы, остановившиеся от износа, подумал доктор.

Откуда мы знаем, о чем думал доктор, спросите вы? Ну, как вам сказать… одним словом, он выжил. По счастливой случайности он как раз отправился оперировать на другой остров архипелага, где тоже была большая колония.

Две круглые гавани – Голгофская и Гефсиманская – служили «браслетами» Кандальных островов. Два города соединялись друг с другом 150-мильной «цепью» из плоских островков, засаженных сахарным тростником, по которым, через плантации и соляные марши пролегала пунктирная дорога.

Сто пятьдесят миль. Так что в Голгофе времени на эвакуацию хватило.

И доктор выжил и поведал миру свою историю. Выжила и Алиса Льюис. Тот день застал ее в море, на пути в Саутленд, куда отец отослал ее за ночные похождения с Сильвией, Алисиной подругой. Алису видели тогда вместе с переодетой Сильвией, и заметили, как обе они входили в ведьмин дом. Алиса поклялась подруге хранить тайну и сдержала слово, даже когда отец пригрозил отослать ее в пансион. Она так ничего и не сказала – и отец доказал, что тоже слов на ветер не бросает. Когда известие настигло ее в пути, Алиса поняла, что до их с Сильвией приключений теперь никому не будет дела.

Именно Алиса первой заговорила с ведьмой – просто чтобы подразнить подругу. Они ходили по рынку и вдруг заметили в толпе эту заносчивую девчонку с корзиной на сгибе локтя. Она подолгу задерживалась у каждого прилавка, рассматривая товар; торговцы сердились, но молчали. Толпа расступалась перед девчонкой, словно по волшебству, а изможденная служанка с каменным лицом следовала за ней как тень.

– Смотри-ка, ведьмочка! – воскликнула Алиса. – Может, она сварит тебе любовное зелье? – И увернувшись от Сильвии, отчаянно замахавшей на нее руками, побежала вдогонку за ведьмой. Алиса знала, что Сильвия любит поговорить о мистере Маккагоне, но не знала, что ее подруга терпеть не может напрасных надежд.

Проследив за ведьмой по дороге с рынка, Сильвия дождалась, пока прохожих вокруг станет поменьше, и наконец заговорила с ней, забежав спереди, чтобы не оказаться лицом к лицу с этой ее жуткой служанкой, чернокожей и белоглазой.

– Прошу прощения, – обратилась она к ведьме, – но одной моей подруге нужно любовное зелье. Вы не могли бы ей помочь?

И ведьма сказала Алисе, где она живет и когда к ней можно прийти.

Перед ведьминой лачугой был дворик с плетеной калиткой, а вместо забора вокруг возвышались в несколько ярусов пустые куриные клетки из серебристой древесины эвкалипта, с такими частыми прутьями, что заглядывать с улицы во двор было без толку. Если бы калитка не скрипнула, предупредив о приходе гостей, Алиса и Сильвия могли бы подслушать, как ведьма говорит своей мертвой служанке: «Ну что, сгодится? Отвар крепкий, так что на вкус будет страшная мерзость, но желудок стерпит. Все как ты сказала». А мертвая служанка ответила бы на это: «Я сказала: “Должно быть мерзкое на вкус, но чтобы юную леди не стошнило”». А ведьма бы воскликнула с упреком, но ласково: «Мария! Ты опять!..»