Стратегия. Экспансия - Денисов Вадим Владимирович Страница 38

— Свежак! У пиратов вчера забрали, на Волге. Две обоймы всего запаса, и больше к нему маслят нет. Ну с патронами не проблема, любыми. Выписываем.

Этого ствола капитан из рук уже не выпустил. Понятно…

— «Спрингфильд» один имеется, тоже трофейный, — продолжил Сомов. — Состояние хорошее, даже удивительно, как его зусулы не загадили. Патроны все твои, капитан, сколько сняли. Ну и на закуску…

Похоже, название «зусулы» к таинственным бандам вскоре приклеится прочно.

Гоблин положил на стол два «убитых» АК-47. Последний, нормальный «калаш» мы таки зажали — что за дележ такой, если он вообще без жабы?

— Братаны, извиняйте за внешний вид стволов — что наварили, тем и делимся, — как бы оправдался перед берлинцами Сомов. — Не знаю, сможешь ты там целое отколупать или нет. Но стреляют! Магазина всего четыре, полные. Если одобришь и возьмешь на вооружение, дадим еще патронов, из своих запасов.

Тут оба немецких вояки встали, сдержанность кончилась.

Истосковавшиеся по стреляющему железу руки щупали стволы, в сторону рядками начали откладываться составные части оружия. Рольф послюнил палец, прижал к ствольной коробке АК, посмотрел на мокрое пятно. Не морщась, заглянул в ствол, не смутился состоянием дерева, мятыми магазинами. А ручки-то трясутся. Но он рационалист, смотрит не на состояние автомата — что уж там оценивать, все на виду, — а только голую функцию, как и стоит поступать в таком безвыходном положении.

— Они будут стрелять, — заявил капитан. — Это же «Калашников». Почистим, постираем, помажем.

И вдарил длинной немецкой фразой по замершему рядом коллеге, из которой я понял, что румяному воину даден приказ, как-то связанный со словом «искупать» или «намочить».

После того главком Вермахта повернулся к нам, и мы заметили, как изменилось его лицо: ничего себе, сразу получить девять стволов! Это самый настоящий рывок из каменного века в двадцатый. Как-никак, но с таким вооружением уже можно держать замок, никакая примитивная банда анклаву уже не страшна.

— Хомбре, это лучший подарок в моей жизни, — просто и искренне признался вояка, — вряд ли когда-нибудь я смогу отдариться так же.

— Забей, на, братан, — великодушно посоветовал Гоблин.

Сомов отжигал, и свет рампы ничуть не слепил его.

А мне опять пришлось переводить. Да чтобы прилично было.

На вооружении анклава состоят лишь длинные, метр восемьдесят, луки английского типа — «longbow» — из тисового дерева, его в этих краях растет предостаточно, по обоим берегам Волги. «Лонги» немцев похожи на самодельные, тисовые же, луки сербов, но еще длиннее. Натренироваться на таком «тренажере» до уровня приемлемой точности стрельбы — адский труд, но они это сделали, практически все мужчины анклава могут сшибить стрелой косулю на дистанции пятьдесят метров. Стрелы из тополя, само собой. Как выяснилось, в анклаве есть этнограф, проработавший многие годы в Якутии, поэтому с изготовлением стрел проблем больших не было: он первым делом сделал традиционные «стрельные» северные струги. Точность боя такие стрелы обеспечивают средненькую, но этого хватает для охоты и сдерживания врага на средних же дистанциях. Однако о каком-то маневренном бое в лесу, как и тактических перемещениях, тут говорить не приходится, такой лучник — воин-стационар. Забирайся на ветки дуба, как товарищ Робин Гуд, и выжидай. Но у противников-то — огнестрел!

Теперь ситуация изменится.

Однако, как говорят в длинных и нудных рекламных роликах про чудо-овощерезки: «Но и это еще не все!»

— Знаете, ребята, а пулемет мы вам не дадим, — сказав сие, Сомов тут же поднял руку в успокаивающем жесте, ибо немцы быстро забормотали что-то, типа: «Так мы ж без претензий, чесноки, что мы, без понятий, что ль…»

— «Максимка» вам в аренду пойдет, кормовой пулемет нашего «Дункана» — судовое имущество, между прочим. Это модернизированный вариант, горловина широкая, чтобы снегом можно было кожух забивать. — Он вытянул ладонь к бургомистру и пояснил: тот же наверняка должен помнить те страшные и славные дни. — После Сталинграда опыт реализовали.

Так, хорош, нужно говоруна перехватывать…

— Ну и особый подарок вам, от подразделения сталкеров! — Я встал и торжественно вручил капитану альпийских стрелков, словно киндер-сюрприз ребенку, гранаты: «эфки» и «эргэшки», по паре.

Все, Миш, сделали мы дело, вооружили братанов как могли.

Теперь можно ждать люлей от Сотникова, если что не так.

Пулемет у Коломийцева реквизировать, пусть даже на время, оказалось непросто. Любой, кто знает нашего капитана, легко может представить, что за словеса полились из его уст в ответ на предложение лишить его крейсер кормового плутонга. А был нужен именно «макс», способный бить длинными очередями. Пришлось уговаривать и обещать, несмотря на то что Коломийцев и так все прекрасно понимал. Ну забрали, в том числе и станину, заботливо захованную в загашник Корнеева.

— Че сидим, мужчины? — спросил Гоблин. — Пошли наверх, поставим «макса» на башню. Водрузим его, геноссе Рольф, и никакая падла на твою поляну в радиусе километра не выйдет без очень низкого поклона.

Пулемет нести немцы нам не дали. Тут же появились остальные бойцы, похватали оружие, «макса», станок, даже короба с патронами не доверили нести.

Одеты — кто как, какое уж тут единообразие: что нашли в единственной обнаруженной поблизости «локалке», то и носят.

Дежавю.

Оказывается, «дежавюшность» бывает двух типов воздействия, что никак не зависит от содержательности. Не так давно, но еще в той жизни, приехал я из Нижнего в Городец, на родину, к бабке. И полез на чердак старого дома — давно планировал это сделать. Там хранился некий личный архив: старые школьные и частично более поздние фотографии, мальчики и девочки из прошлого, вещи того времени, объекты давних увлечений — первый собранный своими руками радиоприемник, старая гитара, моторчик от мопеда, магнитофон «Яуза». В общем, много чего.

Думал, вытащу и перевезу в городскую квартиру.

Достал, сел там же, на чердаке — а время вокруг меня как будто остановилось, замерзло, ничто не напоминает о двадцать первом веке, о возрасте, о жизни нынешней… Нахлынули образы, события, картинки — и мне уже было не разобрать, какие из них происходили реально, а какие сгенерированы только что, матрично.

И стало мне плохо. Неожиданно, да? Казалось бы, чего там…

Но ожидаемой нормальной ностальгии — светленькой — не возникло, почему-то возник страх — неужели мне опять придется переживать все заново, все обретения и утраты, ошибки малые и крупные? Не хочу! Не хочу в то время! Пусть молод был, пусть весь мир в кармане — не хочу. Шагов назад не хочу. Парадокс: молодое былое напугало меня больше будущего старого. А это неприемлемо.

Слез я с чердака.

Оставил все на месте и уехал.

Вот и здесь — дежавю.

Елки-палки, опять начало! Начало групповой робинзонады. Хотя… Не бывает групповых робинзонад, как не бывает Коллективного Холостяка. У Дефо робинзонада закончилась с появлением Пятницы.

Опять ни хрена у нас нет, все предстоит добывать, выбивать, вышибать и отбирать, разведывать, натыкаться, зачищать и воевать за новое свое… Да еще и внешней помощи нет, нет Канала, давайте уж, человеки разумные, сами как-то.

Однако же именно сейчас я не ощутил того «городецкого отторжения» — ощутил азарт! А, давай! Ну что же, давай еще раз, морда твоя Смотрящая! Теперь мы пройдем еще не пройденную дистанцию куда как проще и умнее, не сбивая ног и не загоняя легких в спазм от постоянного «успеть бы…».

Азарт у меня! Подходите, гады, кто на новенького!

Русские пришли, помогать будем.

Пока мы пили чаи, пытались связаться с анклавом и в манере нищего, хвастливо передающего жалкие дары еще более нищему, держали зал, немецкие ребята успели выложить по центру верхней площадки донжона тумбу, на которую и встал пулемет. Красота!

Теперь никто им не страшен, прежде всего — зверь.