Видения - Галихин Сергей Владимирович Страница 39

Андрей Прокофьев с трудом закончил институт, хотя был совсем неглупым человеком. «Холодный прагматик, как хорошо сбалансированный нож», – сказал про него однажды профессор Нестеров. Прагматизма студенту действительно было не занимать. Вот еще бы прибавить сдержанности и убавить высокомерия в общении с окружающими. Ему прочили великолепную карьеру, если он немного поработает над своими манерами и неуемным самомнением. Он всегда считал, что знает все лучше других, он не принимал в расчет ничье мнение, если оно ему не нравилось. Но работу в корпорации Прокофьев получил исключительно благодаря своим интеллектуальным способностям.

Артемьев заметил его на одном из чемпионатов по программированию и взял под свое крыло. Подающий надежды студент переехал в однокомнатную квартиру на окраине Москвы и получил в свое распоряжение современную компьютерную технику. В то время Артемьев поддерживал около дюжины талантливых людей, в чье будущее, в чей ум, который со временем, несомненно, принесет миру огромную пользу, он верил.

– Как поживают наши недоброжелатели? – улыбаясь ни к чему не обязывающей улыбкой, поинтересовался Артемьев.

– Не очень хорошо, если судить по качеству предпринимаемых ими действий, – не уловив настроения начальства, ответил Прокофьев. – А если учесть то количество несерьезных, я бы даже сказал, наивных попыток прорвать нашу защиту, они просто в отчаянии.

– Они что же, наняли лохов, решив взять нас количеством? – удивился Артемьев.

– Похоже, что так.

Артемьев на секунду задумался.

– А если предположить, что просто увеличилось количество желающих проверить нас на прочность? Информация становится все более доступной. Технологии – все более сложными, но в то же время более дружелюбными к пользователям. Купив универсальный программный конструктор и немного подправив его, прочитав пару книжек Спока, вполне может поймать иллюзию, что ты хакер.

– Есть и такие. Но отличить спонтанные атаки от срежиссированных акций несложно. Достаточно проанализировать программный код инструмента, которым пользуются для вторжения, просмотреть хронологию пингов технических шлюзов. Ну а засечь перебор пароля вообще задачка для восьмого класса.

– На что они рассчитывают? – спросил Артемьев. – Уж не думают же они, в самом деле, что мы настолько наивны, чтобы только прикрыть дверь, не повесив на нее замок?

– Одно время я считал, что это отвлекающий маневр, чтобы мы в общем шторме не смогли засечь основную волну, но позже отказался от этой мысли. Увеличение количества атак за последние четыре месяца связано исключительно с появлением на рынке новых программных конструкторов.

Артемьев задумался на несколько секунд и сказал:

– Хорошо. Допустим, эта теория применима к мегаполисам. Но, черт возьми, на периферии нет столько компьютерных умников, сколько было попыток взлома наших региональных серверов.

– В любом пособии для начинающего хакера написано, что первое, чему нужно научиться после освоения простейших крек-программ, – это путать след. Вменяемый хакер никогда не полезет в чужой компьютер напрямую.

– То есть вы хотите сказать, что периферийные атаки на самом деле пыль в глаза? – спросил Артемьев.

– Именно так, – подтвердил эксперт.

– У меня есть данные, что в нашей корпорации работают чужие агенты. Охотники за промышленными секретами.

Прокофьев хмыкнул.

– Я бы удивился, если бы их не было.

– Я бы тоже, – согласился Артемьев. – Такова жизнь. Если у кого-то что-то есть, всегда найдется кто-то, кто захочет это взять без спроса. Я даже не удивился, когда мне сказали, что мой ведущий спец по компьютерной безопасности на самом деле работает против меня.

Валун за валуном, от потолка и до пола, окружающие стены стали сменяться унылым камнем Бастилии. Бесшумно отворилась кованая дверь, и в нее тихо вошли шестеро накачанных молодцов с приветливыми лицами серийных убийц. Прокофьев видел то же самое, что и Артемьев. Егор принудительно заблокировал отключение чипа Видений, вживленного в голову компьютерного гения.

– Что вас больше разозлило, – равнодушно спросил Прокофьев, – то, что я работаю против вас, или то, что вы меня так поздно разоблачили?

Артемьев не ожидал увидеть такую редакцию и поэтому немного растерялся. Он действительно разозлился. Этот самонадеянный юнец сидел в его кабинете в окружении шестерых головорезов из службы безопасности и словно насмехался над ним, в то время как трансформация действительности под Бастилию совсем не должна была придавать ему оптимизма.

– Ты сумасшедший или идейный? – наморщив лоб, спросил Артемьев.

– Такие, как вы, принесли в мир заразу Видений, испоганили душу трем миллиардам жителей Земли и называете сумасшедшим меня?

– А ты, значит, мессия, который очистит мир от скверны? – сделал вывод Артемьев.

– Я человек. Один из тысяч, что принесет свободу своему народу.

– Свобода для всех, счастье для каждого, – устало пробормотал Артемьев.

– Вы знакомы с программой нашей партии? – вскинул брови Прокофьев. – Свобода от власти. Свобода от принуждения. Свобода собраний…

– Первые три постулата классического анархизма, – парировал Артемьев. – А в остальном-то те же правила, что и в демократическом строе. Так что не удивил.

– К черту ваш анархизм и демократию. К черту монархию и диктатуру. Они все дискредитировали себя. Эту планету спасет только Великий Люфт. Нужно расшатать закостенелое сознание этого мира. Нужно сорвать заскорузлую корку, которая ограничивает свободу.

– Все, что ты сказал, это борьба ради борьбы. Ради процесса, но не ради цели.

– Все, что я рассказал, это борьба ради свободы человечества от Видений, – отозвался Прокофьев.

– Ты знаешь, я много раз слышал именно такие речи, – сказал Артемьев. – Но это только речи. Понимаешь? Слова. Звуки. И больше ничего. Вам нечего дать обществу взамен.

– Мы и не планировали ничего давать взамен. Мы поможем человеку освободиться. Дальше он сам. И почему мы вообще должны давать что-то взамен?

– Подожди, – удивился Артемьев. – Нравится тебе это или нет, но у общества сейчас есть Видения. Понимаешь? Они нравятся обществу. И это не просто слова. Мы никому ничего не навязываем. У нас свободная продажа. И потребители сами решают, что им нужно, а что нет. Они выбирают продукт. Они платят за этот продукт. И продукт иногда совсем не дешевый.

– Видения ведут к разрушению личности и общественного строя.

– Да плевать народу на твое мнение об их жизненном выборе. Я против монархии. Даже конституционной. Но если граждане Монако считают, что в их стране должна быть монархия, – это их право.

– Мы говорим не про Монако, а про Россию.

– Именно. Тут кроме сектантов Люфта живут еще и нормальные люди. И им нравится так жить. Им нравится жить с Видениями. Они имеют право на выбор. Ты считаешь президента диктатором, а они хотят, чтобы у них был диктатор президентом. И плевать им на твои представления об их свободе и счастье. О своей свободе у них есть свои представления. Свои планы на собственную жизнь.

– А мне нет дела до их представлений. У меня тоже есть взгляды на то, какая жизнь должна быть в моей стране. А до воспаленного общественного мнения мне нет никакого дела.

– Как это? – удивился Егор. – Ты же борешься за его счастье?

– Пустой у нас с вами разговор получается. Я знаю главное: Видения нужно разрушить. И мы не остановимся.

– Почему их нужно разрушать? – Артемьев искренне хотел услышать ответ. Он искренне надеялся разгадать логику, мечтал разобраться в мотивации людей, желающих разрушить корпорацию. – Видения человек выбрал сам. Строго говоря, это последнее, что у него осталось. Нельзя отнимать у человека последнее.

– Я так не думаю.

«Черт возьми, он опять ошибся. Вся риторика о вселенской свободе – банальная ширма, скрывающая личные корыстные цели».

– Хочешь, я продиктую тебе номера шестнадцати счетов, на которых ты держишь все свои деньги? – неожиданно спросил Артемьев. – Огромные деньги. Я столько не платил. За что же тебе их дали?