Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Ример Людмила Страница 4

Взволнованный Грасарий не замечал, что Енария откровенно наслаждается его нетерпением и растерянностью.

– Кто? – Голос прозвучал хрипло и не в меру резко.

– Бриллиантовый балбес, которого едва не обвинили в том, что он ублажал жену одного Корстака, хотя он в это самое время кувыркался в постели с женой другого. Бывает же такое… Надеюсь, хоть твоя-то корова не от него понесла?

Грасарий подскочил и заметался по комнате, стараясь унять охватившее его возбуждение. Если ему удастся доказать, что Мирцея путается с Галиганом Освелом, то можно заставить некоторых членов Совета усомниться в том, что Патарий является Корстаком и, следовательно, Наследником трона. А это уже было серьёзно.

Мужчина остановился и посмотрел на старуху. Долгая беседа утомила её, она откинулась на подушки и закрыла глаза. Не отрывая глаз от её лица, Грасарий сел на скрипнувший стул. Енария приподняла веки и прошелестела:

– Армия – это хорошо… но тебе нужен Главный сигурн… Делай, что хочешь, но жени своего Динария на Осмиле… А теперь уходи, милок… и прощай…

Когда дверь за гостем закрылась, старуха вздохнула и сложила на груди свои тонкие, почти прозрачные пальцы.

«Недалёк… а с виду казался умнее… Но клюнул же… Глядишь, и другие члены Совета не удосужатся сосчитать, сколько было лет Галигану, когда он мог стать Патарию отцом… Вряд ли больше двенадцати… – На её бледных губах застыла язвительная усмешка. – Проклятая немочь! Как не вовремя свалила меня с ног… Что ж, придётся издали наслаждаться предстоящей заварушкой. Надеюсь, этот бычок последует моим советам и быстренько начнёт рыть землю вокруг гадюки… если не рогами, то копытами уж точно…»

Никита

Скрючившись так, что коленки касались подбородка, Никита тесней прижался спиной к лежавшему рядом Дарту. Но это помогало мало, и парнишка дрожал от холода под куском грубого холста, служившим одеялом всем троим. Ледяной ветер, уже вторые сутки дувший с моря, легко пробирался сквозь трещины в каменных стенах сарая и свободно разгуливал внутри, шурша подвешенной у самого потолка вяленой рыбой.

Вот и сейчас порыв ветра просвистел в узких щелях и нахально мазнул по щеке ледяной лапой. Никита попробовал натянуть холстину на голову, но Тван, лежавший с другого края, мгновенно пресёк это безобразие. Ну и ладно. Оставалось подождать ещё часок, и наступит его очередь лежать в середине и греть бока о тела своих товарищей.

В этом сарае, стоящем на самой окраине Ундарака, они ночевали уже третью ночь. Кроме них здесь ютились ещё четверо: постоянно кашляющий мужичок с клочковатой бородёнкой и свёрнутым набок носом, представившийся всем как Садуня; испуганная девушка лет семнадцати с братом – худющим вихрастым парнишкой десяти-одиннадцати лет в драной старенькой шубейке, которая была ему впору лет пять назад.

Брата с сестрой звали Мугрин и Ортисса. Они почти не разговаривали с другими обитателями сарая, о чём-то всё время перешёптываясь между собой. Садуня, страстно любивший поговорить и знавший, казалось, всё и обо всём, в первый же вечер доложил друзьям, страшно шепелявя и брызгаясь слюной через давно выбитые передние зубы, что брат с сестрой – дети вейстора Досарты, одного из богатых городов Митракии.

Их отец полгода назад пропал на охоте, мать умерла ещё раньше, в ту страшную зиму, когда едва ли не вся Нумерия валялась в лихорадке. Дети остались одни, чем сразу же воспользовался их родной дядя, брат отца, Венар Паккам. По закону он стал опекуном несовершеннолетних племянников, а чтобы они совсем уж не мешали, устроил сироток в маленькой сторожке, где вскоре внезапно случился пожар. И громко рыдал потом над закрытыми гробами «несчастных, несчастных деток».

Но, кроме полного отсутствия чести и совести, дядя страдал ещё и просто патологической жадностью. Единственное, за что ему всё-таки можно было сказать «спасибо», – он не уморил брата с сестрой в той сторожке, а продал племянников лихим людям за десять литов. С одним условием – эти двое больше никогда не должны появиться в Митракии.

Четвёртый сосед пришёл вчера вечером. Точнее, его принесли – избитого, с заплывшим левым глазом и запёкшейся на светло-русых волосах кровью. Подручные хозяина сарая бросили его, как мешок, в угол и ушли, громко ругаясь и костеря на чём свет стоит какого-то Торвина, подсунувшего им этого не в меру шустрого засранца.

Сердобольный Садуня присел около парня, подсунул ему под голову набитый соломой мешок и прикрыл избитого дырявым куском ткани. Парень стонал весь вечер, а к полуночи затих, только иногда всхлипывая и вздыхая.

Никита открыл глаза – от холода никак не получалось заснуть. Брат с сестрой спали, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись драным одеялом. Садуня похрапывал, задрав кверху бородёнку и выводя носом немыслимые рулады.

«Везёт же некоторым… умудряется спать в любом месте… наверно, вниз головой подвесь, и то дрыхнуть будет… Чёрт, как же холодно…»

Ветер снова пошелестел рыбой и попробовал пролезть под дерюжку. Никита сунул руки под мышки и пошевелил пальцами ног. Если завтра пойдёт снег, они тут запросто околеют. А сволочи, закрывшие их в этом конченом сарае, спят сейчас в тёплом доме, сытые и довольные жизнью. Ага, а пленники остались живы в горах – вот пусть и подавятся своим счастьем! Уроды…

Едва они спустились в долину, Морда мгновенно упрятал куда-то своё добродушие и весёлость, и они с Жилой мигом связали ребят. Ещё два дня они шли вдоль реки, пока не добрались до небольшого селения, состоявшего из нескольких убогих лачуг.

Хозяин самой приличной из них, владелец оставленной по ту сторону скал лодки, обычно помогал Морде – естественно, не бескорыстно – доставлять добычу до Ундарака. Вот и сейчас Морда притащил пленников прямиком к его домишке. В дверях соседних лачуг замелькали любопытные жители, но разбойника это нисколько не смутило – в этом забытом всеми Богами краю люди привыкли не совать свой нос в чужие дела и не задавать вопросы. И осуждать кого бы то ни было – мало ли что…

Хозяина дома не оказалось, но его жена, разбитная бабёнка с хитро бегающими глазками, весьма радушно встретила старых знакомцев и, быстро определив пленников в лодочный сарай, принялась угощать столь неожиданных гостей.

Никита с друзьями, проглотив скудный ужин, вскоре услышали, как разгорячённые вином и обществом женщины Морда с Жилой подрались, правда, благоразумно не схватившись за мечи. А потом как-то затихли – видимо, хозяйка смогла-таки примирить их обоих на своём дородном теле.

Заморока, хозяин лодки, появился только на утро следующего дня. Невысокий, плотный мужик с рыжей шевелюрой и такой же рыжей, но уже с проседью, бородой первым делом поставил фингал своей драгоценной супружнице, особо и не возражавшей против очевидных фактов – это ж надо было так утомиться, кувыркаясь в постели с двумя мужиками, чтобы не услышать, как собственный муж топает по комнате!

Пнув напоследок пышный зад жены, метавшейся в поисках брошенной впопыхах юбки, Заморока мило поздоровался с несколько смущёнными Мордой и Жилой и спокойно сел обсуждать с ними очередную поездку в Ундарак – дело есть дело.

Провинившаяся баба, кое-как прикрыв платком наливающийся синевой глаз, начала споро собирать на стол выпивку и закуску, и уже через час в домике опять царили мир и всеобщее согласие. Ещё спустя часок дверь сарая распахнулась, и на пороге возникли стоящие в обнимку Морда с Заморокой.

Заплывшие жирком глаза с красными прожилками с интересом оглядели сидевших на днище перевёрнутой старой лодки пленников. Заморока слегка покачнулся, покрутил в воздухе пальцами и ткнул указательным в Дарта:

– Этот! – Голос у лодочника был неожиданно тонким, никак не вяжущимся с его крепкой фигурой.

– Не-а! – Морда оглушительно заржал. – Не угадал! Говорил тебе – нечего со мной спорить! Развязывай свой кошель и гони сюда два моих дарка! Эх ты, Заморока!

Хозяин обиженно засопел и, плюнув под ноги, уныло зашагал к дому. Морда окинул пленников весёлым взглядом, ещё раз хохотнул и прикрыл дверь. Снаружи загремел засов.