Ассимиляция - Вандермеер Джефф Страница 41

Снова послышался шепот, он инстинктивно протянул руку через кровать, чтобы коснуться плеча или груди своего любовника, но пальцы нащупали только простыни. Чарли не было, он еще не вернулся с работы и появится не раньше чем через неделю. Саул не мог сказать ему правду о том, что все еще чувствует себя неважно, что это не какая-то обычная болезнь, которую мог бы диагностировать врач, нет, это что-то затаившееся у него внутри, ждущее своего часа. Параноидальная мысль, и Саул это понимал. Конечно, это была простуда, или, как сказала доктор, воспаление пазух. Обычная зимняя простуда, он болел так и раньше, только теперь добавились потливость и стихи – из него сыпались странные проповеди, всплывавшие в сознании, стоило ему расслабиться. Все постигнет откровение и возликует, открыв знание зловонного плода из руки грешника, ибо нет греха ни во тьме, ни в свете, которого семена мертвецов не смогли бы простить.

Он резко сел в постели, подавляя новый приступ кашля.

В маяке кто-то был. Не один человек. И они перешептывались. Или даже кричали: звуки, просочившиеся через кирпич и камень, дерево и сталь, доносились издали и не сразу, а вот сколько времени прошло, он не знал. Мелькнула иррациональная мысль о том, что он слышит голоса призраков десятков бывших смотрителей, нечто вроде погребальной песни, доносившейся до него через столетие. Может, просто показалось? Или эти голоса реальны?

А перешептывание и бормотание продолжались, в них не было эмоций, они звучали как-то обыденно, и это убедило его пойти и посмотреть, в чем же дело. Он поднялся с постели, натянул джинсы и свитер, снял со стены топор – жуткое на вид неуклюжее орудие – и зашагал босиком вверх по винтовой лестнице.

Ступени были холодными, кругом темно, но он не рискнул включать свет, ведь незваный гость мог поджидать наверху. На площадку искоса падал лунный свет, отчего стоящие здесь стол и стулья походили на каких-то угловатых существ, словно замороженных в этом сиянии. Внизу шумели волны, он слышал шорох прибоя, прорезавшийся время от времени писком летучих мышей, – звук приблизился, а затем резко стих, когда ориентирующиеся по эху зверушки отдалились от стен маяка.

Он выждал секунду-другую, стараясь успокоить дыхание, затем высунул голову из полуоткрытого окна на площадке, понимая, что приподнятая его створка походит на зависшую над его шеей тупую гильотину. Глянул вверх, возможно, ориентируясь на что-то вроде собственной эхолокации, ощущение того, что в полумраке вокруг него есть нечто странное. Неуклюже высунувшись еще дальше на холод, судорожно цепляясь за раму, чтобы удержать равновесие, Саул посмотрел вверх, на тускло-серую изогнутую стену маяка, и сразу понял, в чем дело. Как и подсказывал инстинкт. Он не увидел столба света, пронзающего тьму, чтоб указать путь кораблям. Не увидел желто-оранжевого отражения сигнального света на стекле купола. Вообще никакого света, за исключением луны.

Он попятился, отошел от окна и помчался наверх, подстегиваемый праведным гневом, который заставил позабыть о болезни, сгорая от жажды отмщения. «Но Господь сказал мне: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи»[13].

Он ворвался в фонарную комнату и увидел необычное зрелище – черно-синее небо, битком набитое звездами, и три фигуры. Две стояли, одна склонилась перед выключенным прожектором. У всех троих были крохотные фонарики, и скудное освещение, казалось, лишь подчеркивало чувство их вины, их соучастие в некоем сговоре, но только в каком?

Все трое дружно уставились на него.

Он угрожающим жестом приподнял топор и нажал на выключатель. Помещение затопил поток света.

Сьюзен и какая-то незнакомая ему женщина стояли у двери к ограждению, одетые во все черное, Генри – на коленях, словно ему нанесли удар. Сьюзен смотрела с видом оскорбленной невинности, словно он набросился на них в их собственном доме, когда они сидели за завтраком. Незнакомка почти не обратила внимания на его появление, стоя со скрещенными на груди руками. Волосы длинные, красиво уложенные. На ней было пальто, темные слаксы, вокруг шеи длинный красный шарф. Она как-то плохо сочеталась с этой компанией, Генри и Сьюзен, и так посмотрела на Саула, что тот направил свой гнев на Генри.

– Какого черта вы здесь делаете? А вы вообще кто такая, а? – Он указал на женщину с бледным лицом, она была выше Сьюзен и старше ее, впрочем ненамного.

И Сьюзен, и незнакомка на удивление спокойно отнеслись к появлению рассерженного мужчины с топором. Саул даже растерялся, немного сбавил обороты, уж очень удивила его эта пауза между вопросом и полным молчанием обвиняемых, которые хладнокровно взирали на него, не обращая внимания на оружие в его руке. Даже Генри распрямился и весь как-то подобрался, на лице его вместо страха возникла неуверенная улыбка.

– Почему бы тебе не отправиться на боковую, а, Саул? – спокойно спросил его Генри. – Почему бы не лечь обратно в постельку и оставить нас в покое? Нам тут совсем немного осталось, скоро закончим.

Закончим с чем? С этим ритуальным унижением Генри? Его всегда безупречно причесанные волосы встрепаны, левый глаз подергивается. Здесь явно происходило что-то неладное, прямо перед тем, как Саул ворвался в помещение. Кто такая эта женщина, как она связана с Генри и Сьюзен? Вид у нее какой-то нездешний, точно явилась из другой вселенной. И он был почти уверен, что этот бугорок у нее под пальто не что иное, как пистолет.

Но этот снисходительный тон оскорбил Саула, и на смену растерянности и смущению снова пришел гнев.

– Черта с два я куда уйду! Вы вломились сюда, это незаконно. Вы погасили маяк! И кто это такая, а?

Но получить ответ ему было не суждено.

– У нас есть ключ, Саул, – приторным голоском, словно пытаясь успокоить Саула, заметил Генри. – И разрешение тоже имеется.

Он слегка склонил голову набок. Смотрит оценивающе. Даже насмешливо. Словно упрекает Саула, что тот неразумно прервал какое-то важное дело.

– Вы сюда вломились, – повторил Саул, раздраженный неспособностью Генри признать этот очевидный факт и одновременно ощущая тревогу при виде того, в какой расслабленной позе продолжает стоять эта странная женщина. Стоит и смотрит на него с хладнокровием вооруженного бандита. – Господи, да вы же маяк погасили! А ваше разрешение не значит, что вы имеете право шастать тут по ночам, пока смотритель спит! Да еще и приводить сюда… посторонних…

Генри невозмутимо выслушал все это, затем встал, покосившись на незнакомку и Сьюзен, и перешагнул через жидкую лужицу тени, отбрасываемую лампами с потолка, что находились под углом к прожекторам. Он подошел ближе, чем хотелось Саулу, но отступать смотрителю было некуда: два шага назад, и он свалился бы с лестницы.

– Ступай спать. Мы скоро закончим, – Генри почти прошептал эти слова, тихо и настойчиво, словно умолял Саула, словно не хотел, чтобы Сьюзен и женщина слышали его.

– А знаешь, Саул, – вставила Сьюзен, – ты как-то паршиво выглядишь. Ты болен, тебе надо передохнуть. Ты болен, и тебе лучше опустить этот тяжелый топор. Этот топор, он такой тяжелый на вид, и его так трудно держать, и ты хочешь опустить его, этот топор. Опустить, а потом сделать глубокий вдох и расслабиться, и выйти отсюда, и отправиться спать. Ты можешь положить этот топор на пол, и пойти спать, и позволить нам закончить свое дело. Мы здесь ненадолго.

Тут на Саула накатила страшная усталость, захотелось спать, и он запаниковал.

Смотритель маяка отступил на шаг, взмахнул топором – Генри прикрыл голову, чтобы защититься – и что есть силы вогнал лезвие в деревянный пол прямо у самых ног мужчины. Удар был такой силы, что руки завибрировали и одно запястье заныло.

– А ну вон отсюда! Все! Живо!

Убирайтесь из маяка. Пошли вон из моей головы. В черной воде, под полуночным солнцем те плоды созреют и в темном молчании, что зовут золотом, лопнут, и все узрят гибельную непрочность земли.