Ксеноцид - Кард Орсон Скотт Страница 41

Воображение же дорисовало все остальное, и женщина невольно задрожала.

Миро пробормотал что-то по-португальски, но потом присутствие жукера подействовало и на него самого. Зато Пликт хранила молчание. Валентина даже не могла сказать, какой была реакция учительницы. Потом же Миро сделал шаг вперед и потянул ее за руку, ведя за собой в тьму.

Эндер знал, какой тяжкой будет эта дорога для всех остальных. Ведь до сих пор только он сам, Новинья и Эла посещали королеву улья, причем, Новинья была тут всего лишь раз. Слишком беспокоящими были темнота, бесконечный спуск, без возможности применения зрения, тихие звуки, свидетельствующие о том, что жизнь и движение вокруг не затихают – невидимые, хотя и очень близкие.

– Мы можем говорить друг с другом? – спросила Валентина. Голос ее звучал весьма робко и неуверенно.

– Отличная идея, – ответил Эндер. – Им мы не помешаем. Они не обращают внимания на звуки.

Миро что-то сказал. Не видя движений его губ, трудно было понять, что он говорит.

– Что? – переспросил Эндер.

– Мы оба хотим знать, далеко ли еще? – объяснила Валентина.

– Я не знаю, куда нас ведут. Она может быть везде. Внизу здесь, как минимум дюжина детских. Но не беспокойтесь. Я уверен, что смог бы отыскать дорогу к выходу.

– Я тоже, – сказала Валентина. – Во всяком случае, с фонариком.

– Никакого света. Да, откладывание яичек требует солнца, но помимо этого свет только задерживает их развитие. А на определенном этапе он даже может погубить зародыши.

– И ты бы смог найти выход из этого кошмара втемную?

– Скорее всего. Тут можно выделить определенные схемы. Это вроде паутины… когда поймешь общую схему, тогда каждый фрагмент тоннеля становится осмысленным.

– Выходит, эти тоннели не случайны? – в голосе Валентины был слышен скептицизм.

– Они похожи на коридоры Эроса, – объяснил Эндер.

Когда он, будучи ребенком-солдатом, пребывал на Эросе, у него было немного возможностей для прогулок. Жукеры прорыли астероид, превратив его в свой аванпост в Солнечной Системе. Люди захватили его во время Первой Войны с Жукерами и перенесли сюда штаб-квартиру командования земного флота. Проведенные на астероиде месяцы Эндер в основном посвятил науке управления флотилиями кораблей в космосе. Но, видимо, он должен был узнать те тоннели намного лучше, чем сам тогда осознавал. Когда королева улья впервые привела его в свое логово на Лузитании, он убедился, что все изгибы и повороты коридоров никогда не ставят его в тупик. Они казались правильными… более того, неизбежными.

– А что такое Эрос? – хотелось знать Миро.

– Астероид неподалеку от Земли, – ответила ему Валентина. – То место, где Эндер потерял разум.

Эндер попытался было объяснить им систему организации тоннелей. Но та была слишком уж сложной. Как во фракталах: слишком много имелось возможных исключений, чтобы понять схему в подробностях – чем больше человек старался, тем более система ускользала от понимания. Тем не менее, Эндеру она все время казалась одинаковой: один и тот же раз за разом повторяемый образец. А может, когда он изучал жукеров, чтобы их победить, он каким-то образом объединился с разумом улья? Может он научился мыслить как жукер? В таком случае, Валентина была права: он утратил часть своего человеческого разума или, во всяком случае, прибавил к нему часть разума улья.

В конце концов они прошли поворот и заметили отблеск света.

– Gra?as a deus, – шепнул Миро.

Эндер с удовлетворением отметил, что Пликт – эта каменная женщина, которая ну никак не могла быть той самой блестящей студенткой, которую запомнил – тоже облегченно вздохнула. Может в ней, все-таки, тлела какая-то живая искорка.

– Уже близко, – сообщил он. – Она откладывает яички, значит будет в хорошем настроении.

– А разве это не требует уединения?

– Это в чем-то похоже на легкое сексуальное возбуждение, продолжающееся несколько часов и приводящее ее в хорошее настроение. Обычно королевы ульев живут в компании работниц и трутней, и те являются как бы продолжением их тел. Поэтому им не известно чувство стыда.

В собственных мыслях он уже чувствовал силу ее присутствия. Понятное дело, что она всегда могла разговаривать с ним. Но при таком малом расстоянии Эндеру казалось, будто королева дышит под его черепной коробкой, мучительно и тяжко. Чувствовали ли это и остальные? Сможет ли она с ними говорить? С Элой ей это не удалось, девушка не подхватила даже эха беззвучной беседы. Зато Новинья… она не хотела говорить об этом и отрицала, будто хоть что-то услышала. Только Эндер подозревал, что она попросту отпихнула чуждое присутствие. Королева улья утверждала, что пока женщины были рядом, она слыхала их довольно-таки выразительно, но не смогла устроить так, чтобы ее саму «услыхали». Случится ли что-то подобное и сейчас?

Было бы хорошо, если бы ей удалось заговорить с каким-либо другим человеческим существом. Королева утверждала, что способна к этому, хотя Эндер давным-давно уже убедился, что она не может сделать различия между уверенным предсказанием будущего и совершенно точными воспоминаниями о прошлом. Своим собственным домыслам она верила в той же мере, как и верила памяти. Когда же домыслы эти оказывались фальшивыми, она уже никогда не помнила, что предсказывала какое-то иное будущее, чем то, что уже сделалось прошлым.

Это было одним из свойств общественного разума, которое более всего беспокоило Эндера. Он воспитывался в обществе, которое зрелость индивидуума оценивало на основании его способности предвидеть результаты совершаемого выбора. В этом плане у королевы улья были явные провалы. Несмотря на всю свою мудрость и опыт, она казалась ужасно самоуверенной, совершенно как малый ребенок.

Именно это и будило страх при контакте с нею. Сможет ли она сдержать обещание? А если не сдержит, то сможет ли осознать, что натворила?

Валентина попыталась сконцентрироваться на разговоре, но никак не могла оторвать глаз от фигуры жукера. Он был меньше, чем ей представлялось – максимум полтора метра, а может и меньше. Глядя над плечами других, она видела лишь части его тела, только это было даже еще ужасней, чем если бы увидать целиком. Она никак не могла избавиться от мысли, что черный, блестящий… враг держит в смертельном зажиме руку ее брата.

Нет, не в смертельном зажиме. И не враг. И даже не существо само по себе. В нем было столько же индивидуальности, сколько в ухе или же пальце – каждый жукер был всего лишь рабочим органом или органом чувств королевы улья. В каком-то смысле королева была здесь, с ними, она присутствовала в каждой из своих работниц, в каждом трутне, даже если те находились на расстоянии в сотни световых лет. Нет, это не чудовище. Это та самая королева улья, о которой рассказывает книга Эндера. Та самая, которую он вез с собой и о которой заботился все наши совместные годы, хотя сама я ничего об этом не знала. Так что мне нечего опасаться.

Валентина безуспешно пыталась подавить собственный страх. Она вспотела и чувствовала, как ее собственная рука скользит в некрепком зажиме ладони Миро. Они приближались к логову королевы… нет, к ее дому, к ее жилищу… и Валентина все сильнее и сильнее испытывала страх. Если самой не удастся справиться, придется позвать кого-нибудь на помощь. Где Якт? Нет, придется обратиться к кому-то другому.

– Извини, Миро, – шепнула она. – По-моему, от страха я вся вспотела.

– Ты? – изумился тот. – А мне казалось, что это я.

И хорошо. Он рассмеялся. А вместе с ним и Валентина… во всяком случае, нервически захихикали.

Туннель неожиданно расширился, и все они, щуря глаза, остановились в обширной камере. Темноту пробивал луч света из отверстия в куполе свода. Королева сидела в самом центре освещенного круга. Вокруг нее толпились работницы, но на свету, в присутствии королевы все они казались маленькими и хрупкими. Высотой, скорее, в метр, чем полтора; в то время как сама королева имела метра три в длину. Рост не составлял даже половины этого размера. Надкрылия – огромные, тяжелые, похожие на металлические – отражали солнечный свет радугой цветов. Брюшко было длинным и широким; в нем могло бы поместиться человеческое тело. Словно воронка оно сужалось до дрожащего кончика яйцеклада, отблескивающего желтоватой, мутной, липкой и волокнистой на глаз жидкостью; как можно глубже яйцеклад погрузился вырытой в полу яме и вновь появился из нее. Струйки жидкости тянулись за ним словно слюна.