Эл Ригби - Завтра нас похоронят Страница 43

— Обними меня покрепче.

Я улыбнулся, проводя рукой по худым плечам. Она забралась ладонями мне под свитер. Так просто и доверчиво, совершенно естественно. Странно… но я всё время забывал, сколько ей, для меня она просто была Принцессой. Без возраста, без имени, без замашек девушек, к которым я привык в своём прошлом. Просто Принцессой. И я, кажется, любил её…

— О чём ты думаешь? — глухо спросила она.

— Ни о чём… — сейчас это было правдой.

— …Я уверен, что у тебя получится, Ник. Если ты сможешь вить верёвки из этой дамочки, страна будет наша. Почти под боком у этих красных обезьян на Востоке.

— А что дети?

— Какие дети?

— Те, кто известен под кодовым названием «неживые-немёртвые»?

— А-а. Крысята? Да ничего. В наших лабораториях им найдётся какое-нибудь применение.

— Применение? Это же дети!

— Ник. Это НЕ дети. Это неизвестная мутация. Возможно, очень опасная. То, что это произошло в той стране, не значит, что этого не может произойти у нас. Хочешь, чтобы твоя дочь, когда ты заведешь семью, стала такой? Хочешь из-за неё сдохнуть?

Оправдание. Простое объяснение, позволяющее делать то, что придёт им в голову. Политически весомое и научно значимое. Как всегда. Я промолчал. Мне продолжали говорить, чеканя каждое слово, силясь вбить их в мою голову:

— … и наша задача — её изучить.

Вот только остался один вопрос.

— А если изучить не получится? Ученые из А. не были дураками.

Терпение было потеряно.

— Ты заладил это «если»! Чёрт возьми, Красная Гроза, кто в тебя сегодня вселился? Что мы делаем с неизвестными мутациями?

Ответил уже другой голос, из темного угла комнаты. Ответил человек, сидящий на фоне герба с орлом, человек с лицом, будто вытесанным из цельного куска дерева:

— Вырезаем. Уничтожаем. Всех до единого…

Я никогда не хотел выполнять этого задания. Никогда. Но…

Она приподняла голову, и я почувствовал, как тёплые губы коснулись моих губ. С робкой нежностью, которая была такой незнакомой и наполнила слабостью всё моё тело. Прикосновения тонких пальцев… бешено стучащее в груди маленькое сердце… это казалось сном. Слишком хорошим сном для ублюдка, которым я был.

Я закрыл глаза, неуверенно отвечая, с трудом сдерживая первый порыв — зарыться пальцами в тёмные волосы, прижать сильнее. Но я не мог целовать её так, как тех, кого целовал до неё, — она была не такой, как они. Она была где-то на грани — между женщиной, с которой я хотел быть, и девочкой, о поцелуе с которой не смел даже думать. Сжав плечи Вэрди, я отстранился:

— Принцесса… ты что?

Она внимательно всматривалась в моё лицо:

— Ты не хотел этого?

Если бы ты только знала, принцесса, что ты целуешь Красную Грозу… Одного из тех, на кого в твоём детстве, которое так странно закончилось в один день… или стало вечным, рисовали злые карикатуры в журналах — рисовали на фоне звездно-полосатого флага. А если ловили, то расстреливали — с расстояния в метр, строем, так, чтобы в образовавшуюся дыру из мяса и раздробленных костей можно было засунуть руку. Но об этом не узнает больше никто.

— Прости, — она опустила голову, краснея, — Я…

Не договорив, Вэрди вдруг резко вскочила, напряженно прислушиваясь:

— Что-то грохочет… И… Робин кричит.

Я прислушался. Рычание мотора, отдалённые голоса… а ветер доносил какой-то очень знакомый запах, от которого щипало глаза и пересыхало в горле. Вместе с этим запахом пришло и ощущение — угрозы. Знакомое мне, тяжелое, заставившее моментально напрячься все мышцы. Именно это ― умение предчувствовать, мгновенно принимая решение, ― всегда помогало мне выживать.

Вэрди уже бросилась к выходу из вагона, я схватил её за руку, удерживая, быстро прижал палец к губам:

— Подожди… тихо…

Осторожно приблизившись к окну, мы выглянули. Хвост поезда уже охватило пламя. Чёрный силуэт машины Котов был отчётливо различим в пляшущем оранжевом свете. Огонь всё усиливался, горела даже промерзшая трава, видимо, чем-то политая. Вэрди хотела закричать, я быстро закрыл ей рот рукой.

Робин бежал вдоль поезда, барабаня кулаком во все окна. Я видел, что он что-то кричит, постепенно приближаясь к нам. Он не оборачивался. Возле машины замаячила высокая фигура. Я не увидел, был ли это кто-то из Котов, но заметил, как что-то блеснуло в руках этого незнакомца, он целился в спину мальчишки.

— Робин, на землю! — крикнул я, распахивая окно.

Мой крик утонул в отдаленном грохоте выстрела. Робин упал. Вэрди закричала. Я видел, как из вагонов выпрыгивали разбуженные дети, непонимающе оглядывались на огонь, на машину, на приближающихся людей — их было намного больше, чем двое… Теперь я видел, что за автомобилем Котов есть и другие. Те, кто шёл за Джиной и Леоном Кац, были одеты во все черное и прятали лица под масками. Теперь я слышал панические крики, все нарастающие, усиливающиеся, почти осязаемые. Но никто из «крысят» не пытался убежать. Дети жались друг к другу — сосредоточенно и целенаправленно, прикрывая спины. В руках многих я видел ножи, биты, просто палки, Маара держала огромный тесак… А разбуженные «живые овощи» уже подняли крик.

Джина Кац, приблизившаяся почти вплотную, замахнулась и швырнула что-то — резко и сильно, через головы детей. Это «что-то» ударилось о крышу первого вагона, и тут же она запылала. Крики стали громче. Вэрди снова попыталась броситься к двери, но я сжал её плечи, разворачивая к себе. Она рванулась, отталкивая меня:

— Пусти! Я их вожак! Я должна быть с ними!

Я покачал головой, оттаскивая её подальше, закрывая спиной вид из окна — там Джина уже хлестнула кого-то кнутом.

— Послушай, принцесса… Немедленно беги! Через тамбур — назад. И в город.

Она мотала головой, упрямо пытаясь вырваться. В глазах стояли слёзы, руки цеплялись за мой свитер:

— Пусти меня! Сейчас же! Им надо помочь!

Нет… Её не должно было быть здесь. Снова я бросил взгляд в окно, на Робина — он по-прежнему неподвижно лежал на земле, в той же позе. Незнакомые люди брали «крысят» в кольцо.

— У тебя есть друзья в городе, — я надеялся, что мой голос звучит твёрдо. — Помнишь? Приведи полицию! Приведи кого-то. Приведи Байерса! Этих задержу я.

— Но… у тебя даже нет оружия. Что если они…

Её била дрожь. На улице кто-то закричал снова, и мне показалось, что это была Карвен. Вэрди в последний раз рванулась, и вновь я остановил её:

— Ты хоть немного любишь меня, Принцесса?

Она медленно кивнула. Я легко оттолкнул её назад.

— Я обещаю, что не дам им пропасть. Быстрее!

Наконец она поняла… и помчалась через вагон назад. Я надеялся, что там, за машинами, её никто не поймает… что она сможет убежать. И лучшее сейчас для меня, чтобы она не вернулась. Потому что я видел слишком много облав и слишком много ночных охот, чтобы не знать: полиция не успеет. Она никогда не успевает туда, где нужна.

У меня действительно не было оружия. Только один из ножей крысят, коробка спичек и стоящая в углу канистра с бензином. Что ж… если они хотят воевать огнём, то будем воевать огнём. И первой я сожгу одноглазую ведьму.

Последняя часть

1. Предательница и предатель

[За несколько часов до этого]

Чарльз Леонгард стоял у окна и смотрел на силуэт молодого инспектора — помощника Рихарда Ланна.

— Включи свет, Сильва. Пусть он знает… — губы искривились в усмешке, — что ты дома и что папа тебя не поймал.

Ей было страшно так, что казалось, этот страх гулко бьется в висках. И всё же она надавила ладонью на выключатель. Комната осветилась ярким жёлтым светом, и она… увидела отца.

Белая рубашка на нем была застёгнута на все пуговицы, даже на верхнюю — хотя её он всегда расстёгивал, едва заходил в дом, словно она мешала ему дышать. Почему-то Сильва смотрела на эту пуговицу и не могла отвести взгляда. А глаза за стеклами очков холодно наблюдали за ней самой.

Отец не улыбался. И всё же девочка спокойно поправила волосы и сняла шубку. Бросила её на кровать — он следил за каждым движением, сам же стоял, не двигаясь. Под этим взглядом она начала дрожать, дрожь распространялась от коленей по всему телу. Но когда она заговорила, то услышала, что её голос звучит ровно и даже весело:

— Я тебя не ждала так рано, папа. А я вот гуляла… Как ты?

Чарльз Леонгард медленно подошел к ней. Сильва не отступила. Просто ждала. Не шевельнулась даже когда он крепко, до боли, сжал её плечи, а черные глаза оказались совсем близко:

— Куда ты ходила, Сильва?

Она знала, что теперь от пальцев отца на коже останутся синяки. И знала, что с сегодняшнего вечера ничего и никогда уже не будет как прежде. И всё же она ответила — тем же чужим, ровным, веселым голосом правильной дочки: