Анджей Савицкий - Апозиопезис Страница 45

— Астральные паразиты высасывают жизненные силы из действительности, — тихо заметил Данил. — Глядите, что творится с Варшавой. Она болеет, рушится, страдает. Теперь понятно, откуда взялись катастрофы, нанесшие городу столько ущерба: заразы, эпидемии холеры и оспы, пожары и войны. А еще резня Праги[66] и сожжение Воли, ноябрьское восстание, строительство Цитадели, шведская, прусская и российская оккупации, виселицы и расстрелы, губернаторы и наместники.

— Ну, знаете ли, с царским правлением вам еще и повезло, — буркнул в ответ, хотя и без особой уверенности, Кусов. — Но Варшава и вправду очень многое выстрадала. Так вы утверждаете, будто бы все это по причине демонов, что высасывают положительную энергию из реальности? Тогда их необходимо как можно скорее уничтожить! Тем более, что жируют они на целом гнезде миров, в том числе — и на нашем. Кто знает, как пошла бы наша жизнь, если бы не несчастья, приносимые паразитами? Быть может, мещане проживали бы в стеклянных домах, а я сам уже занимал бы какой-нибудь высокий пост при царском дворе вместо того, чтобы выслеживать террористов…

Данил прохаживался по палубе агрегата, сложив руки за спиной, интенсивно размышляя о чем-то. Он проигнорировал рассуждения полковника, бурча что-то себе под нос.

— И куда же подевались астральные клопы? — спросил он наконец.

— Наверняка, там же, куда прячутся и обычные паразиты, — пожал плечами Алоизий. — Залезли в какую-то темную дыру.

— Они кормятся положительными аспектами реальности, жизненной сутью, теплом и удачей, — тихо произнес инженер. — Когда же в городе начало происходить что-то нехорошее, они попросту сбежали. Им не хотелось прикончить своего носителя и донора, либо они хронически не выносят несчастий, смерти и испорченности. Это необходимо записать, а потом обязательно проверить.

— Я составлю тщательный рапорт по данному вопросу, — сказал Кусов. — Думаю, что как можно быстрее необходимо организовать военную экспедицию, которая очистить нашу реальность от вредителей. Это важно не только для одной Варшавы, но и для всей Российской Империи. Ведь город является частью всей нашей действительности и великой России.

— Еще поглядим, на сколько, — пробурчал себе под нос Данил, — а вслух сказал: — В настоящее время клопы не являются для нас приоритетными. Они только лишь усложняют нам жизнь, поскольку сплели друг с другом кисть реальностей-близнецов. Могу поспорить, что наша Генриетта находится в одной из них. Самый главный вопрос: в какой?!

Кусов не отрывал взгляда от гнезда проникающих один в другого городов. Практически идентичные Варшавы то накладывались одна на другую, то разъезжались. Тот город, в котором только что безумствовал ураган, поблек и отступил на задний план, измученный и покорившийся страшной судьбине.

— А откуда такая уверенность, будто бы Генриетта только одна? — спустя какое-то время отозвался полковник. — Ведь в подобных Варшавах могут проживать ее различные версии.

— Наша — только одна, — с хорошо слышимым в голосе раздражением ответил на это Данил. — Я бы рекомендовал вам думать только про настоящую, а не про ее гипотетические версии! Нам уже удалось выделить ограниченное количество версий города, теперь мы могли бы поочередно посещать их, пока не нашли бы нужную, вот только это могло бы длиться месяцами, да и опасно. Давайте попробуем сконцентрироваться еще раз, договорились? Думаем только о Генриетте, и ни оком и ни о чем ином. Никаких иных версий, никаких фантазий!

— Да что вы все время глаза колете с этими фантазиями? — вспыхнул Кусов. — В каких еще фантазиях вы хотите меня обвинить? За кого вы вообще меня считаете? За какого-то эротического мечтателя!?

— Ничего я вас не колю, но мне хотелось бы уже овладеть навигацией в этом континууме, так что в очередной раз прошу всех соблюдать умственную дисциплину, и мысли прошу концентрировать исключительно в заданном направлении. Можно обдумывать о Генриетте и приятные вещи, но можно придерживаться и сухих фактов.

На сей раз за руки они не держались. Алоизий выдвинулся на бак, двое же мужчин стояли друг напротив друга словно дуэлянты. Они поглядели один другому в лицо, строя при этом страшные мины. После этого Данил закрыл глаза и, стискивая зубы, собрался из всех сил. Кусов отвернул голову и вонзил взгляд в затуманенный, окутанный паутиной город. Он глядел на него с немым приказом, как будто бы желал заставить Варшаву подчиниться одним лишь своим взглядом.

Уже через несколько мгновений образы Варшавы начали морщиться и разрушаться. Сети, сплетенные паразитами, лопались с сухим треском; они рвались и улетали во тьму. Разумы разгневанных мужчин оказались сильнее уз паразитов. Те же, словно по приказу, зароились вокруг агрегата, оставшиеся мчались сквозь пустоту в направлении Навозника. Они обсели его всей громадой и стали ползать по панцирю. Алоизий отскочил от борта, о который только что опирался, и схватил предназначенную для сожжения ножку стула. С размаху треснул он ею по высовывающейся из-за борта голове величиной с человеческий кулак, зато снабженной приличных размеров жвалами. Что-то гадко чавкнуло и брызнуло, когда энергия уже покидала мертвое тело астрального насекомого.

— У нас неприятности, — заявил джинн. — Листовой металл материальности совершенно не отпугивает эту гадость. Сейчас клопы ворвутся на палубу, и нам хана!

— Тогда пора начать действовать решительно, по-мужски, — предложил Кусов и вытащил револьвер.

Он нацелился в Данила и отвел курок. Инженер сглотнул слюну, видя гнев и решительность в глазах офицера. Черная дыра ствола глядела на него ну точно сама смерть. Довнар почувствовал чесотку где-то посреди лба, куда, скорее всего, и был нацелен ствол. Он поколебался: то ли закрыть глаза, то ли проявить отвагу и глядеть русскому прямо в его лицо. Похоже, что гад разъярился и решил расправиться с конкурентом и находящимся в поиске мятежником в одном флаконе.

Грохнул выстрел. Пуля просвистела рядом с ухом инженера и с чмоканием впилась в ползущего сразу за спиной Данила «клопа». Инженер почувствовал волну тепла, когда паразит распадался на клочки, а поглощенная им энергия, украденная у Варшавы, освободилась в сопровождении вспышки. Само ее касание подействовало, словно приличная доза какого-то препарата. Данил испытал подъем эйфории и наполнившую его тело необыкновенную силу. Сейчас он был способен горы двигать.

— Ходу! — закричал он. — Полный вперед! Поглядите, остались всего лишь взаимопроникающие три или четыре образа города. Один из них — наверняка наш. Вот если бы Геня дала нам какой-то знак. Ну как до нее добраться?

Кусов выстрелил в очередной раз, уничтожив клопа, который вцепился в лапсердак Алоизия и тут же начал пожирать его. Джинн ругался сразу на десятке языков, прикладывая импровизированной дубинкой то направо, то налево. Полковнику тоже пришлось действовать побыстрее, потому что все больше и больше «насекомых» перелезало над краем панциря. Он уже перестрелял все свои патроны, схватил револьвер за ствол и действовал им словно небольшим буздыганом[67].

— Выдумайте-ка чего-нибудь поскорей! — проорал он Данилу. — Или давайте полетим к какому-то из этих чертовых миров, глядишь, и попадем на наш!

Данил махнул рукой и встал на носу. Он всматривался в проникающие одна в другую Варшавы, практически одинаковые, но, наверняка, совершенно разные. В конце концов, он набрал воздуху[68] в легкие, и заорал:

— Генриетта! Геня! Это я — твой Данил! Ты меня слышишь?! Подай какой-нибудь знак!

Алоизий же взвизгнул от боли и изумления, когда один из паразитов укусил его за икру. Кусов направился на помощь джинну, перескакивая через панцири ползающих по всей палубы «насекомых». Негр в одно мгновение сделался бледным, что, приняв во внимание цвет его кожи, выглядело весьма опасно. От наседавших паразитов он отмахивался с еще большей энергией.

О чудо, ни один из «клопов» не добрался до Данила. Скорее всего, они чувствовали исходящий от него запах металла и смазки и принимали его за машину. Инженер стоял на носу с высоко поднятой головой, игнорируя вопли товарищей. Навозник потихоньку дрейфовал, а точнее — падал в приближающиеся версии Варшав.

— Отзовись, Геня, — шепнул Довнар. — Прошу тебя, не медли…

Варшава, 14 (26) ноября 1871 г., 18–00

Генриетта сидела на сеннике, опустив голову на соединенные колени. На ее плечо опиралась дремлющая Габрыся. Тепло юной девушки и ее спокойное дыхание действовали успокаивающе и усыпляюще. Зузанна лежала рядом, молча, провожая взглядом спадающие с потолка капли. Геня постепенно попала в оцепенение, а потом чуть ли не задремала. Внезапно она вздрогнула, пробуждая Габриэлю, и вскочила на ноги.

— Вы слышали? — шепнула она и склонила голову. — Кто-то меня звал.