Андрей Мартьянов - Охранитель Страница 48

Да, необычно. А на необычности, как утверждает Михаил Овернский, следует обращать внимание в первую очередь.

— Н-даа, — затуманенный разум мэтра Ознара воспринял знакомый голос и попытался его идентифицировать. Получалось очень плохо. — Вместо того, чтобы заниматься делом, твердо стоять на стезе праведности и усердия, умножать добродетели и сплетать венок святости вы занимаетесь чем?.. Именно! Возмутительным и крайне несвоевременным бражничанием. Напомню, что пьянство относится к смертному греху чревоугодия. Стыдитесь.

Ну конечно, преподобный явился. Действительно, стыдобища.

Рауль с неимоверным трудом разлепил глаза. В голове гудело, язык сухой как корка, привкус во рту неописуемый ни французским языком, ни высокой латынью.

Что же ввечеру такого было? Буйный кутеж в «Трех утках»? Нет, исключено.

Мэтра как пружиной подбросило — вспомнил! Всё, в мельчайших деталях! Начиная с того момента, когда Кловис из Леклюза постучался в дверь вчерашним утром.

Не стесняясь присутствия брата Михаила ощупал себя — шею, подмышки, внутреннюю поверхность бедер. Ни намека на бубоны.

— Неужели белая горячка? — с легкой издевкой сказал инквизитор, наблюдая. — Да что с вами, Ознар? Эй? Вы меня слышите? Сколько изволили употребить? Две кварты[32]? Три?

— Че… — икнул Рауль. — Не меньше четырех. Дайте воды. Сейчас умру.

Втихомолку посмеиваясь его преподобие сходил в кабинет, отыскал кубок и развел остатки вина теплой водой. Передал страждущему. Рауль, едва не захлебываясь, выпил.

— Я терпим к человеческим слабостями, — сказал брат Михаил. — Но простите, почему мне, полномочному папскому инквизитору, надо бросать все дела и отправляться вас будить? Жак утром не достучался, госпожа Верене ему не открыла. Пришлось наносить визит лично.

— Утром? — туповато переспросил Рауль.

— Сексту недавно отзвонили, неисправимый пьяница! Я уже успел поговорить с Жанин Фаст — сидит у больного, образцовая самаритянка, — и мимолетно познакомился с бароном де Фременкур. А вы дрыхнете, источая облака перегара. Дождетесь, влеплю такое покаяние, что до глубокой старости не отмóлите.

— Покаяние? — опомнился мэтр, подавляя отрыжку. Решился: — Ваше преподобие, я грешен, благословите на исповедь…

— Прямо здесь? В спальне? Хоть бы оделись — это ж профанация священного таинства! Ладно, ладно, не вставайте. Благословляю. In Nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, Amen, — брат Михаил вынул из поясной сумочки епитрахиль и прочертил ладонью в воздухе крестное знамение. — Кайтесь. Только побыстрее, время теряем.

— Умоляю, никто кроме вас пока не должен узнать о…

— Остатки разума пропили? — повысил голос доминиканец. — Усомнились в святости тайны исповеди?

— Я не про то, — зажмурившись, помотал головой Рауль. — Вы неверно поняли, извините. Наша история так запуталась с появлением этого Жана де Партене — чума, Дороги, ведьма Жанин, четвертый всадник… Не знаю с чего начать.

— С чумы, — сказал брат Михаил. — Ибо эта проблема является наиболее острой. Хотите сказать, что господин барон болен чумой? Мне так не показалось, выглядит он малокровным, но вовсе не умирающим.

— Слушайте… Ночью я перестарался с пуатевинским. От страха. Знаете ведь как развязывается язык после неумеренного возлияния — кажется, я всё разболтал господину де Партене. Хотелось выговориться.

— Разболтали? — выпрямился преподобный. — Зачем?

— Новый элемент в мозаике, — тихо сказал Рауль. — Дороги атребатов. Он знает о них. Больше чем я, чем вы, чем Жанин Фаст.

— Любопытно, — брат Михаил наклонился вперед и соединил пальцы рук в почти молитвенном жесте. — Давайте-ка соберитесь, упорядочите мысли и рассказывайте подробно. Не верю я в такие случайности…

Его милость барон де Фременкур провел остаток ночи относительно спокойно: кошмары не мучили, лихорадка отступила, угрожающие симптомы pestis начали исчезать. Стоило бы поразмыслить над фантастическими излияниями напившегося вдрызг мэтра Ознара, — подумать только, настоящий маг-алхимик, да еще и работающий на Священный Трибунал! — однако медленно уходящая болезнь взяла свое: едва охмелевший до зеленых чертиков в глазах Рауль ушел в комнаты, мессира Жана сразил глубокий сон.

На рассвете объявилась девица Фаст — притащила медную ночную вазу, помочиться (во время этого процесса не вышла, а просто отвернулась, оправдавшись тем, что «У меня есть братья, мессир»), затем вполне добротно перевязала, опять же не испытывая лишнего смущения.

Утро прошло в блаженной полудреме — Жанин устроилась рядом на табурете, едва слышно напевая какую-то нескончаемую сагу на местном диалекте ch’ti, непроизносимой смеси фламандского, среднефранцузского и поздне-норманнского. Дважды стучали в двери со стороны дальнего входа, но мадемуазель Фаст не сдвинулась с места.

Ближе к полудню объявилась хозяйка дома — хмурая пожилая женщина с бульдожьими щеками, — приведя с собой прелата в рясе цветов ордена святого Доминика Гусмана: высокий брюнет, обладающий холодно-пронзительным взглядом и безупречным профилем аристократа-патриция времен цезарей. Видимо, тот самый брат Михаил, о котором ночью сбивчиво повествовал Рауль. Причем повествовал в контексте столь невероятном, что человек незнакомый с подлинными реалиями XIV века посчитал бы слова мэтра страшноватой детской сказкой, не более…

Преподобный куртуазно представился, осведомился о здоровье, спросил, нет ли у шевалье де Партене желания причаститься святых таинств, ибо человек, как известно, смертен? Нет? Ну как угодно. Вынужден вас покинуть, меня ждет мессир Ознар.

Взгляд у брата-доминиканца и впрямь примечательный — ощупывает, оценивает, буквально впивается глазами. Серьезный человек.

… — Жанин, будьте любезны выйти, — спустя примерно час брат Михаил вернулся вместе с Раулем. Последний был насуплен и зеленоват ликом. Похмелье в наилучшем виде. Точнее, в наихудшем. — Помогите мадам Верене по хозяйству. Если понадобится, мы вас позовем.

Девица Фаст безропотно подчинилась.

— Насколько я понимаю, мессир, — без предисловий начал монах, усаживаясь рядом с кушеткой, — после обстоятельной беседы с мэтром Ознаром прошедшей ночью вы полностью отдаете себе отчет в том, кто я такой и какими полномочиями облечен?

— Да, ваше преподобие.

— Прекрасно, прекрасно… Я могу рассчитывать на вашу откровенность, барон?

— Разумеется.

— Еще лучше. В таком случае скажите, когда вы получили жалованную грамоту на титул и лен Фременкур?

— Пятого ноября тысяча триста седьмого года, в Париже, замок Консьержери, из рук хранителя печати королевства Франция Гийома де Ногарэ.

— То есть сорок полных лет и еще четыре месяца тому?

— Истинно так, ваше преподобие.

— Как вы это объясните с учетом вашей молодости?.. Впрочем, я поставлю вопрос иначе. Когда вы родились?

— В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году от Рождества. Это получается… Да, правильно, шестьсот тридцать шесть лет вперед.

Рауль тяжело закашлялся.

Брат Михаил наоборот, и бровью не повел:

— Я так и предполагал… Именно так и предполагал. Ваше имя показалось мне знакомым. Некий Жан де Партене проходил в изученных мною документах по обвинению парижского Тампля, числясь братом-мирянином в «Сообществе головы Иоанна Крестителя». Раскрытие дела храмовников в Ла-Рошели ваших рук дело?

— Признаюсь — моих.

— Тогда Жен де Партене бесследно исчез — примерно в десятых числах декабря триста седьмого. Исчез вместе с некоторыми бумагами, представляющими исключительный интерес для авиньонской курии. Большая часть манускриптов касалась… — брат Михаил сделал многозначительную паузу, — касалась явления, называемого тамплиерами «Trou», Прореха.

— И это верно, ваше преподобие. Думается, вы очень подробно занимались делом Ордена Храма Соломонова.

— Оно не закрыто до сих пор.

— Неужели?

— У меня есть все основания полагать, шевалье, что моя нынешняя миссия в Аррасе, как чрезвычайного посла-инквизитора Апостольского престола напрямую связана с той давней историей… Прорехи. «Trou». Здесь их именуют «Дорогами».

— Святой Исидор Севильский… — Жан де Партене закрыл ладонью лицо. — Вот не ожидал, что сгинувшие призраки прошлого однажды настигнут меня. Да еще при таких обстоятельствах.

— Поможете? — прямо спросил преподобный.

— Ну какой из меня помощник?.. На ноги встать не могу.

— Мэтр Ознар утверждает, что вы выздоравливаете. Мне не требуется ваш меч. Чтобы победить воплощенное зло мне нужны знания.

— Хорошо, — вздохнул мессир барон. — Объясните внятно, что происходит. А то из бессвязных речей мэтра я разобрал в лучшем случае половину: запретите ему столько пить!..